Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

В своей главной работе Макс Вебер проводит впечатляющий анализ «отношений в этнических обществах», который уже тогда, до Первой и Второй мировых войн, показывал, что хотя «раса», «этнос», «народ» и «нация» и являются частью социальной действительности, за ними скрывается «собирательное имя», «совершенно бесполезное при действительно точном анализе»[185] (из чего, кстати, следует, что оперирующая точными математическими методами дисциплина, обозначаемая сегодня как «национальная экономика», должна была бы сменить название). Вебер указывает на то, что эти собирательные имена являются лишь выражением «близости (силы веры в нее)»[186]. «Веру в этническое единство»[187], согласно диагнозу Вебера, «обычно» будит «политическая общность, пусть даже искусственно созданная»[188]. Тем самым Вебер предоставляет нам инструмент для объяснения сегодняшних трендов заметного возврата к националистическим, расистским или же в целом этническим паттернам мысли, которые, на самом деле, существуют лишь как «субъективная вера», для которой «не важно, существует ли единство крови объективно»[189].

Ложная вера в сообщество возникает, согласно Веберу, из нехватки рационализации. Под ней он понимает планирование социально-экономических процессов с помощью в принципе объективно наблюдаемых, бюрократически документируемых процессов. Рационализация, в частности, отличается от процесса, когда традиционные способы поведения и формы жизни просто передаются из поколения в поколение. Вместо этого она ставит на то, чтобы мы пытались обосновывать доступно для других, почему обычай нужно сохранить или отбросить, если наши доводы в ее пользу кажутся слишком слабыми. На этом принципе основываются современные индустриальные общества всеобщего благоденствия.

Без постоянной рационализации при модерне не бывает морального прогресса. Когда морально предосудительный обычай, например, насильственное притеснение группы населения, осуществляется в условиях необходимости обосновывать свои действия и те, кому притеснение выгодно, вынуждены оправдываться, они быстро оказываются в замешательстве и запутываются в противоречиях. Поэтому люди, которые наживаются на большой несправедливости, обычно не утверждают, что они по существу правы; скорее они пытаются завуалировать неравенство, выстраивая мифы и легенды, ссылаясь, например, на American Dream[190] или стародавние расистские паттерны мысли. Когда эти паттерны ставятся под сомнение с помощью научного анализа, дискуссия, как правило, заканчивается: указания на фактически имеющиеся знания или лучшие аргументы обычно не убеждают праворадикальных расистов, климатических скептиков и теоретиков заговора, но часто вызывают пренебрежение с их стороны или даже всплески насилия.

Диагноз Вебера идет еще глубже. Ведь он признает, что организация тех, кто основывается на мифах и легендах о народе, нации, кровном родстве и т. д., в свою очередь покоится на рациональных принципах, которые они переистолковывают, предоставляя слабые объяснения их собственной групповой принадлежности, которые плохи просто оттого, что они покоятся на одних лишь очевидно ложных допущениях. Рациональная составляющая в целом предосудительной политики идентичности состоит в том, что она предпринимает попытку обосновать групповую принадлежность как ценность. Ошибка при этом заключается в том, что эта ценность обосновывается идентичностями, которых не существует.

Вебер выражает это со свойственной ему точностью в следующих словах:

Такая искусственность веры в этническое единство вполне укладывается в известную нам схему превращения рационального обобществления в личностные отношения общностного типа. В условиях, когда рационально-предметное общественное действие слабо развито, почти любой, даже чисто рациональный, процесс обобществления приводит к возникновению сознания общности в форме личного побратимства на почве веры в этническое единство[191].

Слова Вебера можно истолковать следующим образом: когда, к примеру, мигранты, познакомившиеся в ходе тяжелого путешествия и говорящие на одном языке, прибывают в чужую страну, законы которой они не знают, и выстраивают группы для того, чтобы помогать друг другу, — это рационально. Для такого поведения есть веская причина. Так как власти и население принимающей страны в той или иной форме воспринимают их как захватчиков, разумно кооперироваться с людьми, испытывающими подобные угрозы. Отсюда возникает «вера в этническое единство», так как люди не видят автоматически рациональных оснований своих действий. Функция социологии состоит в том, чтобы отличать рациональное обобществление от такого отчасти иллюзорного и всегда иррационального этнического сознания общности (Gemeinschaftsbewusstsein).

Если принять эту гипотезу Вебера, то национализм, расизм, воззвания к народному, родовому или кровному единству для обоснования социальных представлений о порядке распространяются сегодня как сопротивление проекту модерна, который стремится к рационально объяснимому распределению благ, то есть к оптимизации процессов с целью приблизиться к решению глобальных проблем, касающихся всех людей. Так что неудивительно, что националисты прежде всего избирают в качестве мишени таких фигур, как климатическую активистку Грету Тунберг или публичных политиков из числа Зеленых. В этом случае их злодеяния состоят не только в специфических, в основном вербальных, а довольно часто и в телесных атаках на лиц, которые выступают за преодоление ложных паттернов мысли, чтобы мы признали критически опасное положение человечества, но и в том, что они предлагают ложные решения для реальных проблем (например, выдать «немецкий» дизельный двигатель за экологичный или защитить «немецкий» лес от ветряков).

Конечно, сегодня не только изменение климата является предметом, настоятельно требующим рационального прояснения, — речь идет и о справедливом распределении ресурсов и благ. Многие тяжелые, касающиеся всех нас моральные проблемы нашего времени можно решить не просто на месте, но лишь с помощью трансграничных действий. Производственные цепочки наших потребительских товаров в условиях глобального экономического порядка, который парадоксальным образом на региональном уровне контролируется национальными государствами, полны морально предосудительных решений, которые для нас как потребителей бывают заметны все еще слишком редко. Сюда относятся промышленное животноводство, эксперименты на животных в рамках чисто естественно-научных исследований, производство дешевой одежды, неустойчивая архитектура[192] и прочее. Многое из того, что мы делаем ежедневно, системным образом связано с тем, что людям и другим живым существам приходится серьезно страдать.

Обращение к мифам и легендам, связанным с нацией, расой или локальными культурами, в целом служит тому, что мы снимаем с себя нашу собственную ответственность. Это снятие ответственности обостряет проблемы, так как мы отказываемся от стремления к рациональной форме обобществления, в рамках которой мы бы внимательнее рассматривали не только большие, но и в особенности маленькие морально сомнительные транзакции. Ведь большие проблемы — это результат множества отдельных действий, которые совокупно производят те системы, которые угрожают нам как человечеству в целом.

Общество популизма

Как члены человеческих сообществ, мы изо дня в день занимаемся тем, что понимаем действия других членов и отчасти предугадываем их. Каждый из нас постоянно задается вопросом, чего другой человек ждет прямо сейчас, думает, что он сейчас скажет или сделает. Мы с радостью занимаемся другими, что полезно нам в том числе