Гайда! - Нина Николаевна Колядина

стоящий на параллельном пути. – А что делать? Ведь там, под Кронштадтом, наши ждут помощи. Первый штурм Красной армии мятежники отбили. В газетах об этом скупо пишут, но ходят слухи, что мы понесли серьезные потери. Поэтому к Тухачевскому так спешно и стягиваются дополнительные части. Ничего! Вот соберет он побольше войск и покажет изменникам, что значит Красная армия!»

Тьма за окном сгустилась. Тоненький серпик луны и звезды, выглядывающие из-за рваных, нависших над городом туч, почти не давали света, и утоптанный сотнями пар ног, покрывшийся грязной коркой снег между железнодорожными путями казался совсем черным. Решив, что завтра встанет пораньше и будет работать с удвоенной силой, Аркадий потушил лампу, улегся на жесткую деревянную полку и укрылся новенькой, еще не потрепанной в боях шинелью, которую три дня назад получил на складе.

«А ведь сегодня ровно год, как Петьку похоронили», – неожиданно пришла ему в голову мысль, которая вмиг прогнала уже начавший обволакивать его сон.

Аркадий отчетливо вспомнил день, когда арзамасцы провожали в последний путь его верного товарища. Петр Цыбышев ехал домой на побывку после полученных на фронте ранений, но в дороге заболел тифом и умер. Хоронили его как героя, с армейскими почестями – винтовочными залпами и торжественными речами над могилой. Было это в середине марта прошлого года – в то время, когда у Аркадия как раз заканчивался отпуск после ранения. До отъезда в Москву за новым назначением он успел еще написать некролог о безвременной кончине друга в комсомольскую газету «Авангард».

«Надо же – целый год прошел. Не верится даже…» – подумал он, пытаясь поудобнее устроиться на узкой деревянной полке в командирском отсеке штабного вагона, где и документы составлял, и приказы писал, и спал уже не первую ночь.

Из-за перегородки доносились негромкие мужские голоса. К помощнику комполка заглянули приятели – трое или четверо ротных. Разговаривали тихо, о чем, непонятно. Приглашали и его посидеть в компании, но Аркадий отказался – он еще плохо знал своих подчиненных, не успел выработать стиль общения с ними и вообще панибратство считал неуместным. Да и устал он очень. Решил, что лучше полежит спокойно, поразмышляет о том о сем, может, попытается разобраться в вещах, о которых днем даже задуматься некогда.

«И почему люди такие разные бывают? – уставившись в темноту, принялся философствовать Аркадий. – Одни жизнь готовы отдать за правое дело, рвутся на фронт, чтобы народную власть защищать. Вот тот же Петька, например. Ему почти три года до призыва оставалось, а он добровольцем в Красную армию пошел и погиб за революцию. Но ведь не все такие, как Петька. Некоторые на любые хитрости идут, только бы в действующую армию не попасть…»

Что и говорить – у него в полку разный народец подобрался. Когда Аркадий начал формировать роты для отправки в Кронштадт, коммунисты и комсомольцы, само собой, оказались в первых рядах. Но их среди личного состава числилось совсем немного. Большинство военнослужащих запасного полка – это граждане беспартийные и малосознательные. Среди них, в основном, выписавшиеся из госпиталей раненые, которые только и думают о том, как бы поскорее домой вернуться, в теплые постельки. Приписанными к полку оказались и задержанные, получившие прощение – вместо расстрела! – и возвращенные в армию дезертиры, и не молодые уже, но еще военнообязанные, имевшие ранее отсрочки от призыва мужики. Ясное дело, никто из них тоже не горел желанием отправляться на фронт.

Не успел Аркадий заступить на пост, как к нему на стол через головы непосредственных начальников – командиров рот и прочих – посыпались рапорты и заявления от красноармейцев с жалобами на плохое здоровье и просьбами об отпусках или о зачислении в команду слабосильных. Кое-кто из военнослужащих откровенно симулировал – придумывал какие-то несуществующие болезни, а то и легкие увечья умышленно сам себе наносил. Тяпнет, к примеру, такой «вояка» по своему же указательному пальцу чем-нибудь острым или тяжелым – и, считай, инвалид: нечем на спусковой крючок нажимать.

Аркадий быстро разобрался что к чему. Думают, если комполка больно молодой, то его можно облапошить? Не выйдет! Он в первый же день написал приказ о пресечении разного рода попыток симуляции и нарушений воинской дисциплины, а заодно напомнил личному составу о субординации в полку.

Голоса за перегородкой стали громче. До слуха Аркадия доносились отдельные фразы, мат, смех, звон стаканов.

«Опять пьют, – подумал он, похвалив себя за то, что не принял приглашения «посидеть в компании». – Ну как тут с простых красноармейцев требовать соблюдения устава и дисциплины, когда комсостав себе такое позволяет? Надо будет завтра же поговорить об этом с помкомполка и командирами рот. Для начала хотя бы предупредить, а там посмотрим…»

Аркадий натянул на голову шинель, чтобы приглушить доносившиеся из-за перегородки звуки, и решил, что все-таки при первой же возможности попросит должность немного ниже – помощника командира полка, например. Или возьмет полк численностью поменьше. Лучше действующий – в полевой стрелковой дивизии. В конце концов, не его это дело – в запасе сидеть. Тем более, что белогвардейская сволочь то тут, то там голову поднимает…

Вторая половина марта началась с хороших новостей. Главной из них было сообщение о победном штурме Кронштадта частями Красной армии. Газеты писали, что в ночь на 16-е марта после интенсивного артиллерийского обстрела советским войскам удалось ворваться в город и к утру сломить сопротивление противника. К хорошим новостям Аркадий причислил и опубликованные в тех же газетах решения Х съезда партии об отмене продразверстки и замене ее фиксированным продовольственным налогом, а также об амнистии, объявленной для тех, кто с оружием в руках выступал против политики, проводимой Советской властью в деревне, но раскаялся и отказался от дальнейшей борьбы.

«С одной стороны, вроде бы власти пошли крестьянам на уступки – выполнили то, что те как раз и просили, – анализировал ситуацию Аркадий. – Но, с другой стороны, если бы не эти меры, мужики вряд ли перестали бы сопротивляться властям. Так бы и собирались в банды, чтобы продотряды уничтожать и советские органы заодно. И что бы из всего этого вышло? Одними карательными мерами тут не обойдешься. Всех ведь не перестреляешь! Кто ж тогда хлеб выращивать будет?»

Он сидел на скамейке в небольшом скверике недалеко от проспекта Революции и наслаждался тишиной и прекрасной солнечной погодой, установившейся два дня назад. После затянувшихся холодов на воронежскую землю стремительно нагрянула весна, и этот факт можно было считать еще одной хорошей новостью весеннего месяца марта.

По лицу Аркадия скользнул легкий ветерок, заставив его отвлечься от серьезных размышлений. Он поднял голову вверх, посмотрел на плывущие по синему небу похожие на клочки ваты