Балаустион - Сергей Конарев

— Не переживай, сейчас с тобой поговорят, — Леонтиск первым увидел решительно приближающуюся группу военных.

Возглавлял ее худощавый, словно высушенный офицер со значком эномотарха на плече. На вид ему было лет тридцать пять, но с таким же успехом ему могло быть и на десять лет больше, у подобной сухощавой породы людей трудно определить возраст. За спиной офицера шли человек шесть или семь солдат, все с настороженными взглядами и руками у ножен.

Написанное на лице эномотарха решительное выражение немного смягчилось, когда он разглядел чисто спартанскую длинноволосую внешность Леонтиска, а тремя мгновениями позже он его узнал.

— Афинянин-копейщик, герой Олимпиады! — приветствовал юношу эномотарх. (Леонтиск поморщился — как бы он ни старался, для настоящих лакедемонян он всегда будет только афинянином, и точка.) — Вроде не лучшее время для путешесвий на корабле, э?

Леонтиск вскинул руку в воинском салюте. Так приветствовали друг друга равные или воины, не входящие в одну командно-подчиненную структуру. Старшего по званию следовало приветствовать ударом кулака правой руки в область сердца.

— У меня срочное сообщение для эфоров, — Леонтиск не стал раскрывать всей правды, потому что не знал, не является ли эномотарх сторонником Агиадов. В этом случае у друзей могли возникнуть непредвиденные затруднения.

— Мне необходимо как можно быстрее передать этот свиток, — Леонтиск похлопал по висящей у пояса пустой тубе от скиталы. — Прошу тебя о содействии, эномотарх.

— Не знаю, чем могу помочь вам, — неуверенно произнес тот. На его лицо снизошло кислое выражение. — Лишних лошадей у меня нет.

— Клянусь Меднодомной, отправлю твоих коней обратно, как только прибуду в Спарту. Кроме того, я могу замолвить словечко за тебя перед эфорами, доложить им о том, как образцово справляется служба на твоей заставе. Не исключено, что ты заработаешь похвалу, и крепость Левки будет поставлена на повышенное довольствие….

Ложь, в которую хочется верить, как обычно, произвела благоприятное действие. Лицо эномотарха разгладилось.

— Что ж, если так… Я знаю, ты — «спутник» Пирра, сына царя Павсания, и действительно… Хорошо, я дам тебе лошадей и одного из солдат, который потом пригонит их обратно. Только не забудь о своем обещании, когда окажешься перед эфорами.

— Не беспокойся! — с облегчением вздохнул Леонтиск, победно посмотрев на Эвполида. — Доложу в лучшем виде.

— В таком случае прошу тебя и твоего спутника быть в эту ночь гостями крепости. Негоже на ночь глядя бить задницу седлами. А по заре я прикажу подать лошадей, и отправитесь. К полудню будете в городе.

После колебания, длившегося три удара сердца, Леонтиск кивнул.

— Хорошо, — ему не терпелось отправиться в Спарту немедленно, но по здравому размышлению было действительно куда как удобнее отправиться утром, чем в темноте ломать ноги лошадям на неровных горных дорогах, рискуя свалиться с какого-нибудь обрыва. Да и время позволяло — по всем расчетам, коллегия ахейцев, с которой в столицу Лаконики должен приехать убийца, прибудет в город не ранее послезавтрашнего утра.

Поужинав жарким из птицы, свежим сыром и подсохшими лепешками — угощал начальник гарнизона — друзья улеглись в просторном помещении, уставленном пустыми солдатскими лежаками. Видимо, когда-то в Левках стоял куда как больший гарнизон, нежели сейчас. Леонтиск снова не мог уснуть — волновала близость цели путешествия, беспокойство, усталость и тревожные мысли будоражили мозг круговертью полусонных видений. По-настоящему юноша забылся только на исходе темных часов.

После короткого, наспех, завтрака, друзья и приставленный сопровождать их (а вернее — лошадей) солдат залезли в седла и взяли направление на запад. Каменистая, порой весьма узкая дорога петляла по горам, то карабкаясь на склон, то сбегая вниз, то неторопливо огибая какой-нибудь заросший вьюном древний утес.

Часа через три они спустились с возвышенности в долину. Дорога обрела более ухоженный вид, теперь она бежала мимо разделенных межами земельных участков спартанцев. Только подобный земельный участок, передаваемый от отца сыну давал право называться настоящим лакедемонским гражданином. Ни иноземцы, вроде Леонтиска, ни даже поколениями жившие в Лакедемоне периэки, сословие ремесленников, не могли претендовать на полноценное гражданство.

