Книга жизни - Сабир Рустамханлы

Работник музея Камран-киши сам напоминает экспонат старины. Порой он вступает в нашу беседу, и мы ощущаем дыхание давно забытого мира.

Особо хочу поговорить о трех ценных экспонатах музея хлеба.

Прежде всего, это хлеб, побывавший в космосе, оказавшийся в самых высях неба. Директор Дома космонавтов в Звездном городке Н. И. Ефимченко, услышав об открытии в Агдаме такого музея, послал письмо и этот хлеб. Прекрасный подарок!

Ценность этого куска хлеба еще и в том, что он возвращает наши мысли к земле. Как бы ни возвысился человек, чего бы не достиг, без хлеба ему не жить. Слава человеку, вырвавшемуся из земного притяжения и воспарившему до небес! Куда хуже, если так "воспарит" цена хлеба... Хлеб помогает человеку устоять на земле! Земля же у нас под ногами! Часто мы даже не обращаем на нее внимания. Я думаю о тех, кто превратил нашу землю в болото мазута, обрек почву на эрозию, отравил невиданными раньше ядохимикатами, разрушил варварской эксплуатацией, наконец, тех, кто не знает цену земле, в которой покоятся наши предки, кто превратил землю в предмет купли и продажи, в источник личного обогащения - я думаю о них и говорю, слава тебе, родная земля, за твое долготерпение, за то, что ты не отвернулась от нас. Только ты и в состоянии выдержать такие напасти! Стоит тебе отвернуться от человека, хотя бы на год - и будут перечеркнуты миллионы лет человеческого опыта, человеческого труда. Сокровищница опыта и памяти, накопленная капля за каплей, в один миг исчезнет в пугающей пустоте, подобной "черным дырам" во вселенной.

Второй экспонат еще более впечатляющий! Все время мы призываем уважать хлеб, ценить землю, ценить труд землепашца, но никогда я не встречал такого небольшого кусочка хлеба, который без лишних слов вызывал бы столь великое благоговение. Это был дневной паек, который выдавали в осажденном Ленинграде во время Веской Отечественной войны. 125 граммов черного хлеба. Ленинградка Канаева Галина Андреевна сберегла свою однодневную норму, чтобы этот кусочек хлеба стал уроком будущим поколениям. Через сорок лет, узнав об открытии музея, она сама приехала в Агдам и свой "дневной паек" передала в музей. Здесь же и фотографии Г. А. Канаевой, снятые в Агдаме. Я склоняю голову перед широтой души этой русской женщины, с которой никогда не виделся, склоняю голову перед ее сединами, я склоняю голову перед этим крохотным кусочком черного, заплесневелого хлеба и вновь осознаю такую истину: мы многим обязаны нашим матерям, может быть, самим существованием этого мира обязаны Матери-земле и родившим нас Матерям!

Можно ли сравнить самого человека и этот кусочек черного хлеба, величиной со спичечную коробку? Но осознаем, что в осажденном Ленинграде этот "спичечный коробок" и был, ценою в жизнь человека и сотни тысяч людей погибли из-за отсутствия такой "малости".

Этот кусочек хлеба - урок жизни, крик о ценности и хрупкости жизни! Он учит всех, кто не знает цену хлеба!

Глубоко волнующим является третий экспонат. Это - земля Сталинграда! Горсть орошенной кровью земли, помнящей последний удар сердца тысяч наших бойцов!

Эта земля дарует нам хлеб, эта земля - последняя наша обитель!

Камран-киши говорит: "Когда хлеб становится дорогим, жизнь становится дешевой!".

Виды пшеницы, говорящие о благодатности земли, о ее возможностях преодолеть голод, накормить человечество: туранская пшеница, исфаганский перни, апшеронская рожь, арабская, египетская, иранская, муганская пшеница, шарозернистая, современные виды - кавказская, "Севиндж", "Азербайджан"...

И наряду с ним, радующие глаз разновидности хлеба! В Азербайджане известны десятки видов выпечки. В музее наряду с азербайджанским, демонстрируются виды хлеба из Самарканда, Дагестана, Грузии, Урала.

Хлеб, который хранит в себе тепло сердец наших матерей, тепло их рук.

Я смотрю на хлеб и вспоминаю, как в начале пятидесятых годов, Когда прошла жестокая засуха, соседка, муж которой погиб на фронте, на садже поджаривала ячмень, растирала его между складок скатерти, а потом, очистив от шелухи, ложкой делила его между своими детьми. Эта сцена так отчетливо врезалась в мою детскую память, что я и сейчас, когда пишу эти строки, ощущаю тепло того саджа, затухающее пламя подложенных головешек, и помню страдальческое лицо этой женщины, ее натруженные руки, очищающие шелуху "молотого" ячменя. Я вижу эту сцену так ясно, будто произошла она час тому назад.

