Балаустион - Сергей Конарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро второго дня пути они встретили в гавани городка Гидрея, стоящего на одноименном острове против побережья Арголиды. Весь предыдущий день фелюга, борясь со все усиливающимся ветром, отважно резала острой грудью стальные воды моря. К вечеру волнение стало еще сильней. Когда была пройдена восточная оконечность Арголиды, капитан объявил, что если они не хотят налететь в темноте на скалы, необходимо укрыться в какой-нибудь защищенной от ветра бухте. Лучше всего для этой цели подходила гавань Гидреи, небольшого морского поселения, где в равной степени жаловали щедрых контрабандистов и не любили афинские морские патрули. Впрочем, команда «Вызывающей бурю», бросив якорь в стадии от берега и отправив лодку за вином и свежими новостями, на берег сходить не стала. Это было решением капитана. Видимо, и в этом месте могли найтись нежелательные глаза и уши, могущие заинтересоваться судном, оказавшимся в море в такое время года. Никто не знал, насколько длинны руки архонта Демолая, и никто не испытывал желания это узнать.
Ночь, впрочем, прошла спокойно. Правда, Леонтиск, выспавшийся днем, почти до самого утра не мог сомкнуть глаз. В немалой степени этому способствовало сломанное ребро, оно продолжало нещадно ныть, и поэтому юный воин старался по возможности лежать неподвижно. Укрывшись плотным шерстяным одеялом, выданным друзьям на двоих, сын стратега широко открытыми глазами глядел в кусок звездного неба, видневшийся через проем ведущей на палубу лестницы. Перед его глазами вновь мелькали сцена убийства, перекошенное, окровавленное лицо Клеомеда, факел, освещающий шатающийся под ногами мост, мертвая голова Каллика и другие жутковатые картинки из событий последних дней. Леонтиску на мгновенье страшно захотелось оказаться как можно дальше от всех этих напастей, которые неумолимо складывались в звенья зловещей цепи. И цепи той далеко до завершенья! Как хорошо было бы сейчас быть сыном простого рыбака где-нибудь на одном из тысячи маленьких безмятежных островов Эгеиды, не знать ни Клеомеда, ни Агиадов, ни архонта с его пресловутым «альянсом», ни проклятых римлян. Ловить себе спокойно рыбу, торговать с заезжими купцами, завести семью, воспитывать детей… Эх….
Леонтиск вздохнул и тут же устыдился своих мыслей. Знал бы Пирр, что его посланник, его «спутник», которому он доверяет важнейшие дела, раскис как евнух, которого забирают в армию. Нет! Прочь эти дурацкие думы о семье, о покое! Его ждет борьба и ярость, и если потребуется, он еще десять лет проведет в подземельях и прольет много крови — своей и чужой — лишь бы не дать командиру ни единого шанса усомниться в его преданности и твердости.
А что касается этого несчастного стражника, погибшего от его руки — хватит думать об этом! Он, Леонтиск, сын Никистрата, — воин, и не дело воина разводить нюни над каждым убитым врагом. У Эврипонтидов врагов не счесть, а значит стоит только приветствовать отправку любого из них в царство теней. Нужно брать пример с Эвполида. За эти два дня он лишил жизни не одного, а нескольких человек, и ничего — спит себе спокойным сном младенца, счастливчик. И никакие сомнения и терзания его не гнетут.
«И меня не будут! Все, спать! — приказал себе Леонтиск. — И с завтрашнего дня — никаких больше предательских мыслей!».
И Гипнос, бог сновидений, словно послушавшись приказа, тут же накрыл сознание молодого воина липким плотным покрывалом.
Над беспокойным морем поднималась поздняя зимняя заря.
Из Гидреи они взяли курс на юго-запад, к берегу Лаконики. И этот день прошел без приключений, если не считать приключением встречу с прошедшей им навстречу на расстоянии пяти-шести стадиев такой же легкой и стройной гемиолы. Судно шло без всяких опознавательных флажков, и капитан с уверенностью заявил, что это были либо пираты, либо собратья-конрабандисты. В первый момент, когда корабль только появился на фоне свинцового горизонта, всем пришлось изрядно поволноваться. Моряки, расхватав оружие, рассредоточились вдоль бортов, на мачту с проворностью обезьян залезли трое или четверо стрелков. Судя по уверенности, с которой команда проделала все эти манипуляции, Леонтиск понял, что делать это ей приходится весьма нередко. Он и Эвполид тоже приготовили свое оружие, и даже выпили по-быстрому кувшинчик крепкого хиосского вина — для храбрости.
