Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

каждого человека опознавать и признавать как человека. Это было резко предъявлено нам в форме глобальной пандемии. Большинство людей в Германии еще никогда на собственной шкуре не испытывали такую ситуацию, как кризис коронавируса и невообразимую для них остановку публичной жизни. Никогда климатическому кризису (еще) не удавалось разорвать производственные цепочки глобализации, понимаемой чисто экономически. В одночасье становится ясно, что быстро распространяющаяся вирусная инфекция связывает нас всех как людей — совершенно независимо от пола, «расы», происхождения, внешнего вида, возраста, политических мнений, дохода, религиозной принадлежности и т. д. Благодаря COVID-19 человечество внезапно и вынужденно объединилось под давлением невидимой угрозы.

Вместе с кризисом коронавируса открылась возможность морального прогресса в темные времена. Слово «кризис» происходит, как и «критика», от древнегреческого слова krinein («различать», «отбирать»). Столь массовый кризис показывает, каковы наши центральные ценности, и выявляет системные связи, которые до сих пор не были видны с такой отчетливостью. И каждый кризис содержит как шансы, так и риски, что прекрасно иллюстрирует китайское слово, обозначающее кризис, 危机 (wēijī). Оно состоит из двух иероглифов: первый сам по себе обозначает «опасность», второй — «шанс».

В экстремальных ситуациях нужно принимать решения, выражающие наши текущие ценностные представления. Трамп, Джонсон, Болсонару, Орбан и Си Цзиньпин еще до кризиса считались морально сомнительными, соответственно, их политические решения в чрезвычайном положении коронавируса также оказались аморальными и асоциальными. Напротив, в Германии чувствовавшаяся во время кризиса коронавируса, по крайней мере поначалу, всеобщая общественная солидарность стала результатом не только того, что члены федерального правительства хотели политически зарекомендовать себя как кризис-менеджеров (на что они имеют полное право), но и того, что они приняли на себя моральную ответственность за свои решения, что привело по крайней мере к временному росту доверия к федеральному правительству. Вопросы, ставшие публично видимыми, звучали так: хотим ли мы действовать как сообщество и защищать старых и слабых практически любой ценой, или скорее мы хотим смириться с сотнями тысяч смертей, чтобы быстро выработать коллективный иммунитет? Хотим ли мы выступить за безопасность жизни наших особенно подверженных вирусу близких или скорее пойти навстречу интересу экономики в получении прибыли и как можно скорее снять ограничения на передвижение? И как мы хотим в будущем жить вместе, если это когда-то закончится? Что будет нам важнее: держать процент заражения на как можно более низком уровне или, принимая риски инфицирования, заботиться о том, чтобы все дети и подростки имели равные шансы и ходили в школы? Как нам быть с тем, что старые люди принадлежат к особо уязвимым группам риска и должны оберегаться, тогда как молодые семьи страдают от того, что дети скучают дома, а родители не могут работать или могут, но лишь немного?

Так или иначе необходимо предъявить этически продуманные концепты, которые позволят нам взвешенно поддерживать наши моральные притязания на справедливость — что означает, что мы не можем выстраивать наше общество лишь на статистике по коронавирусу. Коротко говоря: кризис коронавируса ставит нас перед решающим этическим вопросом о том, кто мы и кем хотим быть. Правые популисты здесь не помогут. Пришедшие к власти во многих странах не в последнюю очередь с помощью грубой лжи и расизма, они окончательно показали во время коронавируса свой угрожающий человечеству в целом потенциал. Особенно заметно это в США, где Дональд Трамп сейчас показывает свое истинное лицо.

С пандемией, изменением климата, социальной несправедливостью во многих частях мира, с по-прежнему очевидным уничтожительным потенциалом арсенала ядерных вооружений и т. д. невозможно справиться усилиями отдельных наций и, тем более, — националистически. Временное возвращение к модусу национальных государств, в том числе в Европе, было необходимо, чтобы взять под контроль первую волну коронавируса, так как отдельные государства нуждались в праве контролировать оборот товаров и свободу передвижения людей, чтобы прервать инфекционные цепи, а необходимое для этого действующее законодательство по большей части связано с конституциями национальных государств.

Мы не можем обратить вспять международную торговлю, которая в прошлом уже принесла в Европу чуму, — это было бы нереалистичным желанием. Мы можем разрабатывать вакцины и эффективные медикаменты, а равно и осмысленные проекты по сдерживанию пандемии и надзору за ней лишь в условиях международного сотрудничества. Правила игры этого международного сотрудничества в будущем должны будут ориентироваться на универсальные моральные критерии, потому что мы как человечество не можем вступать в состязание друг с другом и остальной природой.

Национальное государство покоится на границах, которых не придерживаются ни вирусы, ни климат. С точки зрения вирусов и других нечеловеческих живых существ никаких национальных государств нет. Вирусы не видят разницы между разного рода людьми, но показывают нам, что на молекулярно-биологическом уровне мы принадлежим к одному роду, то есть к роду человеческому, инфицированному сегодня общей судьбой.

Национальные государства — это организационные формы распределения ресурсов. Они позволяют нам поддерживать бюрократические процессы внутри границ. Но мыслить в границах национальных государств морально предосудительно, в частности, я имею в виду использование стереотипов, которые заставляют нас верить, что существуют некие культурные идентичности, например немецкая, французская, баварская или рейнская. Это приводит к тому, что люди начинают вести себя соответствующе. Дело в иллюзиях, которые всегда ведут к тому, что группы людей исключаются и негативно дискриминируются.

Снять пелену дегуманизации. От идентичности к политике различия

Прежде чем мы сможем относиться к другим морально правильно, мы должны снять пелену стереотипов, за которой мы скрываем лица других, оставляя их без защиты от наших предрассудков. Это требование касается всех людей, в том числе и тех, кто сам подвержен стереотипам и дискриминации. Группы людей, подверженные стереотипам, автоматически не состоят из святых, наоборот, как правило, они сами распространяют стереотипы. Тот, кто называет иные группы людей в Германии «картофелинами»[155], а самого себя видит лишь как жертву, которая не может интегрироваться, по полной содействует возведению духовной стены, отделяющей людей друг от друга. Но, прежде всего, жертвами дискриминации и стереотипов в Германии являются граждане и гражданки турецкого и арабского происхождения; «канак»[156] — к сожалению, все еще распространенное ругательство. Негативной стереотипной дискриминацией является уже само обозначение этих людей как «лиц турецкого или арабского происхождения», так как оно подчеркивает нечто, что, во‐первых, не должно было бы играть никакой роли и, во‐вторых, в конечном счете не особо прояснено. Хотя многие так называемые «бионемцы», то есть немцы, чьи предки в течение уже многих поколений были гражданами Германии (или одной из ее стран-предшественниц), к сожалению, обладают некоторыми привилегиями в Германии, это моральная и социально-экономическая проблема. Конечно же, есть