И еще ясно помню аромат круглого муганского хлеба, испеченного Захра-биби - тетей Захрой. Захра-биби была общей любимицей и самой искусной в нашем роду мастерицей печь хлеб, цвет ее хлеба походил на цвет ее лица, когда она занималась любимым делом, - нигде больше я не встречал хлеба подобного тому, что пекла Захра-биби в одном из сельских дворов, в Пушкинском районе.

Я вспоминаю хлебный базар Самарканда. Огромные, величиной в круглый поднос, лепешки, выставленные вдоль стены, напоминали выставку хлеба: на каждом из них был свой рисунок и своя надпись.

Я вспоминаю, как моя мать пекла в тендире лепешки, каждая из которых была длиной в вытянутую руку, вспоминаю, как мы собирались вокруг тендира, как норовили отломить ломоть от горячего, душистого чуда, чтобы тут же умчаться на улицу, в поле, какие это были прекрасные мгновения - тогда казалось, что они будут вечными, никогда не кончатся - наивные детские чувства, впрочем, только издалека кажущиеся наивными.

Прежде чем выйти из музея, я вновь подхожу к повешенной на стене карте и рассматриваю ее. Карту эту сделали в Закаталах. Карта Азербайджана! Сделана она из зерен пшеницы, риса, кукурузы, гороха!

Самая прекрасная и самая благодатная карта в мире? Невольно я повторяю как заклинание: всегда будь такой, Родина моя, пусть твои земли будут плодородными, твой стол обильным, чтобы хлеб - всему голова - всегда был в чести и почете, чтобы никогда не иссякла твоя вера в святость хлеба!

Чтобы никогда люди, с которыми ты делила хлеб-соль, не забывали это, не оскверняли память об общем хлебе!

Ковер.Ковроткачество - корневое азербайджанское искусство. Лучшие мастера ковроделия в Закавказье - азербайджанцы и, как отмечают специалисты, из ста знаменитых в мире кавказских ковров - девяносто являются азербайджанскими.

Вытканные в средние века в Карабахе ворсовые и безворсовые ковры хранятся в Берлине, Лондоне, Нью-Йорке и ряде других музеев мира. В свое время карабахские ковры были украшением выставок в Париже, Вене, Петербурге, Москве.

Ковры, которые мне довелось увидеть в Карабахе - в домах, в музеях являются подлинными произведениями искусства. В Джебраиле, в маленьком музее хранятся разнообразнейшие ковровые изделия, использовавшиеся в быту, что само по себе говорит о том, какое место занимали ковры и ковроткачество в нашей жизни. В этом музее я встретил давно забытый предмет - инструмент для валяния войлока, странный "механизм", напоминающий древние арфы.

После открытия в Баку специального музея ковра, интерес к этому уникальному художественному творчеству еще более возрос. Даже те народы, которые не занимаются ковроткачеством, вознамерились открыть музеи ковра. Но где найти экспонаты? Вновь пришлось обратиться к Азербайджану или к азербайджанским селам в Армении и Грузиию Тратились огромные деньги, чтобы закупить их... Сколько извращений оказалось в созданных подобным методом музеях, сколько фальсификаций? Но ведь шила в мешке не утаишь. У ковра есть свой язык. Ковер - это азбука, слово, история! Нам известны корни любого орнамента азербайджанского ковра, каждый его символ - это своеобразный язык, на котором говорили древние мастера. Язык ковра - это язык народа, который его создал, и он говорит с ним на этом языке!

Из наших сказок. Плененная девушка, чтобы сообщить о себе своему нареченному, в какой части города, в каком подземелье она спрятана, каким способом можно отсюда вырваться - прибегает к помощи вытканного ею ковра. Нареченный ее, увидев ковер, понимает язык "сообщения", "карта" на ковре прокладывает ему путь.

Одна из тайн карабахских ковров заключена в шерсти овец особой местной породы.

Однажды писатель Сабир Ахмедов, показав мне на базар около реки, сказал, что раньше здесь была красильня. Разноцветные нитки развешивались для сушки, и казалось, все цвета мира собраны здесь.

Потом эти нитки превращались в сказочное многоцветье наших ковров.

Такие красильни, можно сказать, были вo всех районах Азербайджана... Сейчас, к сожалению, их число поубавилось.

* * *

Карабах! Зеленые луга с еще не высохшей росой, сельские дома с окнами навстречу солнцу, высокие тополя вдоль дороги, напоминающие воткнутое в землю журавлиное перо - от этой панорамы возникает такое пронзительное чувство родства, что я невольно шепчу про себя: "Здравствуй, мое благословенное поле, мое благословенное село, моя благословенная земля! Вечного плодородия вам!".