Впрочем, страхи оказались напрасными. Встреченная гемиола не сделала никакой попытки не то что напасть, но даже приблизиться. Не исключено, что ее экипаж переволновался не менее команды «Вызывающей бурю» и тоже приготовился к нападению. Однако ничего не произошло, и спустя час, когда косая рея чужого корабля скрылась из виду, матросы разошлись по своим местам, а Леонтиск и Эвполид, возбужденные происшествием и вином, истратили запал на различные предположения относительно того, что могло делать это судно в море в закрытое для навигации зимнее время.
К вечеру корабль приблизился к земле и пошел вдоль каменистого лаконского берега. Леонтиск снова стоял на носу — с волнительным стуком в груди и нетерпением в ногах. Колено, кстати, за эти двое суток изрядно зажило и почти не беспокоило, чего нельзя было сказать о ребре.
Солнце уже устало клонилось к горам Парнона, когда фелюга неторопливо вошла в гавань крепости Левки — одну из немногих бухт на восточном побережье Пелопоннеса. Матросы, спустив паруса, бодро уселись за весла и аккуратно подвели «Вызывающую бурю» к деревянному причалу. Все, кому случилось оказаться в эту пору на берегу — двое солдат, несколько рыбачек и стайка ребятни, — немедленно сбежались поглазеть на такое редкое зрелище, как прибывшее из зимнего моря судно. Один из солдат, впрочем, тут же отправился в крепость, без сомнения — доложить начальству.
Перед тем, как сойти на истертый деревянный настил причала, Леонтиск и Эвполид поблагодарили капитана, крепко пожав его твердую, словно корень дерева, руку.
— Это вам спасибо, господа! — весело сверкнув кривыми зубами, воскликнул капитан. — Теперь, благодаря щедрости твоего отца, господин Эвполид, мы можем спокойно провести зиму где-нибудь в веселых заведениях Родоса или Галикарнасса!
В подтверждение этих слов капитан хлопнул по туго набитому кошелю у пояса. Пузатый кожаный мешочек ответил на хлопок глухим монетным звяком.
— Не забудь, что тебе заплачено не только за доставку, но и за молчание, Мегарид, — внимательно глядя усачу в глаза, напомнил Эвполид.
— Полно, господин Эвполид! — обиженно протянул капитан. — Мы, морское братство, работаем не только за деньги.
— Знаю, и надеюсь на тебя, — кивнул Эвполид. — Ну, бывай, старый волк. Пусть хранит тебя Владыка Морской.
— Удачи вам, господа, — поднял жилистую руку капитан. — С вашего позволения, мы оплывем немедленно. Нам разговоры со спартанскими властями ни к чему.
Повернувшись к «Вызывающей бурю» спиной, двое друзей пошли по причалу к берегу. Пахло водой, солью и протухшими крабами и водорослями, устилавшими каменистый пляж.
Любопытные и несколько настороженные взгляды столпившихся на берегу были прикованы к приближавшимся Леонтиску и Эвполиду.
— Что это за местность? — спросил сын Терамена. — Сколько плавал по морям, но тут не бывал.
— Это Левки, спартанский морской форпост, — отвечал Леонтиск, радуясь, что может щегольнуть осведомленностью перед бывалым другом. — Здесь стоит эномотия гарнизона, да одна-две триеры в мореходный сезон.
— И далеко отсюда до Спарты?
— Стадиев двести сорок — двести пятьдесят, если напрямую. Но прямой дороги нет, сам видишь — горы.
Эвполид оглядел заросшие лесом склоны и вздохнул.
— Да… Пешком это суток двое будет.
— Ты прав. А нам необходимо быть в городе раньше ахейского посольства.
— Быть может, кто-нибудь из местных сможет помочь с лошадьми? — Эвполид решительно шагнул к продолжавшей таращиться на них группе. — Эй, любезные, не найдется ли у кого-нибудь конь, а еще лучше — пара? Не бесплатно, разумеется….
Однако люди не пожелали вступать в разговоры с неизвестно откуда прибывшим странником. Солдат сурово покачал головой, мальчишки с хихиканьем разбежались, рыбачки, поспешно опустив глаза, отошли в сторону.
— Ну и дела! — развел руками сын Терамена. — Что это они так дичатся? Даже разговаривать не хотят.
— Не переживай, сейчас с тобой поговорят, — Леонтиск первым увидел решительно приближающуюся группу военных.
Возглавлял ее худощавый, словно высушенный офицер со значком эномотарха на плече. На вид ему было лет тридцать пять, но с таким же успехом ему могло быть и на десять лет больше, у подобной сухощавой породы людей трудно определить возраст. За спиной офицера шли человек шесть или семь солдат, все с настороженными взглядами и руками у ножен.