Гайда! - Нина Николаевна Колядина

– Ты там, на фронте, про коммунистический союз молодежи что-нибудь слышал? – первым делом поинтересовался Иван Персонов.

– Спрашиваешь! – воодушевился Аркадий. – И про комсомол, и про комсомольскую мобилизацию знаю! Мой товарищ – москвич один, Виктор – был членом РКСМ. Он сам в создании этого союза участвовал, пока в армию не пошел.

Упомянув о Сомове, Аркадий почувствовал, как что-то ёкнуло у него в груди, горло перехватил спазм, который заставил его замолчать, но этого никто не заметил.

– Ну вот! – продолжил Персонов. – У нас тоже такой союз действует! Еще в прошлом году, в конце мая, мы воззвание написали к рабочей и крестьянской молодежи и призвали эту самую молодежь записываться в РКСМ. Сначала, правда, мало народу откликнулось – всего десять человек. Но постепенно наши ряды пополнялись. С начала этого года в уезде уже четырнадцать организаций функционирует! Здорово, правда?

– Здорово, – согласился Аркадий. – И какие вы задачи решаете, чем занимаетесь?

– Главная задача союза – это воспитание молодежи на примерах жизни наших старших товарищей – коммунистов, которые не жалеют сил в борьбе с врагами революции, – с некоторым пафосом, словно цитируя передовицу газеты, отрапортовал Горин-Коляда. – Каждый член комсомола должен не только сам правильно ориентироваться в текущем моменте, но и помогать в этом другим.

– Ну, да! – поддержал Павла Персонов. – В этом деле личный пример важен. Ты ведь Сережку Салтанова знаешь?

– Немного, – кивнул Аркадий. – Он, кажется, помладше меня. Когда я на фронт уходил, ему еще пятнадцати не было.

– Все верно, – продолжил Иван. – Так вот. Отец его набожный до мозга костей, из церкви не вылезает. И детей своих с малых лет туда таскает. А Серега отцовской воли воспротивился, от бога отказался и одним из первых в союз записался. Бате его, конечно, такой поворот не понравился. Он потребовал, чтобы сын исправился – выбыл из комсомола и снова начал богу молиться, а если не послушается, грозился выгнать из дома.

Персонов замолчал и многозначительно посмотрел на Аркадия.

– А он что? Серега-то? – после короткой паузы спросил Аркадий.

– А сам-то как думаешь? – прищурился Персонов и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, торжественно произнес:

– Комсомолец Сергей Салтанов остался верен коммунистическим идеалам и поклялся, что скорее порвет со своей семьей, чем откажется от них. Из дома он сам ушел!

– Его примеру многие последовали! – напомнил кто-то из ребят.

– Как это? Тоже, что ли, из дома ушли? – удивился Аркадий.

– Ну, из дома больше никто не уходил, а вот в комсомол сразу несколько человек записалось – из тех, кому родители запрещали, – ответил Персонов.

– У нас в уезде теперь больше трехсот комсомольцев, и все активно работают на благо народа, – с гордостью сказал Николай Кондратьев.

Он посмотрел на товарищей и обратился к ним:

– Давайте подключайтесь к разговору! Рассказывайте, какую работу мы проводим.

Парни не заставили себя ждать:

– Осенью и в начале зимы мы несколько субботников провели по заготовке и вывозке дров.

– Да! А еще вагоны на станциях разгружали.

– В Хирине комсомольцы дрова пилили для бедняков и землю пахали тем, у кого мужики в Красной армии служат. К этому и несоюзную молодежь привлекали. В таких субботниках больше ста человек участвовало.

– А члены Пановского союза, в котором девчонок много, на воскресниках шили рубахи для красноармейцев!

– Наши комсомольцы участвовали в ремонте Народного дома, чинили мосты и дороги.

– Нижегородский КСМ начал проводить обследования условий труда подростков, которые работают на кустарных предприятиях, – подал голос Шурка Плеско. – Мы эту инициативу поддержали, ведь у нас в уезде полно таких предприятий. Материалы обследования публикуем в нашей газете.

– Кстати! Что вы там про газету говорили? Я так понял, что речь идет не о «Молоте»? – заинтересовался Аркадий.

– Нет, конечно! У арзамасской комсомолии теперь есть свой орган – газета «Авангард», – с гордостью сказал Кондратьев и, посмотрев на Плеско, снова повернулся к Аркадию и спросил:

– А редактором там знаешь кто?

– Догадываюсь, – улыбнулся Аркадий. – Шурка всегда мечтал о журналистике.

– Аркаш, а у тебя-то какие планы? Когда подлечишься, чем будешь заниматься? – неожиданно сменил тему Николай.

Аркадий опять ответил не сразу. Не потому, что не знал, что сказать. Со своим будущим он давно уже определился: решил посвятить жизнь армии, значит, так тому и быть. Армейское начальство оценило его рвение к службе – Главное управление военно-учебных заведений выдало выпускнику Киевских командных курсов краскому Голикову, проявившему в боях смелость и решительность, направление в высшую военную школу.

Еще в госпитале Аркадий обдумывал варианты дальнейших действий, но ни на одном из них тогда так и не остановился. После выздоровления и отпуска можно было сразу направляться на учебу. Войну закончат и без него, тем более, что враг практически сломлен.

Двадцатый год для Красной армии начался победоносно. В первых числах января на Южном фронте красные взяли Царицын, потом – Ростов. На Восточном фронте они заняли Красноярск и не позволили отступающим каппелевцам обосноваться в Иркутске. Колчак сложил с себя полномочия Верховного правителя России, что усилило и без того уже упадническое настроение в рядах белых. Их окончательный разгром на Востоке был не за горами.

Однако на Западном фронте обстановка складывалась непростая. Военные успехи Польши вынуждали советское правительство заключать мир с интервентами на любых условиях: полякам в обмен на прекращение военных действий предлагалась чуть ли не вся Белоруссия. Так что освобождение Пружан – родины Аркашиных товарищей-белорусов – оставалось пока под большим вопросом. Да и деникинцы на Дону и на Кавказе еще здорово сопротивлялись Советской власти. Для борьбы с ними Реввоенсоветом республики в середине января был создан Кавказский фронт.

Последние события наводили Аркадия на мысли о том, что из отпуска ему, пожалуй, следует все-таки вернуться в армию. В конце концов, учиться на старшего командира можно и после окончания войны.

– Чем, говоришь, буду заниматься? – переспросил он Кондратьева и, посмотрев товарищу прямо в глаза, уверенно произнес:

– Я, Колька, опять на фронт пойду!

Вечером Аркадий решил написать Петру Исидоровичу в Иркутск. Сев за стол, он придвинул поближе вырванный из незаконченной школьной тетради чистый листок и по старой привычке вывел на бумаге: «Дорогой папочка!»

Его губы вдруг растянулись в улыбке, ручка с пером замерла над чернильницей.

«Папочка… – усмехнулся про себя Аркадий. – Мы оба фронтовики, краскомы, а я к нему как маленький – папочка».

Он потянулся было за тетрадью, чтобы вырвать из нее еще один лист, но передумал – в конце концов, отец навсегда останется для него любимым папочкой! – и, отбросив сомнения, продолжил письмо: «Ты, конечно, хочешь знать о моем пребывании в армии со времени поступления на службу…»

Аркадий снова задумался. Рассказать отцу нужно было о многом, но сделать это хотелось по-армейски четко и лаконично – как если бы один военный человек докладывал о службе другому военному человеку. Он окунул перо в чернильницу и посередине новой строки