Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

– Мы заостряем вопрос с уборкой хлеба и считаем положение на селе чрезвычайным не потому, что его может не хватать для питания населению. На эти цели нам нужно 350-370 тысяч тонн зерна. Никаких сложностей с этим не будет. Это зерно уже давно на элеваторах. Но нужно понимать, что грубых кормов для животноводства в результате непогоды нынче меньше, чем в прошлые годы. Значит, нужен зерновой фураж.

А это минимум еще 700-800 тысяч тонн. Как раз половина этого фуража еще лежит в поле. Уберем его – будет корм скоту, будут продукты животноводства, повысится зарплата и благосостояние селян.

А у нас как порой относятся к людям?

Я вам расскажу.

В Голышмановском районе по пути в Аромашево – вижу в поле одинокий трактор. Подъехал, выхожу – встречает женщина – тракторист. Разговорились. Она не только в районе или в области, не знает даже обстановки в своем хозяйстве.

– Спасибо – говорит – хоть вы остановились, а то с утра уже 28 легковых машин промчались и все мимо. Все начальство едет. Все занятые. До нас, рабочих дела нет. Она секретаря райкома ни разу не видела. Не знает, какой он и есть.

Говорящий смолк и строго осмотрел зал. Присутствующие напоминали мумии – были недвижны, многие побледнели и уставили глаза в стол. Казалось, жизнь покинула этот замороженный властью зал. Секретарь обкома недовольно хмыкнул горлом и продолжил.

– Вот вам пример махрового бюрократизма. Вот товарищ Ищенко, – он показал пальцем на секретаря райкома, – так вы и работаете, таковы и результаты... Я вам скажу товарищи, и хозяйственники и партработники: Чем сложнее обстановка, тем чаще нужно встречаться с людьми. Для этого мы всегда должны находить время.

Нельзя допускать нервозности и грубости. Механизаторы и так работают с предельным напряжением, они не виноваты в отставании.

Поздняя весна и дождливая осень чрезвычайно усложнили условия уборки. Под угрозой гибели сегодня сто тридцать тысяч гектаров хлеба. Но не все зависит от погоды. Об этом говорят показатели работы районов. Одни организованно используют каждый час положенного времени, другие паникуют, создают нервозность в коллективах, третьи пали духом и выжидают. А что ждать сидя в кабинетах? Нужно советоваться с людьми и разъяснять, что хлеб сейчас нужен, прежде всего, для самой деревни, для фуража. Мы не имеем права сократить почти двухмиллионное стадо крупного рогатого скота.

Слушая уверенный голос секретаря, Валентин вспомнил первые годы его работы. Прибыл он в область, когда ему едва исполнилось сорок один год, и сразу стал вникать, прежде всего, в работу сельского хозяйства. Это было объяснимо, поскольку в то время оно было самым крупным в области производством. Своим первым посещением свинофермы в ЗауралНИИсхозе он произвел фурор и на животноводов и на руководителей. К такой деловитости и конкретности они не привыкли.

Об этом событии с восторгом рассказывал заведующий свинофермой.

– Залез прямо в клеть, сгреб поросенка-трехмесячника за ляжку, поднял и говорит: «Не докормлен!» Вот ё, кэ, лэ, мэ, нэ! У директора так челюсть и отпала. Он сам-то никогда к свинье не притрагивался. А этот прямо в кормоцех прет – все своими руками перещупал: «Какой – говорит – у вас рацион? Привесы суточные какие? Где журнал регистрации привесов?» Видать, умный мужик. Дело будет!

И действительно – молва об этом поведении секретаря пронеслась по всей области. Партийные и хозяйственные работники кинулись на фермы. Стали наводить порядок, более конкретно решать вопросы.

Секретарь замолчал, задумчиво оглядел зал, потом несколько секунд смотрел в стол, как бы решая, стоит ли говорить сегодня еще об одной наболевшей теме, наконец, начал душевно и спокойно.

– Вообще нужно задуматься о структуре питания людей. До каких пор мы будем кормить рабочего человека жирной свининой, говядиной от коровы, из которой десять лет доим молоко, а к старости пустим ее под нож. Пора заняться мясным скотоводством. А почему мы не можем дать рабочему мясо индюшек и других птиц? Все это возможно и нам предстоит в корне менять состав стада крупного рогатого скота, развивать птицеводство. Хватит дремать сельскому хозяйству – вносите предложения.

Воспоминания вспыхивали и проплывали в мозгу Валентина быстро, не прерывая сосредоточенного внимания на происходящем в зале.

Он привык видеть секретаря в официальной обстановке. В обкоме в наглаженном, строгом костюме. В командировке на селе – в простом пиджаке, серой рубашке без галстука, на голове огромная серая из грубой ткани кепка.

Лишь однажды Валентину пришлось присутствовать на обеде после завершения бюро одного из сельских районов. Секретарь обкома посетил этот район впервые. В совхозной столовой – все руководители хозяйств. Обычное меню – уха из карасей, жареное мясо с картофелем, салат из капусты. Но как начать застолье? Ведь по традиции в буфете приготовлен ящик коньяка.

Секретарь райкома выставил для пробы одну бутылку. Все торопливо стали брать хлеб, пробовать салат, сами ждали, что же будет дальше.

А секретарь взял ложку и сказал, кивнув на бутылку:

– Давайте обойдемся без этого.

Но руководитель райкома, напряженно улыбаясь, продолжает настаивать:

Так сухая ложка,– говорят, – рот дерет! Да и рабочий день уже закончился.

Секретарь глянул на него спокойно и серьезно.

– Наше с вами рабочее время не кончается никогда.

Злополучная бутылка так и осталась стоять не открытой до конца ужина.

При всей внешней сдержанности и спокойствии секретарь в сложные минуты мог проявлять исключительную жесткость и требовательность.

Валентин помнил, как на планерке при сооружении первой очереди Боровской птицефабрики, строители и монтажники оборудования перессорились. Выходило, что цех не будет пущен даже к началу морозов. Секретарь в заключительном слове сказал:

– Вот вам три недели на все про – все и чтоб цех заработал.

Кто-то в зале от неожиданности громко сглотнул слюну. Глаза секретаря уставились на него.

– У кого там в горле пересохло? Я сейчас пить подам!

Произнес он жестко.