Северная и восточная Тартария - Николаас Витсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говоря о Северной и Восточной Тартарии, он отмечал, что всем известно, сколько времени и средств Витсен вложил в эту, несомненно, очень объемную книгу ин-фолио, украшенную множеством ценных рисунков. Однако сам Страленберг не ручался за верность изложенных в ней сведений, так как считал, например, что Витсен неправильно информировал Лейбница по некоторым вопросам. По мнению Страленберга, читающей публике следовало расстаться с надеждой когда-либо увидеть труд Витсена, «потому что на него был наложен арест и запрет на публикацию, когда он еще лежал на печатном стане, чтобы быть изготовленным»[1574]. Из этого можно сделать следующий вывод: Страленберг полагал, что Петр Великий велел выкупить рукопись Северной и Восточной Тартарии у типографа, чтобы воспрепятствовать публикации книги Витсена. Двадцать лет спустя этим ошибочным суждением ограничивалось упоминание о Витсене, которое мы находим в известном и часто используемом справочнике биографий европейских ученых Христиана Готлиба Йохера (Christian Gottlieb Jöcher)[1575], изданном во второй половине XVIII века.
В отличие от богатого правителя Витсена, бедный офицер Страленберг горел желанием опубликовать написанную им книгу. Он издал ее за свой счет в надежде заработать. Он также собрал материалы для второй части, но опубликовать ее не смог, по-видимому, из-за нехватки денег[1576]. Трудно установить, действительно ли научные успехи Страленберга далеко превзошли достижения Витсена[1577]. На стороне Страленберга было то, что над своей книгой и картой он работал на месте и на четверть века позже Витсена, когда Сибирь стала уже значительно более освоенным регионом. В XVIII веке знатоки Сибири ценили его труд, но считали, что, помимо прочего, он допустил множество ошибок, поскольку плохо знал русский язык[1578].
Тем не менее, в борьбе за благосклонность западного читателя с большим отрывом победил Страленберг. Его цитировали такие великие умы, как Эдвард Гиббон, Александр фон Гумбольдт и Александр Пушкин[1579]. Еще при жизни автора в свет вышло шведское и английское издания его книги, а после смерти появились переводы на французский и испанский. Книга Витсена не была переведена на другие языки. К тому же на протяжении XVIII века голландский язык неуклонно вытеснялся на периферию европейского «литературного мира», так что количество людей, имевших возможность ознакомиться с Северной и Восточной Тартарией, все еще доступной в нескольких экземплярах, также постоянно сокращалось.
Помимо географии, внимание Витсена привлекали многочисленные языки, на которых говорили народы, населявшие Тартарию. О них он писал в своих письмах, в том числе Лейбницу. Северная и Восточная Тартария содержала уникальную информацию о ряде совершенно неизвестных в то время языков. Кроме того, в книге мы находим первые подробные словники некоторых из них. Однако именно за Страленбергом, благодаря составленной им Табуле полиглоте (Tabula polyglotta), закрепилась слава исследователя, впервые проведшего систематическое сравнение сибирских языков[1580]. Более того, его всегда будут вспоминать как новатора, предложившего Петру Великому считать Уральские горы границей между Европой и Азией.
XII. Вольтер и Заандам
За то, что в XVIII веке работа Витсена устояла перед натиском книги Страленберга, следует благодарить, прежде всего, целый ряд исследователей, членов Петербургской академии наук. Мы позволим себе процитировать лишь одного из самых известных: Августа Людвига фон Шлецера (August Ludwig von Schlözer). Он полагал, что Северная и Восточная Тартария содержала «неоценимое количество уникальных и по сей день неизвестных в России сведений о России». Он также считал, что эту «великолепную книгу» («dieses herrliche Buch») следует досконально изучить и использовать для «истинного пополнения знаний об окружающем мире и его истории»[1581]. Поскольку труды этих ученых выходили не только на русском, но зачастую и на немецком языке, российские и западные ученые, интересовавшиеся Сибирью и Азией, не забывали имя Витсена[1582]. Но основная причина, по которой о Витсене помнили в Европе, — его дружба с Петром Великим. С начала XVIII века не иссякает поток многочисленных книг, написанных о царе. В 1725 году, сразу после смерти Петра I, Жан Руссе де Мисси (Jean Rousset de Missy), гугенот, бежавший в Нидерланды, опубликовал четырехтомную биографию царя на французском языке под причудливым псевдонимом «барон Жан де Нестесураной» (Baron Jean de Nestesuranoi). Фрагмент, посвященный Витсену, он по большей части переписал из мемуаров Перри[1583]. В 1742 году тот же самый пассаж о Петре и Витсене повторяется и в другой франкоязычной биографии царя, сочиненной Элеазаром Мовильоном (Eléazar Mauvillon), еще одним протестантским эмигрантом из Франции[1584]. Этот же фрагмент мы встречаем в еще одной компилятивной работе о России, которую в 1744 году составил, на этот раз, голландец, Иохан Рейтц (Johan Frederik Reitz)[1585]. Подробнее о Витсене говорится в сборнике анекдотов о Петре Великом, которые собрал Якоб фон Штелин (Jacob von Stählin), профессор Петербургской академии наук. Эту книгу тоже часто цитируют.
Штелин, скорее царедворец, чем ученый, пересказал Вольтеру различные интересные эпизоды из жизни царя[1586]. К сожалению, в сборнике Anecdotes sur le czar Pierre le Grand (Анекдоты о царе Петре Великом) французского философа о Витсене говориться лишь мимоходом[1587]. Позднее Вольтер более подробно рассказал о Витсене в своей Истории Российской империи в царствование Петра Великого (1759-1763)[1588]. Эта книга была написана по поручению русского двора, и снабдить знаменитого француза необходимыми материалами было задачей, прежде всего, Г. Ф. Миллера и М. В. Ломоносова. Вольтер не счел необходимым исправить многочисленные неточности, на
