Холод и яд - Виктория Грач

– Тёма не мог, – упрямо буркнула Варя, закусив губу. – Его подставили. Теперь я точно… Это полиция.

– Ты по наркотикам в твоей сумке так решила? – глухо рыкнул папа. – Не, ты, конечно, молодец, что додумалась их уничтожить, но… Варя, какого чёрта ты мне не сказала? Какого чёрта?..

– Я сама хотела…

– Что: сама? А ты подумала, как бледно выглядел бы я, когда за мной пришли? Или если бы, чёрт возьми, это всплыло где-нибудь в СМИ?

– Я… – Варя закусила губу: оправдания своей твердолобой самоуверенности не находились.

– Доигралась во взрослую? Тебя чуть не угробили! – голос папы звучал громче и громче, и с каждым его восклицанием плакать хотелось всё сильнее. – Варя… Понимаешь ли, есть такие обстоятельства, когда надо отступать. Потому что соперник сильнее тебя в тридцать раз!

Папа не злился – переживал. Варя слышала в этом голосе не бушующую ярость, не металлический гнев, а звенящую тревогу за дочку. Единственную и любимую. Варе показалось, что она уже давно не ощущала этой родительской любви, искренней и трепетной. Дом-уроки-хобби-редкие семейные ужины – вот вся её жизнь за последние два года. Варя крепче подтянула к груди игрушку. Захотелось вдруг слабовольно вернуться в детство, где Ветровы были самой обычной семьёй. Никаких неприятностей. Никаких сомнений. Только Варя и мама с папой.

Варя потёрла плечом щёку: глаза опять предательски заслезились, а в горле встал ком, мешающий и говорить, и дышать.

– Варь, ты чего? – папина ладонь легко погладила её плечо.

Варя разревелась. Пёс грохнулся на пол, нелепо раскинув все четыре лапы в стороны. Варя уткнулась лбом в грудь папы и заплакала. Горько-горько и громко-громко, как не могла при Филе.

– Прости меня, пап, я такая глупая. Да? Я ведь такая глупая. Я ничего не смогла.

– Глупышка, – папа то ободряюще сжимал её, то взъерошивал волосы на затылке. – Ты смогла признаться, а это уже дорогого стоит.

– Я… Я просто не подумала…

– Бывает, – по-доброму тихо усмехнулся папа. – В молодости все мы не думаем. Я ж как ты был, когда началась перестройка. Знаешь, сколько раз необдуманность мне могла жизни стоить? – Варя почувствовала, как напряглись его мышцы под её щекой: папе была неприятна эта тема, но он зачем-то продолжал. – Уй, да много раз. Пришлось учиться думать и действовать одновременно. Времена такие были. Сейчас иначе. Вы сейчас сначала думаете, потом делаете. Хотя чаще наоборот, конечно. Завидую я тебе, Варька, местами. Ни тебе скучных душных библиотек, ни тебе томительного ожидания нужной передачи по телеку, ни тебе колхозов, ни тебе вечного ожидания опасности…

Варя сдавленно хрюкнула. Папа усмехнулся и чмокнул её в лоб, небрежно, торопливо, как бы невзначай. Варя потихоньку успокаивалась. В отцовских объятиях она чувствовала себя чрезвычайно уверенно и защищённо, как ни в чьих больше. Даже Филу, при всей его красе, силе и резкости, было далеко до этих объятий: крепких, твёрдых, как каменные тиски, и бесценных. Варя прикрыла глаза. Папа шутливо выдохнул:

– А что будет, когда мама узнает…

– Мне кажется, она знает, – закусила губу Варя и поторопилась объяснить: – В смысле, когда мы с ней сегодня болтали, она прям так, ну, как умеет: «А что там Тёмка?»; «Про Сашу Родионова ничего не слышно?»; «Мы тут с Ленкой проект замутили»; «Что-то Тёма целый день на связь не выходит».

– А ты?

Варя выпуталась из объятий, растирая красные глаза, которые совершенно точно завтра будут опухшими, и пожала плечами. У неё не было выбора, кроме как извиваться ужом на сковородке и лгать, легко и почти невинно. Варя была уверена, что дело на Артёма не завели (ведь в таком случае их, наверное, начали б вызывать как свидетелей), значит, пока у него дела идут хорошо. Папа иронично откомментировал её железную логику, но согласился, что пока маму волновать не за чем. Если она уже знает, значит, ничего нового они ей не скажут. Если она не знает, то и не за чем. Может, там дело пары звонков!

– То есть, – Варя подняла с пола игрушку и задумчиво отряхнула её, – мы победим?

Папа усмехнулся и шутливо взъерошил Варе волосы:

– Победим. Куда ж денемся. У нас выхода нет. Только уговор, – папа легонько нажал на её нос, – ты сидишь на месте и больше никуда не лезешь.

Варя задумалась. С Ильёй они поговорили; других врагов у Артёма, вроде бы, не было, если, конечно, Фил наутро не вспомнит какого-нибудь очередного заклятого врага. Но Варя откровенно сомневалась, что этот «новый враг» будет опаснее Ильи.

– Ладно.

– Честно-честно? – настороженно вгляделся в Варины глаза папа.

– Честно-честно, – активно закивала Варя и добавила: – А если полезу, то тебя предупрежу.

– В такие моменты во мне откуда-то просыпается Станиславский, – папа потёр переносицу и качнул головой. – Ладно уж, поверю дочери родной.

Варя хихикнула. Как будто стало чуточку легче. Проблема, так тяготившая и сдавливавшая грудь до хриплого дыхания, раскололась надвое. Варя вдруг ощутила, какой неподъёмной силой обладали эти неприятности, и поразилась, как она исправно тащила этот секрет за собой два дня.

Она сползла с дивана и направилась было в комнату, досматривать сериал и каяться Филу в признании отцу, когда папа окликнул её. Он уже сел за бумаги и перебирал их с каким-то рассеянным видом. Морщился, хмурился, потирал переносицу. А потом, вздохнув, отложил бумаги и посмотрел на Варю:

– Хочешь знать, в чём проблема твоих маль-чи-шек?.. – последнее словно папа выделил как нарочно, и по Вариному лицу расползлись пятна смущения. – Они считают себя крутыми и пытаются это доказать. По факту у них есть только шило в заднице да ветер в голове. А чтобы держать банду, – папа несдержанно фыркнул, – нужна идея. Что-то глобальное и мощное. У них этого нет.

– Зато есть талант вляпываться в неприятности, – усмехнулась Варя, нервно щёлкая дверной ручкой.

– Точно, – поднял указательный палец папа. – Поэтому вытаскивать вас будет гора-аздо сложнее. Кто знает, в какие дебри вас занесло…

Варя в задумчивости покусала губы. Папина фраза резко повернула всю ситуацию на сто восемьдесят градусов. Все два дня Варя упрямо видела лишь одну сторону происходящего: она как настоящая подруга кидается в пучину, героически и самозабвенно. Вторая сторона, как обычно, оказалась менее приглядной: на самом деле, Варя, как безумец, без страховки ныряет на неизведанное дно чужих проблем.

«Правильно папа говорил, что жизнь как шахматы. Каждый шаг надо взвешивать и продумывать. И предполагать, что дальше», – вздохнула Варя, забираясь с книжкой на кровать.

В школу завтра она решила не ходить. Папа особенно против не был: лишь вздохнул, что раз Варя достаточно взрослая,