Гайда! - Нина Николаевна Колядина

– Ну да, – вспомнил Аркадий. – Мы ставили комедию Гоголя «Игроки». Я там играл молодого человека, который мечтал стать гусаром.

Вера окинула Аркадия оценивающим взглядом и кокетливо произнесла:

– А вам пошел бы гусарский мундир!

– Гусарские мундиры вышли из моды, – отшутился Аркадий. – Сейчас в кавалерии совсем другая форма, как и во всей Красной армии.

– А эта форма вам тоже идет! Шинелька хорошо смотрится, сапожки блестят, и шапочка ладненько так сидит, – не унималась Вера.

Аркадий даже слегка смутился от такой похвалы. Вообще-то, не будь под «шинелькой» фуфайки, которую Дарья заставила его «поддеть», она бы болталась на нем как на колу – веса-то у него было пока маловато. Но ведь девчонки о фуфайке не знают! «Сапожки» – да! – блестят. Для этого утром он накапал на голенища растопленного парафина и хорошенько прошелся по ним суконкой. Ну, а что касается «шапочки», то чуть сдвинутая на бок папаха из мелкого серого каракуля действительно лихо сидела у него на голове. Жаль только, что все это заметила Вера, а не ее подруга…

– Аркаш, Костик сказал, что ты был ранен. Сейчас-то как? Вылечился или еще не совсем? – спросила Лена.

«Значит, знала и о моем ранении, и о том, что я дома, а проведать раненого не пришла…» – промелькнула в голове Аркадия мысль, но и тени обиды не отразилось на его лице.

– Раны зарубцевались, скоро снова в строй, – спокойно ответил он девушке. – В общем, все у меня хорошо. А вы-то как живете? Как мама, папа? Костик чем занимается?

– Живем, как все сейчас живут, – тихо сказала Лена. – Мы с Костей учимся. Мама домашним хозяйством занимается и… за папой ухаживает.

– А что с ним такое? – спросил Аркадий. – Он заболел?

Лена молчала. Глаза ее вдруг наполнились слезами.

– Дмитрий Наркисович очень болен, – ответила на вопросы подруга девушки. – Как из тюрьмы пришел, так и слег.

– Из тюрьмы? – переспросил Аркадий. – Из какой тюрьмы?

– Из Всехсвятской, из какой же еще! – воскликнула Вера. – Куда теперь людей сажают! Старая-то тюрьма – та, что у Тихвинского кладбища, давно уже переполнена. Вот и приспособили Всехсвятскую церковь под каталажку. Загонят туда людей и голодом морят, да еще избивают ни за что! Вот у нас один знакомый…

– Ладно, Вера, не надо об этом, – попыталась остановить подругу Лена, но та внезапно разошлась:

– Почему «не надо», Лёлька? Пусть знает, что тут творится! У моего отца есть товарищ один – санитарный врач. Как-то здравотдел включил его в комиссию, которая обследовала местные тюрьмы. Так вот. Врач этот в ужас пришел от того, что там увидел. Кругом грязища, вонь. Большинство арестованных спит вповалку прямо на полу, в нечистотах, все завшивленные, больные, голодные. Полно туберкулезных! Тех, кто умирает, тут же и хоронят – кого на Тихвинском, кого – на Всехсвятском кладбищах. И что вы думаете? Изменилось что-нибудь после этой проверки?

Вера выжидающе посмотрела на Аркадия, но тот молчал.

– Акт какой-то составили, и на этом все! – сердито сказала девушка. – Папин товарищ говорит, что ничего там в ближайшее время не изменится, потому что властям нашим сейчас не до заключенных.

– А когда Дмитрия Наркисовича арестовали? – после того, как Вера выговорилась, спросил Аркадий, которому показалось, что ответ на этот вопрос он уже знает – в памяти вдруг всплыл приснившийся ему в Киеве сон.

– Весной прошлого года, – подтвердила его догадку Лена. – Папу обвинили в контрреволюционной деятельности. Срок был небольшой – всего месяц, но этого хватило, чтобы подорвать здоровье. С тех пор он и болеет…

Некоторое время все трое молчали. В голове Аркадия крутились мысли о том, что его мать, кроме больницы, работает в уездном здравотделе. Он не знал, известно ли ей, как содержатся заключенные в арзамасских тюрьмах, но то, что Наталья Аркадьевна с утра до ночи занята на службе и что она валится с ног от усталости, заметить успел. В конце концов, у уездной власти, помимо тюрем, забитых уголовниками и врагами Советов, работы хватает…

– Так, значит, вы опять на фронт собираетесь? – переменила тему разговора Вера.

– Конечно! – почему-то с облегчением выдохнул Аркадий. – Враг пока не сдается, но мы будем биться с ним до последнего выстрела, до нашей полной победы!

7.

Территория за большим, красивым зданием главного воронежского вокзала была расчерчена линиями стальных рельсов. На резервных путях стояли в ожидании отправки на фронт вагоны, заполненные военнослужащими – красноармейцами 23-го запасного полка, в командование которым Аркадий вступил всего три дня назад.

Получив назначение на эту должность, он поначалу даже немного растерялся. Во-первых, потому что ему еще не приходилось командовать подразделением, насчитывающим почти пять тысяч штыков. Во-вторых, потому что работа предстояла большая и не слишком ему привычная – из состава запполка требовалось в срочном порядке сформировать несколько маршевых рот для переброски в Кронштадт.

В гарнизоне крепости давно уже чувствовалось брожение среди недовольных политикой «военного коммунизма» умов. То и дело вспыхивали беспорядки, которые в начале марта двадцать первого года переросли в вооруженное выступление жителей города и экипажей некоторых кораблей Балтийского флота против большевиков.

Узнав о восстании, Аркадий искренне недоумевал: как такое могло случиться? Ну ладно, этот предатель Козловский – один из главных организаторов мятежа. Он хоть и числился в РККА военспецом, но ведь раньше в царской армии до генерала дослужился. Такому ничего не стоило переметнуться на сторону врага. А вот кронштадтские матросы каковы! В семнадцатом их оплотом революции называли, а они такой фортель выкинули! И это в то время, когда у Красной армии сил едва хватает, чтобы бороться с врагами Советской власти практически по всему Черноземью.

Конечно, после заключения договора с поляками и разгрома Врангеля полегче стало. Основные силы теперь туда перенаправлены, но одолеть повстанцев оказалось не так-то просто. Взять хотя бы ту же Воронежскую губернию. В некоторых волостях, особенно там, где банды Колесникова/1/ бесчинствуют, уже и Советской власти не существует. Как только какой-нибудь из Ванькиных отрядов – а их у него, как говорят в штабе бригады, больше ста шестидесяти! – к селу или деревне приближается, так местные Советы и ревкомы вместе с продотрядами тут же ретируются: перебираются в уезды, где поспокойнее. Останешься – убьют. Тем более, что многие крестьяне, не понимая истинного положения вещей, бандитов поддерживают. Да и в соседних губерниях, особенно в Тамбовской, ситуация не лучше, а тут еще Кронштадт…

От досады Аркадий сжал кулаки.

К делу новоиспеченный командир полка приступил сразу же, как только прибыл в Воронеж. Работал с раннего утра до позднего вечера: уточнял списки бойцов, проверял обеспечение красноармейцев оружием, продуктами питания и обмундированием, инструктировал комсостав.

«Третий день кручусь как белка в колесе! – подумал он, разглядывая через окно штабного вагона готовый к отправке эшелон,