Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

не видим лишь оттого, что морально надлежит защищать жизнь людей, которым угрожает новый коронавирус.

В разгар пандемии COVID-19 в начале 2020 года в некоторых больницах Европы дошло до так называемого триажа (от французского слова triage, означающего «сортировку»), метода, разработанного в военных госпиталях, чтобы определять, каким пациентам оказывать помощь в первую очередь. Для этого люди распределяются по категориям, которым присваиваются красный, желтый, зеленый, голубой и черный цвета. Только получившим красный помощь оказывают сразу. Тот, у кого шансов на выживание нет, обозначается голубым, и ему помогают умереть. Остальным цветам оказывают помощь после пациентов, отмеченных красным. Ситуации триажа приводят к сложным медицинским решениям, которые быстро перегружают любого ответственного врача. Ведь сравнивать человеческие жизни друг с другом морально предосудительно, и тем не менее это неизбежно в чрезвычайных ситуациях, когда речь идет о поиске способа скоординировать действия по спасению людей, чтобы вообще все не умерли и как можно больше людей выжило. Поэтому триаж также используется при землетрясениях или больших катастрофах, а равно и в отделениях реанимации по всему миру.

Предпринимаемые для сдерживания коронавируса меры являются частью триажа в масштабах всего общества, который по понятным причинам на некоторое время избрал здоровье и безопасность граждан в качестве высшей ценности при распределении ресурсов. Но это не может длиться долго, потому что иначе мы распространим новый, очень опасный стереотипный паттерн, то есть гигиенизм.

Липпман также использует свои размышления о стереотипах, чтобы объяснить возникновение общественного мнения и манипуляции им, из-за чего ход его мыслей сегодня вновь оказывается релевантным. Динамика общественного мнения, которое в наши дни измеряется лайками, кликами и отчасти подсознательными манипуляциями поведением в цифровом пространстве, опирается на фабрикацию и распространение стереотипов, которые способствуют тому, что мы в наших разнообразных повседневных микроинтеракциях приветствия, мимолетных встреч и обмена (денег на булочки и т. д.) используем предустановленные, рассеянные в цифровой среде паттерны восприятия. Интернет — это также и прежде всего машина, посредством которой можно измерять распространение стереотипов и управлять ими; в этом суть поисковых машин, социальных медиа и управляемых алгоритмами систем рекомендаций, которые используются всеми большими платформами. Они сделали нашу сильную подверженность стереотипам одной из самых успешных общественных моделей современности.

Коронавирус. Действительность дает отпор

Национальные идентичности, в особенности, имеют почти тот же онтологический статус, тот же способ бытия, что и ведьмы. Хотя их реально нет, их с легкостью себе воображают. Воображаемые (и в этом смысле существующие) ведьмы, конечно, не идентичны личностям, которых обвиняют в ведовстве. Но это не означает, что фантазии не оказывают действия, то есть, являются совершенно недействительными [165].

С гендерными идентичностями, такими как мужчина и женщина, дело обстоит иначе только на первый взгляд. Конечно, имеются неморальные (генетически определяемые) факты, которые влияют на то, какой у человеческого организма биологический пол и как это связано с биологической репродукцией. Из этого следуют определенные социальные факты, к которым относится то, что (пока) только биологические женщины могут рожать детей. Но из этого ни в коем случае не следует, что матери играют лишь одну определенную социальную роль, из которой можно вывести идентичность, контрастирующую с ролью отцов. Социальные роли матерей и отцов не следуют из биологической, генетической составляющей, которую они используют для биологической репродукции.

Так как мышление идентичностями покоится на разнообразных заблуждениях, оно предосудительно уже поэтому. Оно запутывает наши размышления о нас самих и о других, так как оно попросту в недостаточной степени соответствует фактам.

Социальная практика, покоящаяся на серьезных заблуждениях о неморальных фактах, не может быть морально состоятельной, так как способность морального суждения тех, кто в нее вовлечен, вводится в заблуждение дымовыми бомбами дискурса об идентичности.

В отличие от идентичностей, коронавирус (к сожалению) не является всего лишь фантазией. Он действительно существует, и он развивается по принципам, до сих пор недостаточно понятным в медицинском плане. Ввиду комплексности возможных и действительных цепочек распространения, неопределенности того, когда будет разработана и распространена вакцина и будет ли, до сих пор неясного состояния данных, а равно и в силу ограниченных возможностей тестировать людей, мы можем полагаться только на модели.

Модели, объясняющие свойства вируса, его распространение, летальность, заразительность и т. д., могут быть ложными. Модели — это, в лучшем случае, очень хорошие, полезные приближения к действительности, которая сама не является моделью. Тем не менее от действительности, а не от моделей, зависит, верны ли параметры наших моделей и вместе с ними наши компьютерные симуляции. Если допущения наших моделей слишком сильно отклоняются от действительности, модель выдаст плохие, ложные результаты и вводящие в заблуждение рекомендации к действиям.

Эту действительность я в другом месте назвал базовой действительностью[166]. Модели и сами действительны, они сами являются частью действительности. Базовая действительность, в отличие от них, — это та часть действительности, которая не зависит от существования моделей и которая сама, в частности, не является моделью. Коронавирус распространяется в базовой действительности. Он — не модель.

Вирусы ужасны. Логика их распространения подрывает все границы. Она имеет место на невидимом уровне и становится заметна для нас только из-за симптомов болезни, а затем — из-за множества смертей. Логику распространения саму по себе мы можем исследовать только посредством комплексных моделей и статистики, так что мы оказываемся откровенно беззащитны перед пандемией, которая происходит без того, чтобы мы могли прямо ее наблюдать. Мы вовсе не знаем всех симптомов; у многих заболевших их слишком мало, или они просто не замечают, что они больны COVID-19.

Коронавирус противится постмодернистской бессмыслице о том, что действительность социально сконструирована и в целом зависит от того, какую установку мы имеем по отношению к ней. Собственная динамика коронавируса — это не вопрос установки. Мы можем попробовать приостановить его и разработать вакцину (и, конечно, должны это сделать), но мы никогда не возьмем под контроль всю базовую действительность. Вновь и вновь будут появляться новые вирусы, а человечество будет вновь и вновь подвергаться естественным процессам, которые не находятся в наших руках.

В таких ситуациях стереотипы приобретают немыслимую до того силу и тем самым доказывают, что не только вирус, но и наши ложные представления о его природе опасны, что касается и абсурдной идеи о том, что он якобы был создан в китайских лабораториях или даже был введен в оборот Биллом Гейтсом, чтобы он затем мог продать свою вакцину.

Кризис коронавируса также особенно четко показывает, какие стереотипы существуют и какие порой опасные и экономически измеримые последствия они имеют. Прежде всего это затронуло китайцев, которые