Гайда! - Нина Николаевна Колядина

ну, учитель, у которого мы дом снимаем. Он нам про этих птиц и рассказал. Могу и тебя просветить. Хочешь эту историю послушать?

– А то! Рассказывай давай.

– Ну, слушай… – начал Аркадий. – Оказывается, в старину Арзамас славился особой породой гусей, которых здесь выращивали специально для московской знати: всяких там бояр, дворян, помещиков.

– Эксплуататоров, в общем, – подсказал Николай.

– Ну, да. Можно и так сказать, – продолжил Аркадий. – Гуси эти отличались белоснежным оперением, длинной шеей, массивным клювом и – представь себе! – голубыми глазами. Кроме красивой внешности, эти птицы обладали и другими достоинствами: они были мясистыми, выносливыми и неприхотливыми в пище. А еще, Колька, арзамасские гусаки оказались невероятно драчливыми. Это особенно ценили любители бойцовских забав, которые устраивали гусиные бои.

– Вот сволочи! – возмутился Кондратьев.

– Кто? – решил уточнить Аркадий. – Гуси, что ли?

– Нет, конечно! Те, кто их драться заставлял!

– Ну, они же и сами были не прочь повоевать друг с другом, гусаки эти. Ладно, не перебивай, слушай дальше. Все лето гуси паслись на заливных лугах, питаясь только подножным кормом. Осенью их откармливали созревшим к тому времени зерном и картофелем – готовили к продаже. За сезон арзамасцы выращивали до двадцати тысяч гусей, большинство из которых отправляли в столицу.

– Как же их туда доставляли? Это ведь больше четырехсот верст! – удивился Николай. – Железных дорог тогда и в помине не было. На перекладных, что ли, везли?

– Вот, Колька! В том-то и суть вопроса! – подняв вверх указательный палец, важно сказал Аркадий. – Гусей гнали в Москву… своим ходом.

– Как это?

– А вот так! Чтобы повысить выживаемость птицы в таком трудном путешествии, ее сначала прогоняли по жидкому вару, а потом – по речному песку. После этой процедуры на гусиных лапках образовывалось что-то вроде башмачков, в которых птички и шагали туда, где всякие эксплуататоры запекали их с яблоками или выводили на поле боя. Всё.

Аркадий замолчал, посмотрел на переваривающего информацию Николая и после небольшой паузы спросил:

– Теперь, Колька, тебе понятно, почему улица, по которой в старину устраивалось это шествие, получила название Прогонной?

– Понятно, – кивнул Кондратьев. – История, которую ты рассказал, конечно, интересная. Но что значат какие-то гуси по сравнению с тем, что у нас сейчас происходит! Страна живет революцией! По-моему, «Советская» звучит куда лучше, чем какая-то там «Прогонная». Сам-то ты как думаешь?

Аркадий ничего не ответил товарищу и лишь неопределенно пожал плечами.

Миновав бывшее реальное училище, которое новые власти преобразовали в Советскую школу № 3 второй ступени, они свернули направо, чтобы выйти на Сальниковскую – улицу Аркашиного детства.

– Колька, подожди. Давай постоим здесь немного, – придержав Кондратьева за рукав пальто, попросил Аркадий.

– Ты устал, что ли? – тут же остановился Николай. – Может, домой тебя проводить?

– Да не устал я нисколечко, и домой рано еще, – отмахнулся Аркадий. – Просто хочу немного постоять перед этим домом.

Кивком головы он показал на здание бывшего Духовного училища, где в августе восемнадцатого года разместился штаб Восточного фронта, и сказал:

– Вот тут, Колька, на этом самом месте, я когда-то твердо решил, что всю свою жизнь отдам военному делу и нашей Красной армии. Я поставил перед собой цель и шел к ней, не жалея сил. Много, конечно, пришлось пережить, но я с выбранного пути не свернул и никогда не сверну.

