Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

замерев там пламенными буквами. Сидевшая неподалеку Белла тихонько вздохнула от восторга. Мэтр Баласи одарил ее ласковым взглядом темных глаз и польщенно погладил свою тщательно завитую огромную бороду. Великий астролог всем стихиям предпочитал Огонь и не скрывал этого, а уж перед девичьим восхищением попросту таял.

Это они выяснили еще пару недель назад благодаря Одили, которая на первой их контрольной не только блистательно ее сдала, но и вышла от учителя с головой, шедшей кругом от часовой лекции, в которой мэтр нечувствительно перешел от вопроса о базовых предохранительных щитах при вызове простейших духов к применению положения созвездия Скорпиона к изменению погоды на предстоящую зиму. Как она сказала, требовалось только ловить каждое слово учителя и задавать почтительные вопросы, когда он немного выдыхался.

– Заметим, дорогие, что данный элемент должен быть выписан особенно тщательно, поэтому прошу вас, как, впрочем, и всегда, не торопиться, вникнуть, отпечатать его на табличках своего сердца и лишь потом, сосредоточившись…

Ксандер послушно сосредоточился, закрыл глаза и помедлил, прежде чем, склонившись над вполне прозаической табличкой – ни бумаги, ни пергамента, ни, упаси все силы, папируса мэтр Баласи не признавал, – повторить изящный символ в мягкой глине. Мэтр тем временем поднялся с места с грацией матерого быка и пошел вдоль рядов, продолжая помахивать дымящейся палочкой в такт шагов и полета мысли.

Ксандеру мимолетно подумалось, что он ни разу не видел, чтобы профессор собственно курил.

– Должен заметить, что… прекрасно, прекрасно, Исабель… иногда нужно учитывать детали складывающейся атмосферы, так сказать, движений эфира… Внимательнее, Леонор, вот здесь лучше так, резким взмахом – да, именно…

Ксандер закончил и стал придирчиво изучать получившееся, краем уха слушая гудение профессорского баса.

– Итак, должен предупредить, что при некоторых обстоятельствах стоит учитывать, нет ли полнолуния… Безупречно, поздравляю, Ксандер, но – да, вот этот изгиб помягче… К примеру, данная формула может дать сбой, если Луна при этом будет в Змееносце. Это, конечно, совсем не ваш курс, даже базовая астрология у вас будет только в следующем году… да. Мы еще об этом поговорим. Джандоменико, осторожнее, вы ведете линию направо. Это опасно, я даже могу предположить, что результат может оказаться для вас фатальным…

Кто-то в классе прыснул, но широкоплечий Джандоменико так грозно зыркнул в сторону насмешника, что тот предпочел затаиться. Мэтр только сокрушенно поцокал языком и двинулся дальше.

– А здесь у нас… О-о-о, Адриано, мальчик мой, так же нельзя! Смотрите, так вы окажетесь… я даже затрудняюсь представить себе, где вы так окажетесь, но точно не в мире живых! Нет-нет, прошу вас, не исправляйте, по крайней мере, не так!

Мэтр барсом метнулся вперед, в мгновение ока выхватывая из рук Адриано злосчастную табличку, грозно нахмурился на нее, и глина покорно превратилась в мягкий ком у него в руках. Привычным движением он придал ей прежний вид, только первозданно чистый, и навис над перепуганным венецианцем.

– Вот, глядите, давайте разберем по порядку…

Ксандер не знал, каким Баласи был астрологом, но доходчиво объяснять он умел до гениальности: не прошло и нескольких минут, как сначала безрассудный венецианец, вдруг постигший урок, увлеченно закивал, а за ним просиял и мэтр. Вновь величаво благосклонный, он удовлетворенно изучил получившийся у Адриано результат и нежно и осторожно погладил его по голове, прежде чем возобновить обход.

– Так, госпожа моя Одиллия… Прелестно, прелестно. Вообще девушки гораздо старательнее. Я еще в мое время полагал – и докладывал, уверяю вас, – что запрет женщинам учить грамоту исключительно вреден для царства. Да. Но учтите, цветы моего сердца, что мудрых редко слушают…

Гороподобный мэтр двинулся дальше, и фламандец услышал облегченный вздох Одили – привычке к обилию крепких благовоний Баласи не изменял, а обоняние у нее было чувствительное, склонное по малейшему чиху устроить ей неплохую мигрень.

– Выходит, что символы есть у всего? – вдруг подала голос Леонор, откладывая свой стилус. Кто-то – похоже, Алехандра – хмыкнул, как бы намекая, что такой простой вопрос только вилланы и могут задать, но Ксандер заметил: много кто в классе навострил уши, а профессор и вовсе просиял.

– Именно так, моя девочка, – с удовольствием ответил он. – У всего и у всех. Потому что у всего и у всех есть истинное имя, выражающее суть, и только с этим мы и имеем дело, знайте!

– И у людей?

– Конечно, – важно отозвался он. – Именно истинное имя дает власть, над человеком ли, над местом ли. Поэтому они, как правило, держатся в тайне, вот даже у вилланов считается, что полное имя человека никому говорить нельзя, порчу там наведут или еще что, хотя это, конечно…

– Власть? – выдохнул Франсуа. – Но мы же…

– О, я не про вас, дорогой мой господин де Шалэ, – отмахнулся Баласи. – Если вы думаете, что сможете, зная чье-то истинное имя, управлять им как марионеткой, то успокою вас: тут нужны умения и силы куда как больше ваших!

– Но такие люди есть? – деловито поинтересовался Педро. – Кто могут?

– Есть, – тон Баласи стал необычно сухим. – Поэтому я бы вам советовал свои истинные имена не сообщать кому попало… когда вы их узнаете. Впрочем, узнаете вы их на свое совершеннолетие, а до того, надеюсь, обретете достаточно мудрости.

Класс примолк, переваривая эту информацию. Баласи же безмолвно, против своего обыкновения, прошелся между ними, о чем-то напряженно думая, а когда наконец остановился, тряхнул головой, словно отбрасывая неприятную мысль.

– У вас будет задание, – после паузы произнес он, дохнув на новую палочку, послушно на этом начавшую тлеть. Ученики как один упоенно вздохнули, как всегда, когда преподаватель символистики не утруждал себя символами. – Попробуйте вычислить, применяя ту же логику, адаптацию символа для перемещения во двор вашей башни. А теперь прочь, прочь, мои милые, на улице такое солнце!

Солнце и в самом деле было славным, и упускать его было бы обидно: со времени их эскапады в День мертвых прошло уже три недели, ноябрь полновластно вступил в свои права, и даже над горной долиной Трамонтаны солнце все неохотнее поднималось над горизонтом и все быстрее торопилось назад. Листья понемногу облетели, устилая жухлую траву и дорожки золотым и багряным ковром, а небо стало казаться особенно прозрачным, и все ярче светили на нем звезды, как будто стараясь служить дополнительным материалом к астрологическим штудиям.

Земля же остывала неохотно, и тем приятнее было делать разнообразные домашние задания на свежем воздухе под обнаженными деревьями. Для пущего удобства они сгребали листья в мягкие кучи, на которых было здорово валяться, вдыхая всей грудью