Книга жизни - Сабир Рустамханлы

Каждый раз, когда по горному серпантину еду в Шушу, непроизвольно мне вспоминаются строки Наби Хазри, положенные на музыку;

Как тянутся в горы пути и дороги,

В цветущие кущи - крутые дороги...

Останавливаешься на одном из этих поворотов, чтобы перевести дух, окидываешь взглядом эти прижавшиеся друг к другу цепи гор, заглядываешь в бездонные ущелья, погружаешься в этот прекрасный и величавый мир - и вспоминаются старинные, то лукавые, то печальные карабахские баяты:

Занялась заря огнем,

В Карабахе - Ханский дом.

Между двух грудей забыться б

Сердцу беспечальным сном...

Над Тертером дом у них.

Одеяло на двоих.

Мне бы с милою обняться,

Пусть бросает в пот двоих.

Карабах...

Что за кара, Карабах?

Будь же проклят лиходей,

Карабах совсем зачах...

Скала Эрим-гапди (Мой муж вернулся). Красавицы Шуши, похожие на прекрасных лебедей, с этой скалы смотрели на петляющие дороги - здесь они ожидали своих желанных, которые ездили на отхожий промысел, работу в низине или на ратные дела. Когда подъезжавшие к Шуше преодолевали последний поворот, женщины узнавали своих мужей и с радостью восклицали: "Мой муж вернулся!".

В этих словах время сохранило свидетельство женской верности, преданности! Об этой верности прекрасно написал в своих стихах поэт Мамед Араз.

С чего начать, когда говоришь о Шуше, что выделить? Ее красоту? Море цветов, радующих глаз всю весну и лето? Умиротворяющее безмолвие снежного "одеяле", покрывающего зимой все вокруг? Памятники города или великих творцов культуры, родившихся здесь? Веселые, игривые беседы, или красавиц, собирающихся у родника, при виде которых невольно вспоминаются "красавицы, подобные зеленоголовому селезню", воспетые Вагифом, Джидыр-дюзю - знаменитое плато, место скачек, или притягательное Дашалты - ущелье под скалой, Чанак-кала - "крепость-чаша", или память, оставленную о себе поэтессой Натаван-Хан-кызы? Известный всем в Азербайджане родник Иса-булагы или густые чащи с глубокой завораживающей тишиной? И пронзительные "Журавли" М. П. Вагифа, и газели Натаван, написанные слезами и печалью, и вулканическая мощь оперы "Кероглу" Узеира Гаджибекова, и пьесы Н. Б. Везирова, А. Ахвердиева, изобразивших глубокие пласты народной жизни, и уникальные, колоритные романы Ю.В.Чеменземинли "В крови" и "Родник девушек" и головокружительные фифитуры Бюльбюля и Хана Шушинского, ошеломлявшие даже самих соловьев - все это родилось или созрело в жаркой душе в Шуше, напоено этим воздухом, этой землей, живущими здесь издревле культурными традициями. Кажется, сам бог создал этот город, чтобы он рождал и окрылял таланты, каждый из которых явил собой отдельную страницу азербайджанской культуры, целый этап в духовной жизни народа.

Шуша - яркое свидетельство военного таланта и прозорливости Панах-хана, избравшего это место в качестве центра Карабахского ханства. Горы подняли город на свои плечи, будто намереваясь показать его всему миру. С трех сторон город окружают суровые кручи, встающие неприступной стеной, высотой не менее 200 - 300 метров. Возможно, что и название города происходит от слова "шуш" - "шиш" (островерхий), если представить торчащие окрест кручи. С восточной стороны, где город повернут в сторону долины, как продолжение круч были возведены крепостные стены, которые в настоящее время восстанавливаются.

Этот город дорог нам еще и потому, что в его архитектурном решении принимал участие наш великий поэт М. П. Вагиф (1717 - 1797), бывший визирем при хане. В свое время в Шуше ряд общественных и административных зданий был возведен под его руководством.

Грустное сравнение. Смотрю на Шушу, и почему-то мне вспоминается царь Петр I и его величественный Петербург.

Россия была на подъеме. Стремясь "пробить окно в Европу", раздвинуть империю, выйти к океану, ценой неимоверных усилий и жертв царь заложил город на Неве. В Азербайджане, переживавшем упадок и раздробленном на части, владетель небольшого ханства, Панах-хан, перед угрозой набегов и нашествий могучих держав, счел необходимым отгородиться горами и избрал местом столицы высокогорное плато.

Странное сопоставление? Но, если вдуматься, этот контраст отражает исторические условия. В обоих случаях, личность действует в соответствии с временем и ответственностью перед собственным народом.

В прошлом столетии Шуша была одним из самых больших торговых и культурных центров Закавказья. К началу нашего века население ее достигло 50 тысяч человек. (Для сравнения скажем, что сейчас население города более 10 тысяч человек). В городе было около пяти тысяч основательных жилых зданий, общественных сооружений. Было запланировано подвести сюда железную ветку.

