Метаморфозы - Публий Назон

610 Может быть, в том виноват и посыльный-слуга. Подошел он,

        Верно, некстати, избрал неудачное время. Не выждал

        Мига, когда у того и досуг был, и мысли свободны.

        Это сгубило меня. Он, однако, рожден не тигрицей!

        Ведь не каменья же он, не железо он твердое носит

615 И не алмазы в груди; молоком он вскормлен не львицы!

        Будет он все ж побежден; повторю нападенье; досада

        Не остановит меня нипочем до последнего вздоха.

        Если бы можно назад воротить совершенное, — лучше

        Было бы не начинать, — но начатое должно докончить!

620 Так, но не может же он, если б я отложила признанья,

        Не вспоминать постоянно о том, что я сделать решилась.

        Если я буду молчать, он подумает: то увлеченье

        Легкое; боле того — что его искушаю коварством.

        Будет он думать, что я покорилась не богу, который

625 Сильно так жег и сжигает мне грудь, — но влечению плоти.

        Все, наконец, мне равно: несказанное я совершила.

        Я написала ему, молила, греха я желала.

        Это одно совершив, не могу я назваться невинной.

        Действуя дальше, любовь я спасу, а вины не прибавлю», —

630 Молвила. И до того в ней расстроен смущенный рассудок! —

        Жаждет опять испытать, что ее же сразило. Не знает

        Меры, несчастная; вновь подвергает себя униженью…

        Делу не видя конца, он бежал от греха, он покинул

        Родину и основал град новый в земле чужедальней.

635 Скорбью томима, тогда Милетида лишилась и вовсе

        Разума, как говорят. Тогда сорвала она платье

        С груди и стала в нее ударять в исступленном безумье.

        И откровенно, в бреду, признается при всех, что надежды

        Не совершились любви. Родимый свой край и пенатов

640 Бросив постылых, идет по следам убежавшего брата.

        Как, потрясая свой тирс, о потомок Семелы,[412] по чину

        Раз в три года тебя исмарийские славят вакханки, —

        Так на просторных полях завывавшую Библиду жены

        Зрели бубасские[413]. Их же оставив, она у карийцев

645 И у лелегов была ратоборных, и в Ликии тоже.

        Вот уж оставила Краг, и Лимиру, и Ксанфовы воды,

        Также хребет, где Химера жила, извергавшая пламя

        Из глубины,[414] — с змеиным хвостом и с львиною пастью.

        Вот уже нет и лесов, — блужданьем своим утомившись,

650 Библида, падаешь ты головой на твердую землю

        И неподвижно лежишь, лицом в облетевшие листья.

        Нимфы лелегов не раз приподнять ее в нежных объятьях

        Тщетно пытались, не раз с уговорами к ней подступали,

        Чтобы умерила страсть: утешали ей душу глухую.

655 Молча лежит, запустив свои ногти в зеленые травы,

        Библида и мураву потоками слез орошает.

        Создали нимфы из слез — по преданью — струю водяную

        Неиссякаемую. Что дать могли они больше?

        Вскоре, подобно смоле, что из свежего каплет надреза,

660 Или как липкий битум, что из тучной земли истекает,

        Иль как вода, что весной, под дыханием первым Фавона[415]

        Ставшая твердой от стуж, размягчается снова на солнце, —

        Так же, слезой изойдя, и несчастная Фебова внучка,

        Библида, стала ручьем, сохраняющим в этих долинах

665 Имя своей госпожи и текущим под иликом[416] черным.

        Критских сто городов, быть может, наполнила б слава

        О превращении том, когда бы недавнее чудо —

        Ифис, сменившая вид, — как раз не случилось на Крите.

        Феста земля, что лежит недалеко от Кносского царства,

670 Некогда произвела никому не известного Лигда,

        Был из простых он людей, отличался богатством не боле,

        Чем благородством. Зато незапятнанны были у Лигда

        И благочестье и жизнь. К супруге он, бремя носившей,

        Так обратился, когда уж родить подходили ей сроки:

675 «Два пожеланья тебе: страдать поменьше и сына

        Мне подарить: тяжела была бы мне участь иная.