Солнце, сверкающая колесница Гелиоса, подобралось почти к зениту, когда Леонтиск и его спутники миновали военный поселок Селинунт. Отсюда до Спарты, было ровно сто двадцать стадиев напрямик по ровной дороге, ухоженной ежегодными стараниями государственных рабов. Большую группу илотов, ремонтирующих дорогу, спутники встретили, едва отъехав от Селинунта. Их было человек пятьдесят — грязных, бритых наголо, и, несмотря на холодную погоду, одетых в рванье. Замерзшие, с потухшими взглядами, илоты нехотя ворочали булыжники, которыми была крыта дорога, и столь же вяло замазывали щели между ними густым от холода раствором. Присматривал за невольниками десяток молодых гоплитов, которые встретили приближающихся всадников подозрительными взглядами. К счастью, командиром солдат оказался Галиарт, сын наварха Каллиброта, товарищ Леонтиска по агеле. Афинянин, забыв о больном ребре, мигом соскочил с лошади — так он рад был после всех невзгод увидеть кого-то из своих.

— Хе! Лео! — усмехнулся Галиарт. — А я тебя сразу и не узнал. Отощал ты что-то, брат, в родных Афинах!

С довольными улыбками товарищи похлопали друг друга по плечам.

— Как вы? Все ли в порядке? — нетерпеливо поинтересовался Леонтиск.

— Как всегда, — пожал плечами Галиарт. — То служим, то с Агиадами грыземся. Меня вот, видишь, приставили «львят» дрессировать. Подозреваю, что это отец подсуетился, чтобы меня определили на самое поганое место — присматривать за илотами, этими вонючими крысами.

Отец Галиарта, Каллиброт, был в Спарте уважаемым человеком, членом герусии, и уже на протяжении двенадцати лет ежегодно переизбирался на должность наварха — командующего флотом. К превеликому неудовольствию сыновей, отец придерживался старых взглядов на воспитание молодежи и всегда просил старших командиров давать его отпрыскам задания потрудней, а работу почерней, искренне полагая, что это закаляет их тело и дух. Нетрудно догадаться, что сыновья — старший, Галиарт, и младший, воспитанник агелы в ранге «ястреба» — этого мнения, мягко говоря, не разделяли.

— Да ты тут, вроде, не напрягаешься, — подняв бровь, огляделся вокруг Леонтиск.

— Куда б охотнее напрягался, клянусь Мужеубийцей! — в сердцах воскликнул Галиарт. — Лучше б гонял сопляков на плацу или упражнялся в лагере за Эвротом. А тут… стоишь на этом ветру целый день, как памятник. К вечеру шею продувает так, что панцирь снять не можешь, рука не поднимается.

Леонтиск усмехнулся — Галиарт был верен себе. Его коньком с отрочества было ныть и прибедняться. Да и внешность: продолговатая челюсть с лошадиными зубами, длинный, слегка загнутый набок нос и над всем этим — блестящие глаза плута усиливали комичность избранного им образа. И хотя нытиков в агеле, мягко говоря, не любили, никому и в голову не приходило всерьез отнести Галиарта к этой категории. Друзья знали, что сын наварха, когда доходило до серьезного, мог быть взрывным, напористым и даже беспощадным. В учебе он был прилежен, в дружбе верен, и почитал царя-Эврипонтида куда более чем собственного отца. В семерку «спутников» царевича Пирра Галиарт не вошел, и потому должен был нести армейскую службу. Однако все свободное время сын наварха проводил среди друзей, и был настолько неотделим от их дел и чаяний, что его в шутку прозвали «восьмым спутником» царевича.

— А эти негодяи илоты? — Галиарт вошел в раж. — Прикидываются бедными угнетенными невольниками, а на самом деле илот — это хитрое и неблагодарное животное. Упрямый, как осел, ленивый, как собака, и прожорливый, как крокодил. И тронуть их не смей: огрызаются, хмурятся, того и гляди — бунтовать начнут.

Тут уже Леонтиск расхохотался во все горло. В Спарте каждый знал, что нет существа более тихого и покорного, чем илот. История хранила рассказы о великих восстаниях этих лакедемонских государственных рабов, однако то ли нынешние илоты выродились, то ли играли роль какие-то другие обстоятельства, но в описываемые времена крупные бунты невольников давно канули в Лету, а мелкие подавлялись без всякой помощи армии силами «львов» из агелы.

Отсмеявшись, Леонтиск задал, наконец, вопрос, вертевшийся у него на языке с самого начала:

— Как наш?

Галиарту не нужно было объяснять, о ком идет речь.

— О-о, чувствует себя прекрасно! На днях задвинул такую речугу в народном собрании — закачаешься!