Сохранился рисунок Шуши второй половины прошлого века. Без этого свидетельства трудно понять, почему город получил название "маленького Парижа".

Я стою на Джидыр-дюзю, на краю глубокого ущелья, внизу с шумом течет река Дашалты; вокруг раскинулись снежные вершины и неприступные стремнины и среди них до сих пор сохранилось одно из убежищ Ибрагим-хана. Действительно, воинству тех времен не подступиться было к этому гнезду.

Я смотрю в пропасть, в сторону леса Топхана, и поражаюсь каннибальской одержимости Каджара, который, пытаясь взять Шушу, приказал выложить дно ущелья Дашалты седлами и прочими предметами - хочу представить себе, какой же численности была армия Каджара...

Когда оглядываешь окрестность, вдыхаешь опьяняюще чистый воздух, уже не удивляешься тому, что земля эта родила столько талантов, стала колыбелью вдохновенного искусства. Это искусство является продолжением, окружающей природы.

Богатство Шуши, талант ее мастеров, ее художников всегда привлекали иноземных завоевателей.

Каждый год из ее рыночных площадей, мастерских ремесленников, силой уводили в другие страны многочисленных "Уста Али" - подлинных мастеров своего дела, но кладезь талантов не иссякал, Шуша отстраивалась вновь и вновь, появлялись новые и новые таланты: на месте увезенного "Уста Али" каждый раз находился новый, столь же блистательный и искусный. Впрочем, такое "изобилие талантов" было свойственно и другим городам средневекового Азербайджана.

Всякий раз, слушая у родника Иса-булагы поистине соловьиные голоса местных певцов, вспоминая неувядаемое мастерство известных шушинских ханенде, которым семьдесят-восемьдесят лет - не помеха, невольно склоняешь голову перед неиссякаемым родником талантов, перед благословенной шушинской землей.

Думы на Джидыр-дюзю. Когда я впервые направлялся в Джидыр-дюзю, мне казалось, я увижу широкую равнину. Увидел же небольшой пятачок, совершенно не подходящий для настоящих скачек. Неужели не нашлось более подходящего места для скачек, чем здесь, в частоколе торчащих скал, - думал я.

Я примостился на одной из глыб. Дальше, над крутизной, куда не всякий полезет, на камне запечатлены автографы нашего озорства и беззаботности, память о давнем хорошем дне - вместе со своими сверстниками мы решили "увековечить" свои имена... Сейчас-то я, наверно, не стал бы заниматься такими художествами. Звуки реки Дашалты доносятся как будто из другого времени. На сердце у меня удивительно легко. Как легко и дышится в Шуше...

Джидыр-дюзю был свидетелем многих событий: и народных празднеств, и народного горя.

Я вспоминаю письмо Каджара и ответ Вагифа из драмы Самеда Вургуна "Вагиф". Кажется мне, что свое дерзкое послание Вагиф писал на этом самом месте. Каджар же читал письмо на той стороне, на противоположных кручах и, придя в ярость, проклял эти места.

Джидыр-дюзю слышал крылатые слова Вагифа. Слышали предсмертную мольбу обреченного поэта: "Сначала убейте меня, чтобы я не видел казни собственного сына".

Огненное сердце великого поэта взошло из-под земли: здесь сейчас возвышается его мавзолей, орнамент которого напоминает тончайшие кружева мугамов.

Я смотрю на этот мавзолей, и вспоминаю яркие праздники поэзии, которые мы проводили здесь каждое лето, - дни поэзии Вагифа, Сколько их, гениальных личностей, прославивших небольшие, подобно Шуше, города Азербайджана, могилы их, святыни народной памяти, рассыпаны по всему Азербайджану: в Тебризе - Хагани, в Гяндже - Низами Гянджеви, в Ардебиле - Хатаи, в Казахе Видади, в Шемахе - Сеид Азим Ширвани и Сабир, в Куткашене - Исмаилбек Куткашенский, в Агдаме - Натаван, в Нахичевани - Найми... Гусейн Джавид...

Мысль моя движется дальше, и я вспоминаю города за пределами Азербайджана: в Конье - Шама Тебризи, в Алеппо - Насими, в Багдаде - Физули.

А те, кто сгорел дотла, от кого не осталось даже могилы, подобно Хади.

А те, кто погиб в далеких просторах Сибири... Апшеронские колодцы, дно Каспия, безжизненные заброшенные острова - где только не истлевал их прах...

Были времена, когда каждая округа в Азербайджане будто соревновалась с другой, кто больше родит талантов, чей вклад в азербайджанскую культуру окажется большим. Тебризи, Ардебили, Марагалы, Гянджеви, Ширвани, Бакуни, Бейлагани, Нахичевани, Ордубади, Земджани, Хамадани, Иревани - за этими псевдонимами, обозначавшими исконный адрес, стояли целые поколения крупнейших поэтов, ученых, художников, ремесленников, врачей, философов. Сейчас же будто иссякают таланты, суживается их география. Все собираются в Баку... А затем...