Метаморфозы - Публий Назон

        Ибо с сестрою была, — но увидела вдруг: упадают

345 Капельки крови с цветов и колеблются трепетно ветки.

        Тут, наконец, — опоздав, — нам сказали селяне, что нимфа

        Именем Лотос, стыда избегая с Приапом[402], когда-то

        С деревом лик измененный слила, — сохранилось лишь имя,

        Было неведомо то для сестры. Устрашенная, хочет

350 Выйти обратно и, нимф приношеньем почтив, удалиться, —

        Ноги корнями вросли; их силой пытается вырвать,

        Может лишь верхнюю часть шевельнуть; растущая снизу,

        Мягкие члены ее постепенно кора облекает.

        Это увидев, она попыталась волосы дернуть, —

355 Листья наполнили горсть: голова покрывалась листвою.

        А малолетний Амфис — ибо имя от Эврита деда

        Он унаследовал — вдруг ощущает, что грудь затвердела

        Матери, что молоко не струится в сосущие губы.

        Я же, как зритель, была при жестоком событье, не в силах

360 Быть тебе в помощь, сестра! Лишь сколько могла, превращенье

        Тщилась я задержать, и ствол обнимая и ветви.

        Я бы желала, клянусь, под тою же скрыться корою!

        Вот подошли и супруг Андремон, и родитель несчастный, —

        Оба Дриопу зовут. Зовущим Дриопу на Лотос

365 Я указала. Они неостывшие члены целуют,

        Оба, к родным приникая корням, оторваться не могут.

        Стало уж деревом все, ты одно лишь лицо сохранила,

        О дорогая сестра! И на свежие листья, на место

        Бедного тела ее, — льет слезы; пока еще можно

370 И пропускают уста, как жалобно молит в пространство:

        «Ежели верите вы несчастливцам, клянуся богами,

        Не заслужила я мук. Терплю, неповинная, кару.

        Чистой я жизнью жила. Пусть, если лгу, я засохну,

        Всю потеряю листву и, срублена, пусть запылаю.

375 Но уж пора, отнимите дитя от ветвей материнских,

        Дайте кормилице. Пусть — вы о том позаботьтесь! — почаще

        Здесь он сосет молоко и играет под тенью моею.

        А как начнет говорить, — чтоб матери он поклонился,

        С грустью промолвил бы: «Мать укрывается в дереве этом».

380 Пусть лишь боится озер и цветов не срывает с деревьев,

        Да и кустарники все пусть плотью богов почитает.

        Милый супруг мой, прости! Ты, родная сестра, ты, отец мой!

        Если живет в нас любовь, молю: от укусов скотины

        И от ранений серпа вы листву защитите родную!

385 Так как мне не дано до вас наклониться, то сами

        Вы протянитесь ко мне и к моим поцелуям приблизьтесь.

        Можно еще прикоснуться ко мне, поднесите сыночка!

        Больше сказать не могу; уже мягкой древесной корою

        Белая кроется грудь, — теряюсь в зеленой вершине.

390 Руки от глаз отведите моих: и без вашей заботы

        Этой растущей корой, умирая, затянутся очи».

        Одновременно уста говорить и быть перестали.

        Ветви же долго еще превращенной тепло сохраняли».

        Так о печальных делах повествует Иола. Свекровь же,

395 Пальцем большим вытирая с лица Эвритиды потоки

        Слез, льет слезы сама. Но утешило все их печали

        Новое диво: стоит в глубине на пороге пред ними

        Чуть ли не мальчик, с лицом, на котором лишь пух незаметный,

        Прежние годы свои обретя, Иолай[403] превращенный.

400 Так одарила его от Юноны рожденная Геба[404],

        К просьбам супруга склонясь, и готовилась было поклясться,

        Что никому уж не даст перемены подобной. Фемида

        Не потерпела того и сказала: «Усобицы в Фивах

        Уж возбуждают войну. Капаней же Юпитером только

405 Будет в борьбе побежден. Убьют два брата друг друга.

        Лоно разверзнет земля, и живым прорицатель увидит

        Душу в Аиде свою. За отца отомстит материнской

        Кровью сын и, убив, благочестным преступником станет;

        Но, устрашенный грехом, рассудка лишившись и дома,

410 Будет гоним Эвменидами он и матери тенью,

        Злата доколь у него рокового не спросит супруга

        И не пронзит ему меч родственный в длани фегейской.

