Холод и яд - Виктория Грач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я девушку защищал, – встретился взглядом с отцом и злорадно оскалился. – Свою.
Мама, кажется, обрадовалась. Тут же заинтересованно подалась вперёд с невесомой улыбкой. А вот отец лишь криво ухмыльнулся:
– Чтобы у тебя девушка была, ты должен хоть что-то из себя представлять. А ты…
Отец фыркнул, словно бы и говорить о Филе не стоило. Фил проглотил. Туго сглотнул ком гнева, потому что сил злиться физически не было. Его тошнило от этого дня, этих недооценивающих взглядов, этой круговерти. Фил сидел между родителями, перебрасывавшими фразы о возможной девушке, как мячик, и вдруг ощутил, как ему не хватает Артемона. Чтобы он хлопнул его по плечу, написал ему в подходящий момент, предложил сыграть, в конце концов. Чтобы Фил не чувствовал себя таким безнадёжным.
– В конце концов, Дюша! Ты тоже до встречи со мной, мягко говоря, миллионы не ворочал.
– У меня стержень был. А у него, – отец махнул рукой. – Он же при малейшей неприятности хвост подожмёт и к нам побежит. Или к друзьям своим, таким же непутёвым.
– Андрей, – мама нахмурилась и приласкала Фила сочувствующим взглядом, – девушка может…
– Ничего она не может! Чтобы быть с девушкой, надо хоть чуточку ответственным быть, а он даже на бокс не смог доходить, чтобы хотя бы чемпионом города стать. Какая там ответственность.
– А мне оно надо, – тихо усмехнулся Фил, со скрежетом поднимаясь из-за стола. – Мне оно вообще не надо было. Ни бокс твой, ни скрипка мамина. Спасибо, что на борьбу вольную записали: вот это то, что мне было надо. И это то, чем я горжусь. Хотите правду? Я поговорить с вами хотел. Ну, нормально, как с родаками. Потому что, бл-лин, есть же люди, которых родители не гнобят за каждый вздох. Я думал, мож, я дурной сын. Не-е.
– Ты хочешь сказать, что мы плохие?
Фил оставил мамин вопрос без ответа. Бросив на ходу, что сыт, он скрылся в своей комнате. Дико хотелось курить, но было боязно – сигаретная пачка бессмысленно болталась в руках. Фил метался из угла в угол, ощущая себя загнанным в клетку зверем. Так хотелось оказаться в школе, в подъезде, на улице – плевать где, лишь бы подальше от этого дома.
Только идти было некуда.
Зашёл в «ВКонтакте». Одно сообщение.
Варвара Ветрова, 21:03
Фил… Привет. В общем… Я рассказала про Тёмку и банды папе. Мне кажется, мы бы сами не справились. Он обещал помочь Тёмке. Прости, если накосячила)))
Фил Шаховской, 21:12
А он что?
В смысле что сказал?
Варвара Ветрова, 21:13
Ну… Можно сказать посмеялся)
Фил вышел из сети и, с размаху запустив сигаретную пачку в угол, выдал в воздух пулемётную очередь самых яростных слов, клокочущих в горле от гнева и отчаяния.
Фил пнул грушу и расселся на полу. «Чем я им не угодил? Учусь хорошо – чуть ли, блин, не отлично. Дома появляюсь редко. Жить здесь после выпуска не претендую. Что надо-то? Почему, блин, почему у кого-то родаки, как Варькины? А у кого-то мой?! – сердито рыкнул Фил и прислушался к шевелению в квартире; тишина – как обычно, в общем-то. Только она почему-то была хуже громких конфликтов. – Ничего. Сам разберусь со всем. Как обычно».
Глава 10
Артём пялился в потолок, отстукивая кончиками пальцев по холодной серой стене незатейливый ритм. На пианино он не играл уже года четыре как: проникся гитарой. Но руки всё помнили и перебирали по неровностям стены, как по клавишам. Когда родители ещё не развелись, у них в углу детской стоял синтезатор, за которым вечерами любила играть мама. А потом они с ней даже пытались играть в четыре руки. Мама уехала, интерес к пианино пропал, а сам синтезатор пылился где-то в отцовском гараже (если, конечно, отец не продал его). «Что мама скажет, когда узнает, что случилось!» – Артём растёр ладонями лицо и с кряхтением перевернулся на живот, вжимаясь щекой в жёсткую подушку. Койка запоздало страдальчески простонала под его весом, царапая слух.
Небо полыхало в зарешеченном окне. «Сколько уже времени?» – Артём рефлекторно покосился на левое запястье, но тут же разочарованно наморщился. Часы у него отобрали. Вместе с ремнём. И Артём не понимал, зачем. Ладно ремень – на нём заключённый мог повеситься или придушить сокамерника. Но что насчёт часов?
Артём дёрнулся и потёр лоб: в собственных мыслях он уже окрестил себя заключённым, хотя ещё ничего не было понятно. Вчерашний день до последнего казался кошмаром, пока Артём затемно не подскочил на койке от резкого падения во сне. Он долго ворочался, не мог уснуть: какие-то думки носились в сознании туда-сюда; койка скрипела, кажется, при каждом вздохе; железный каркас, прикрытый тоненьким матрасом, был таким волнистым, что теперь рёбра ныли, как после драки.
Артём тихо выдохнул, качнув головой, и всмотрелся в рассвет. Обычно в это время он сидел в школе, склонившись над уроками и отчаянно зевая, Фил припадал на ухо какими-то дурацкими шутками, а Варя поочерёдно укоризненными тычками пыталась их перевоспитать. От воспоминаний стало приторно-сладко, так что губы болезненно скривились, а горло сдавил спазм. «Интересно, как там они? Блин, только б Фил ничего не выкинул, как он может! – ладони до жара растирали лицо. – Главное, чтоб к Муромцеву не попёрся. Только неприятностей отхватит. А Илья ведь не виноват. Наверное. Да что я парюсь? Может, они поверили, что я виноват. Прям как батя». Артём вымученно сел на кровати и поболтал ногами в воздухе.
На столе, ввинченном под маленьким решётчатым окошечком, стояла синяя спортивная сумка, вчера переданная Светлаковым от отца. Там нашлась сменная одежда: не в школьной рубашке, в самом деле, спать ему. Пара тёплых носков, умывальные принадлежности и записка от отца. Встретиться им лицом к лицу не позволили. Да Артём и не сильно хотел сталкиваться с серыми глазами отца, полными разочарования и горечи. Именно так он смотрел на Артёма, когда в кабинете директора Иванов в коротких и резких выражениях объяснил ему ситуацию.
***
понедельник
Артём сидел, положив подбородок на сложенные руки и гипнотизировал горку вещей, вываленных из его рюкзака. Тетради, учебники, запчасть от PSP, валявшаяся здесь, кажется, целую вечность. И два белых пакетика. Артём видел такую магию только в Вариных киношках и редко удерживался от едкого комментария, мол, полицейские как будто вообще ничего не боятся. Похоже, иронизировал