– Молодец! – похвалил Аркадия Кондратьев. – Мы все тобой гордимся! В пятнадцать лет оказаться на фронте – не каждый такое осилит.

– А знаешь, Колька, я до некоторой степени даже полюбил войну. Она научила меня ценить жизнь! А еще – она учит нас не быть слишком требовательными к окружающей обстановке. И это правильно!

– Правильно, – согласился Николай и спросил:

– Ну что – идем дальше?

– Идем.

Резкий порыв ветра чуть не сорвал с Аркадия папаху, которую он еле успел придержать рукой. Кондратьев втянул голову в плечи и поднял воротник короткого, изрядно поношенного пальто.

– Ну вот, не успели порадоваться хорошей погоде, как опять ветрище поднялся, – с досадой сказал он.

– Слушай, Колька, а не пойти ли тебе домой? – предложил товарищу Аркадий. – Погода, и впрямь, портится, а ты одет как-то плохенько. Заболеешь еще. Кто тогда комсомолом будет руководить?

– Мне бы и вправду домой надо. Но не потому, что холодно. Просто Шурка Плеско просил к завтрашнему утру заметку в «Авангард» написать о роли интеллигенции в культурно-просветительной работе, а я еще даже не начинал. Так что, Аркаш, давай я тебя провожу и домой побегу.

– Ты что, Колян! За инвалида меня держишь, что ли? – рассердился Аркадий. – Я, между прочим, в Москву собираюсь ехать – за новым назначением, потому что выздоровел уже. Видишь – без палки хожу. А ты – «провожу»! Я тебе барышня какая-нибудь, что ль?

– Ну, прости меня, дурака! – протягивая Аркадию руку, сказал Николай. – Так я пойду?

– Иди уж!

Попрощавшись, Кондратьев направился в сторону своей Ильинской, которая, впрочем, теперь гордо именовалась улицей товарища Троцкого. Аркадий проводил взглядом его маленькую, съежившуюся от холода фигурку и подумал: «Вот Колька… Вроде, и не высок, и в плечах не широк, а сила в нем чувствуется настоящая, крепкая. Если ему какое дело доверить, он лоб расшибет, а все, что нужно, сделает. Честный, ответственный и мыслит правильно, по-пролетарски.

Талке, конечно, пока рано о женихах думать, но Колька точно бы ей подошел. Надежный он человек. А то, что ростом не вышел, так это ерунда. Зато он цепкий, жилистый. И потом – может, подрастет еще. Парни, говорят, долго растут. А что худой – тоже поправимо. Да и толстых-то сейчас по пальцам пересчитаешь. Откуда толстым взяться, когда время такое голодное? Вот кончится война – мясо у всех и нарастет…»

Аркадий вдруг замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Его внимание привлекли две идущие по противоположной стороне улицы девушки, в одной из которых он узнал Лену Дорошевскую.

Сердце его бешено заколотилось. Будь Лена одна, он тут же окликнул бы ее, но присутствие второй девушки – стройной шатенки с выбивающимися из-под мехового берета кудряшками – сдерживало его. Может, при подруге Лена и разговаривать с ним не станет – отделается кивком головы или коротким «Здрасте!» и пойдет себе дальше. Что тогда?

– Ой, Лёлька, смотри кто там стоит! – показав на Аркадия, воскликнула вдруг шатенка, назвав Лену детским домашним именем. – Это же Голиков Аркаша, который с твоим братом, Костей, учился!

Обе девушки остановились и посмотрели на Аркадия. Он помахал им рукой, быстро перешел на другую сторону улицы и поздоровался:

– Привет, девчонки! Лёлька, а я смотрю – ты или не ты. Больше года ведь не виделись!

– Да она это, она! – засмеялась кудрявая девушка. – А меня вы, небось, и не помните?

– А мы знакомы? – спросил Аркадий.

– Знакомы, знакомы, – ответила за подругу Лена. – Это Вера, моя одноклассница. Мы из гимназии к вам в реальное приходили на спектакль, в