        И наконец, Ахелоева дочь Каллироя попросит

        У Громовержца, чтоб он ее детям года приумножил

415 И не оставил притом неотмщенной мстителя смерти.

        Просьбами тронутый бог дар падчерице и невестке

        Ранее срока пошлет и в мужей превратит — малолетних».[405]

        Лишь провещали уста провидицы судеб грядущих

        Девы Фемиды, тотчас зашумели Всевышние разом,

420 Ропот пошел, почему у других нет прав на такую

        Милость — и вот на года престарелого сетует мужа

        Паллантиада[406]; что сед Ясион — благая Церера

        Сетует также; Вулкан — тот требует, чтоб обновился

        И Эрихтония век. О грядущем заботясь, Венера

425 Хочет вступить в договор, чтоб лета обновились Анхиза.

        Нежной заботы предмет есть у каждого бога. Мятежный

        Шум от усердья растет. Но разверз уста Громовержец

        И произнес: «О, ежели к нам в вас есть уваженье, —

        Что поднялись? Иль себя вы настолько могучими мните,

430 Чтобы и Рок превзойти? Иолай в свои прежние годы

        Был возвращен. Каллирои сынам по велению судеб

        В юношей должно созреть: тут ни сила, ни спесь не решают.

        Все это надо сносить спокойней: правят и вами

        Судьбы, и мной. О, когда б я силу имел изменить их,

435 Поздние годы тогда моего не согнули б Эака,

        Переживал бы всегда Радамант свой возраст цветущий,

        Также мой милый Минос. А к нему возбуждает презренье

        Старости горестный груз, и не так уж он правит, как прежде».

        Тронул Юпитер богов. Ни один не посетовал боле,

440 Раз увидав, что Эак с Радамантом своим долголетьем

        Удручены, и Минос, кто, бывало, в цветущие лета,

        Именем страх наводя, грозой был великих народов,

        Ныне же немощен стал. Дионина сына Милета,

        Гордого силой своей молодой и родителем Фебом,

445 Старый страшился. Боясь, что его завоюет он царство,

        Юношу все ж удалить от родных не решался пенатов.

        Но добровольно, Милет, бежишь ты и судном взрезаешь

        Быстрый Эгейскую ширь, и в Азийской земле отдаленной

        Стены кладешь: тот град получил основателя имя.

450 Там-то Меандрова дочь, по извилине брега блуждая

        Возле потока-отца, что течет и туда и обратно,

        Стала женою тебе, — Кианея, прекрасная телом.

        Двойню потом для тебя родила она: Библиду[407] с Кавном.

        Библиды участь — урок: пусть любят законное девы!

455 Библида стала пылать вожделением к брату — потомку

        Феба. Его не как брата сестра, не как должно, любила.

        Не понимает сама, где страстного чувства источник;

        В помыслах нет, что грешит, поцелуи с ним часто сливая

        Или объятьем своим обвиваючи братнину шею.

460 Долго вводило ее в заблуждение ложное чувство.

        Мало-помалу оно переходит в любовь: чтобы видеть

        Брата, себя убирает она, казаться красивой

        Хочет и всем, кто краше ее, завидует тайно.

        Все же сама не постижна себе; никакого желанья

465 Не вызывает огонь; меж тем нутро в ней пылает.

        Брата зовет «господин», — обращенье родства ей постыло, —

        Предпочитает, чтоб он ее Библидой звал, не сестрою.

        Бодрствуя, все же питать упований бесстыдных не смеет

        В пылкой душе. Но когда забывается сном безмятежным,

470 Часто ей снится любовь; сливаются будто бы с братом

        Плотски, — краснеет тогда, хоть и в сон погруженная крепкий.

        Сон отлетает; молчит она долго, в уме повторяя

        Зрелище сна, наконец со смущенной душой произносит:

        «Горе! Что значит оно, сновидение ночи безмолвной?

475 Лишь бы оно не сбылось! И зачем мне подобное снится?

        Он ведь собою красив и для взора враждебного даже,

        Как я любила б его, не родись мы сестрою и братом.