Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

сверстников. Но живые их не видели: шли мимо, не обращая никакого внимания, иногда даже проходили сквозь них, и только дети иногда вглядывались в призрачных гостей и дергали взрослых за рукав, указывая, но взрослые неизменно отмахивались или крестились.

От этого праздника мертвых, где мертвых-то и не замечали, Одили стало грустно, и она улыбнулась пробегавшему мимо призрачному парню, который отвесил ей низкий, хоть и немного шутливый, поклон и подал руку, приглашая на танец.

– Чуть позже, – отозвалась она.

– А вино тут есть? – деловито осведомился Адриано, бросив полный сожаления взгляд на какого-то чумазого мальчишку, умостившегося прямо на ступенях у входа и пытающегося играть на гитаре размером с него самого.

– Это Иберия, – фыркнула Белла, – тут вино есть всегда.

– Замечательно, – отозвался тот. – Тогда я поищу. И пирожков! Хочу духовных пирожков!

– Не духовных, а духовых, – поправил Ксандер, вглядываясь в происходящий вокруг хаос.

– А, неважно, – отмахнулся Адриано. – Возьму на всех!

И исчез прежде, чем они успели договориться, где встретятся; Ксандер даже дернулся ухватить его за рукав с этой целью, но Адриано нырнул в толпу, как рыба в лагуну, и растворился в ней еще быстрее. Оставалось понадеяться, что он вернется хотя бы на то же место, и какое-то время они постояли там, но он все не появлялся, высмотреть его среди толпы темноволосых и смуглых людей было тем более нереально, а стоять, когда все вокруг веселилось и танцевало, было скучно. Порешив, что сами постараются не потеряться, и что все они по возможности будут поглядывать в поисках блудного Адриано или посматривать на паперть, они втроем спустились в царство костров и праздника.

На площади они нашли и духовы пирожки, и вино, и разнообразное мясо, и танец – Белла не рискнула, хотя и поколебалась, а Ксандер и подавно сделал вид, что он тут ни при чем, но Одиль не выдержала, тем более что рядом с ней вынырнул ее призрачный ухажер. Зато Белла с удовольствием попрыгала через костры – испытание, на которое Одиль и смотреть-то не стала бы, была б ее воля, а Ксандер и подходить близко не рискнул: совсем уйти от огня тут было мудрено, но он постарался встать подальше от жарких и жадных языков пламени. Когда Одиль на него глянула, он напряженно вглядывался в толпу и даже чуть-чуть покачивался с пятки на носок, словно готовясь рвануть с места в погоню, – и тут-то, из этой темной массы людей, в яркий круг у огня на них выпрыгнул Адриано.

Брат выглядел так, будто за ним и в самом деле кто-то гнался. Волосы у него стояли дыбом, рубашка выбивалась из-под куртки, а один из рукавов самой куртки порвался. Впрочем, ран и синяков заметно не было, скорее возникало ощущение, что Адриано продирался через то ли чащобу, то ли пытающихся его схватить.

– Вы не поверите, – едва переводя дыхание, выпалил он, хватая Ксандера за плечо и опираясь на него, будто силы его оставили, – вы не поверите…

– Что, что случилось? – нахмурилась Белла, вывернувшая из-за костра после очередного прыжка.

– Я его видел!

– Кого?

– Черного человека!

Поддерживая его, как пьяного, Ксандер стал пробираться в толпе к церковной паперти, прокладывая путь и Белле с Одилью, не отстававшим ни на шаг.

– Сандер, я серьезно! – доносилось до них. – Это был он, чем хочешь поклянусь!

И вот он, Адриано, сейчас цепляется за плечо озабоченного Ксандера, который дотащил-таки его до паперти, и говорит, говорит, захлебываясь, как будто умрет, если замолчит:

– Сандер, я тебе клянусь святым Марком – мадонной Венецией клянусь, это был он! Я пирожки покупал, иду, ну тут, по краю, подумал обойти, чтобы в толпе не потеряться, и тут слышу!

Минуту назад еще брат еле, казалось, держался на ногах, а сейчас, откуда только силы взялись, тряс Ксандера как яблоню по осени.

– У меня сердце в пятки ушло, как тогда, а значит, я должен был, понимаешь, должен, я подкрался туда, тихонько, он ничего не заметил, он же ничего не заметил?

– Не заметил, уверен, – утешил его Ксандер, в тоне которого Одиль могла услышать что угодно, кроме уверенности.

Адриано, впрочем, не привередничал, он вряд ли дослушал даже, окинул только взглядом и их с Беллой, одна радость – трясти не стал.

– Тут есть хижина на отшибе, и вот оттуда я и услышал. Я только к окошку – там окошко, внизу стекло выбитое, или я уж не знаю, что там, и я присел под него, чтоб не увидели, и тут он заговорил, и это был он, точно он!

– Голос? – поинтересовалась Одиль.

Зря она это сделала: брат схватился за ее плечо, и ей живо вспомнились рассказы о том, как утопающие могут погубить и себя, и неумелого спасателя.

– Голос, – выдохнул он ей в лицо. – Мадонна, я никогда этот голос не забуду! Он был… он был… я его даже не опишу, но он прямо меня насквозь, насквозь, понимаешь? Как тогда! И вроде и негромко говорил, и как-то даже ласково, а жутко так, что я бы убежал, если бы мог, понимаешь?

Одиль кивнула, хотя понимала мало.

– Что сказал-то? – внес свою лепту Ксандер.

– Разговор у них тоже жуткий пошел. Нет, сначала ничего, что-то насчет того, что место для встречи странное, это он так сказал, а вот время подходящее, а потом так говорит: «Что ж, показывайте, с чем пришли». Уж не знаю, что там ему показали, только он рассмеялся – я думал, помру, такой это смех был, – и говорит: «И чего вы добивались этим», – или как-то так, а может, и не совсем так… неважно. Только второй говорит – он тише говорил – что-то насчет вассалов, и даже сказал – «Фландрия», только я не расслышал, прости, Ксандер, а тот – поздно вы, мол, спохватились, а торговаться вам нечем, даже и не думайте. А потом добавил, что, мол, знаю я вашу тайну, и про вассалитет, и теперь уж недолго. И опять рассмеялся. И вышел оттуда, быстро так… ох, Сандер, я в стену прямо вжался!

– А что второй? – не смогла не спросить Одиль.

Адриано непонимающе на нее уставился.

– Там же был и второй, – сказала она терпеливо. – Справедливости ради, говорить-то мог кто угодно. Ну хорошо, ты пошел за тем, который черноглазый, но Белла права, тут таких едва не все…

Адриано усмехнулся.

– Я не дурак, Дали, – сказал он уже трезвее. – Я и второго дожидался, не думай, мало ли, решил, надо посмотреть, с кем он там эдак торговался. Но никто оттуда не вышел,