        Сил нам Фортуна не даст. Тогда, — пусть того не случится! —

        Если ребенка родишь мне женского пола, хоть против

        Воли, но все ж прикажу: — прости, благочестье! — пусть гибнет!»

680 Вымолвил, и по лицу покатились обильные слезы

        И у того, кто приказ отдавал, и у той, кто внимала.

        Тщетно тут стала молить Телетуза любезного мужа,

        Чтоб надеждам ее он подобной не ставил препоны.

        Но на решенье своем тот твердо стоял. И созревший

685 Плод через силу уже Телетуза носила во чреве.

        Вдруг, среди ночи явясь ей видением сонным, однажды

        Инаха дочь[417] у постели ее в окружении пышном

        Будто стоит, — иль привиделось. Лоб украшали богини

        Рожки луны и колосья, живым отливавшие златом,

690 И диадема; при ней — Анубис, что лает по песьи,

        Апис, с окраской двойной, Бубастида святая и оный[418],

        Кто заглушает слова и перстом призывает к молчанью.

        Систры[419] звучали; тут был и вечно искомый Озирис

        Вместе с ползучей змеей, смертоносного полною яда.

695 И, отряхнувшей свой сон, как будто все видящей ясно,

        Шепчет богиня: «О ты, что присно при мне, Телетуза!

        Тяжкие думы откинь, — обмани приказанья супруга.

        Не сомневайся: когда облегчит твое тело Луцина, —

        То и прими, что дано: я богиня-пособница, помощь

700 Всем я просящим несу; не будешь пенять, что почтила

        Неблагодарное ты божество». Так молвив — исчезла.

        Радостно с ложа встает и к созвездьям подъемлет критянка

        Чистые руки, моля, чтобы сон ее сделался явью.

        Муки тогда возросли, и само ее бремя наружу

705 Выпало: дочь родилась, а отец и не ведал об этом.

        Девочку вскармливать мать отдает, объявив, что родился

        Мальчик. Поверили все. Лишь кормилица знает про тайну.

        Клятвы снимает отец и дает ему дедово имя,

        Ифис — так звали того. Мать рада: то имя подходит

710 И для мужчин и для женщин; никто заподозрить не может.

        Так незаметно обман покрывается ложью невинной.

        Мальчика был на ребенке наряд, а лицо — безразлично

        Девочки было б оно или мальчика — было прекрасно.

        А между тем уж тринадцатый год наступает подростку.

715 Тут тебе, Ифис, отец белокурую прочит Ианту.

        Между фестийских девиц несравненно она выделялась

        Даром красы, рождена же была от диктейца Телеста.

        Годами были равны и красой. От наставников тех же

        Знанья они обрели, возмужалости первой начатки.

720 Вскоре любовь их сердца охватила. И с силою равной

        Ранила сразу двоих: но различны их были надежды!

        Срока желанного ждет и обещанных светочей свадьбы,

        Мужем считает ее, в союз с ней верит Ианта.

        Ифис же любит, сама обладать не надеясь любимым,

725 И лишь сильнее огонь! Пылает к девице девица.

        Слезы смиряя едва, — «О, какой мне исход, — восклицает, —

        Если чудовищной я и никем не испытанной новой

        Страстью горю? О, когда б пощадить меня боги хотели,

        То погубили б меня, а когда б и губить не хотели,

730 Пусть бы естественный мне и обычный недуг даровали!

        Ибо коровы коров и кобылы кобыл не желают,

        Любят бараны овец, и олень за подругою ходит;

        Тот же союз и у птиц; не бывало вовек у животных

        Так, чтобы самка у них запылала желанием к самке.

735 Лучше б мне вовсе не жить! Иль вправду одних лишь чудовищ

        Крит порождает?.. Быка дочь Солнца[420] на Крите любила, —

        Все-таки был он самец. Но моя — если только признаться

        В правде — безумнее страсть: на любовь упованье питала

        Та. Ухищреньем она и обличьем коровьим достигла,

740 Что испытала быка. Для обмана нашелся любовник.

        Тут же, когда бы весь мир предложил мне услуги, когда бы

        Вновь на вощеных крылах полетел бы по воздуху Дедал,