Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

людей в Германии заметить, что мы сидим в одной лодке, почувствовать на собственной шкуре, что все люди подверглись общей угрозе — и это нас объединяет. К сожалению, эта солидарность не пересекла границы, так как из-за стереотипов и вводящего в заблуждение чувства родины мы не привыкли мыслить за пределами нашего узкого горизонта. Строго говоря, этой новой солидарности не было и внутри наших границ, потому что отдельные федеральные земли, земельные районы[173], города и группы населения соревновались (и соревнуются) за ресурсы, а многие люди в Германии оказались в сложном социально-экономическом положении и еще окажутся. Бездомные, бедные, дети под замком, которым под государственным контролем запретили контактировать публично со сверстниками, родители-одиночки, одинокие пенсионеры, встревоженные выпускники и многие другие, кому пришлось и еще придется страдать от нашего кризис-менеджмента, — кто выскажется за них? И к чему это приведет?

Распространение нашего морального мышления на всех людей, находящихся на одной территории, уже было бы большим прогрессом, но мы не должны упускать из виду цель. Она состоит в признании решающего морального обстоятельства, что мы как люди, в конце концов, все сидим в одной лодке — причем у большинства немцев в кризисе коронавируса места точно были комфортабельнее, чем у индийских трудовых мигрантов, без которых нам, наоборот, не было бы так комфортабельно. Ввиду вызовов XXI века и мирового населения, превысившего семь миллиардов людей, чьи образы жизни переплетены друг с другом, бессмысленно считать, что мы могли бы ссылаться на чувство родины как на источник ценностей. Это чувство в перспективе скорее ведет к разжиганию войн и самоистреблению человечества, так как оно побуждает людей к жизни в пожароопасном обмане и самообмане.

Универсальная идентичность человеческого бытия выражается в непреодолимом различии, без которого мы не могли бы быть никем. Люди постоянно определяют свои конкретные способы действия, свои желания, предпочтения и т. д., отделяясь от других людей. Ошибкой будет считать, что существует правильное, объективно существующее разделение, которое распределяет людей по разным социальным идентичностям, на которое можно осмысленно ориентироваться. Социальные идентичности — это ощутимое и экономически измеримое выражение взаимных атрибуций. Это значит, что люди уже с первого взгляда оценивают друг друга на основе своих предрассудков, то есть мнений о других, которые они составляют, не присматриваясь повнимательнее. У этих мнений долгая предыстория, которая содержит много ошибок. К тому же многим людям выгодно распространение предрассудков: без предрассудков и порой морально предосудительных стереотипов с трудностями столкнулась бы, к примеру, наша рекламная индустрия, которая, как известно, навязывает нам формы жизни и обещает счастье, которому не суждено сбыться.

Хороший тому пример — это изображения предполагаемых одиночек на плакатах с рекламой дейтинг-порталов. Можно уверенно сказать, что дейтинг-порталы посещают не такие ослепительно выглядящие, экономически успешные и расслабленные люди, а совершенно нормальные люди, жаждущие любовных отношений.

Распространение и производство таких идеальных представлений об успешной жизни, которые должны разжигать жажду потребления, к сожалению, в основном содержат такого рода вранье, обман и самообман. Один из моих философских учителей, политический философ Рюдигер Бубнер, в своих гейдельбергских семинарах в качестве примера этой идеи всегда приводил мечту о пустынных песчаных пляжах, по которым вы, выиграв в лотерею, гуляете с идеально выглядящим партнером. Сразу по прибытии на этот пляж вы понимаете, что там обитают опасные мошки, дует слишком сильный ветер, в прибрежном ресторане вы отравляетесь устрицами, а идеально выглядящий партнер в существенных вопросах придерживается неприемлемых для вас мнений.

Здесь видно, что представления об отрешенной от дел жизни после выигрыша в лотерею иллюзорны, так как счастье, которое нам сулит выигрыш, — это только иллюзия счастья. Мы жаждем свободы, но с легкостью путаем ее с определенными местами или с обладанием чем-то, чего мы всегда хотели.

Мы всегда проецируем наши мечты об успешной жизни, как и наши страхи о загубленной жизни, на других людей и другие места. Тем самым возникают механизмы фантазии, которые структурируют нашу повседневную жизнь и не дают нам расслабиться. По этой причине мы начинаем бесцельно носиться, как пресловутые белки в колесе.

Проблема не в том, что мы мечтаем и предаемся иллюзиям — без иллюзий, мечтаний, произведений искусства и подобных прекрасных вещей жизнь была бы безрадостна. Проблема в морально предосудительных представлениях о том, какую роль играют неизвестные, чужие люди, когда речь идет о наших мечтах. Считать, что мне как немцу ближе баварская «бионемецкая» соотечественница, чем испанский официант, который обслуживает нас в одном и том же отеле, является морально проблематичной иллюзией, если, к примеру, речь идет о наших мнениях относительно еврооблигаций или иной экономической кризисной помощи.

Короче говоря, в итоге мы воображаем себе, что другие и мы сами таковы, какими мы изо дня в день друг другу видимся. Но это представление соответствует действительности лишь отчасти, что объясняется тем, что наши иллюзии реализуются, когда мы на них ориентируемся. Тяжело бывает, когда мы встречаем людей с другими иллюзиями, которые рассказывают себе совсем другие истории об успешной жизни. В моменты таких контактов проявляется наша способность к моральному мышлению, и дело в том, удастся ли нам увидеть у того, кто кажется нам совсем другим, право мечтать иначе. Цель морально успешного человеческого сообщества состоит в том, чтобы мы выстраивали морально состоятельные иллюзии, которые не приводили бы к разделению людей на этносы, культуры и группы, относящиеся друг к другу как к инородным телам.

Моральные процессы XXI века вращаются вокруг того, что практики приписывания социальной идентичности покоятся на опасных (поскольку они всегда явно или неявно насильственны) стереотипах, которые систематически усиливаются социальными медиа. С помощью своей медиальной экономики внимания цифровая эпоха производит формы политики идентичности, которая подразделяет людей на группы, к которым они по своей природе не принадлежат. Ведь по природе все мы фактически равны, будучи подвержены одним и тем же процессам продолжения рода и адаптации к окружающей среде, которые приводят к тому, что все мы оказываемся человеческими животными, то есть животными определенного биологического вида.

Расизм не ограничивается тем, что темнокожих людей дискриминировали, преследовали, насиловали и убивали в прошлом и настоящем. Не существует никакой достаточно справедливой формы дискриминации, есть лишь временное возмещение былой несправедливости, с помощью которого мы пытаемся компенсировать определенным людям то, что им наносили ущерб систематической дискриминацией. Мы не должны упускать это из виду, когда мы принимаем надлежащие меры для преодоления расизма. Политика идентичности к ним не относится, потому что она закрепляет стереотипы за идентичностями и устремляет взор на то, что стоило бы преодолеть.

Ценность истины