Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков

отправил казначею Саввино-Сторожевского монастыря отцу Никите, который, выпивши, подрался с размещёнными на постой стрельцами: «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дома и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките».

Таков был царь на язык. Скажем теперь насчёт рук. Раз в думе обсуждался вопрос о войне с Польшей, и царёв тесть боярин Милославский, никогда не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если государь назначит его воеводой, то он приведёт ему пленником самого короля польского. Это наглое хвастовство так возмутило царя, что он дал старику пощёчину, надрал ему бороду и пинками вытолкал из палаты. И это тишайший царь? Вряд ли.

Протопоп Аввакум обличает: «…И царя тово враг божий омрачил, да к тому величает, льстя, на переносе: „благочестивейшаго, тишайшаго, самодержавнейшаго государя нашего, такова-сякова, великаго, — больше всех святых от века! — да помянет господь бог во царствии своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков“».

Но царь-то оказался другим, не тишайшим вовсе: «А царь-ет, петь, в те поры чается и мнится бутто и впрямь таков, святее его нет! А где пуще гордости той!» и т. д.

Что касается дел, то в царствование Алексея Михайловича меньше всего было тишины и покоя. Царь требовал от своих подручных служить без устали. Вспоминая «работы свои непрестанные», боярин Артамон Матвеев замечал, что «прежде сего никогда не бывало». А по отзыву протопопа Аввакума, царь «накудесил много в жизни сей, яко козел скоча по холмам и ветер гоняя». Да и когда было Алексею Михайловичу отдыхать, если в его правление бунт следовал за бунтом, война за войной. Сами современники называли XVII век — «бунташным веком».

Но как раз это последнее обстоятельство и даёт ключ к правильному пониманию прозвища «Тишайший». Его истоки лежат в старинной формуле «тишина и покой», которая символизировала благоустроенное и благоденствующее государство. Моление о «мире и тишине», о «покое и тишине, и благоденствии» со времён Бориса Годунова в «чашу государеву» (особый словесно-музыкальный жанр). Самозванцы и мятежники по тогдашней терминологии — «развратники тишины».

Алексей Михайлович именно «утишил» Россию, раздираемую бунтами и расколами. В одном документе того времени так и сказано, что по смерти Михаила Фёдоровича Мономахову шапку надел «благородный сын его, благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович. Тогда под его высокодержавною рукой во всём царстве благочестие крепко соблюдашеся, и всё православное христианство безмятежно тишиной светилось».

Вот какой смысл вкладывали наши предки в эпитет «тишайший» — это был официальный государев титул, имевший отношение к сану, а не к характеру царя. Он имеется и в надписании траурного «гласа последнего ко Господу Богу святопочившего о Господе благочестивейшего, тишайшего, пресветлейшего Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича».

И таким «тишайшим» государем, кстати, официально был не один Алексей Михайлович, но и его сыновья, преемники на троне: вначале Фёдор Алексеевич, затем братья Иван и Пётр, а потом в течение 30 лет один Пётр, которого уж никак заподозришь в «тихом» поведении и излишней мягкости.

18 июня 1676 года, в день венчания на царство Фёдора Алексеевича, Симеон Полоцкий поднёс ему «Гусль доброгласную» — книжку, посвящённую «нововоцарившемуся благочестивейшему, тишайшему, пресветлейшему Великому Государю».

В 1701 году профессор Славяно-греко-латинской академии чудовский монах Иов, составивший «Букварь, рекше Сократ учения христианского», в предисловии указал, что трудился во славу «яснейшетишайшего и державнешего… Петра Алексеевича». Просто «тишайшим» Пётр назван в надписании «Риторической руки» Стефана Яворского — точнее, в русском её переводе, принадлежащем Феофану Прокоповичу. Он же в «Лексиконе треязычном» перевёл «тишайший» как serenissimus, каковой эпитет употреблялся в титуле римских императоров. А это уже окончательно развенчивает миф о том, что Алексей Михайлович заслужил у современников прозвище «тишайший» благодаря своей кротости и смирению[36].

Первая российская мумия

Потомок венгерских королей Карл Евгений герцог де Кроа служил в армиях нескольких стран и дослужился до генеральского чина. В 1700 году он подался в Россию и поспел как раз к началу Северной войны, когда русские полки стягивались к шведской Нарве. Петра I сразили отличные рекомендации, выданные де Кроа различными европейскими дворами: участвовал в 15 кампаниях, громил турок под Веной… Кроме того, царю понравилось умение старого служаки пить — в этом деле Пётр и сам был дока. Кроа был принят на службу сразу с чином фельдмаршала и назначен главнокомандующим русской армии.

К каким результатам привело его командование, хорошо известно. Утром 18 ноября в русский лагерь прибыл гонец с вестью о приближении шведской армии Карла XII. Де Кроа и ухом не повёл. Его, старого выпивоху, больше всего беспокоило истощение запасов вина и водки в его обозе. Поэтому атака шведов на русские позиции стала для него полной неожиданностью. Увидев, как русские дивизии одна за другой обращаются в бегство, избивая своих иностранных командиров, Кроа в сердцах воскликнул: «Пусть сам чёрт командует такими солдатами!» (вар.: «такой сволочью») — и протянул свою шпагу первому встреченному шведскому офицеру.

Своеобразное наказание за бездарное командование под Нарвой постигло его уже после смерти.

Оказавшись в плену, де Кроа был отправлен шведами в Ревель, где вскоре умер. После него остались неоплаченные долги, а по тогдашним лифляндским законам (Любекское право) должник не мог быть похоронен до уплаты долга. Заплатить за покойного полководца было некому. Тогда тело де Кроа положили до лучших времён в лютеранской церкви св. Николая (Нигулисте), под стеклянным колпаком, в известковом погребе, предохранявшем его от тления. Там оно пролежало почти два века, став своего рода местной «достопримечательностью» (кстати, ревельцы полагали, что Кроа сохранился благодаря крепким напиткам, которые покойный весьма ценил).

Один из путешественников в 1839 году так описывал достопримечательность церкви св. Николая: «Небольшая дверь ведёт в капеллу. Там лежит иссохший труп герцога де Кроа, сохранявшийся более 130 лет. Близ дверей стоит дубовый гроб, в котором лежит его тело; лицо почернело, волосы ещё видны надо лбом, и на голове — парик. Из-под чёрной бархатной мантии выглядывают манжеты и рубашки, так же хорошо сохранившиеся, как жилистые руки и высохшее тело».

Впоследствии, когда мундир де Кроа истлел, ему пришлось сшить новый.

Князь П. А. Вяземский, будучи проездом в Ревеле,