Холод и яд - Виктория Грач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да так просто. У тебя всё хорошо? – не начинать же сходу, в самом деле!
– Да… – папа поморщился, небрежно поддевая мизинцем бумаги. – Всё хорошо, дочь. Так, мелкие неприятности.
– Мелкие? – Варя привалилась плечом к книжному шкафу, наискосок проглядывая валявшиеся документы. – Это сметы какие-то, да? Ну, вот, тут бетон.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – папа быстро сгрёб документы в стопку и расположил их подальше от ненасытного Вариного взгляда. – Да, доча, сметы… Проверяю. Как говорится, меня терзают смутные сомнения…
– А… Разве у тебя нет людей, которые это сделают?
Папа глухо рассмеялся, поднимаясь с кресла и чуть нависая над Варей, а потом мягко укутал её в объятия, вполголоса рассуждая, что обученные люди, конечно, есть, но и у него образование не просто так и никому он не доверяет, как самому себе. Папа говорил размеренно и убаюкивающе, и от этого в душе словно бы пробился ручеёк доверия и спокойствия, маленький, юркий, разносящий по телу тепло.
Конечно, может быть, идеальная Варя Ветрова бы и разрулила сама ситуацию, но Варя, такая, какая она есть, не видела возможности обойтись без родительской помощи. И лучшего момента, чтобы признаться в этом, не нашла. Варя подняла голову, сталкиваясь с папиным взглядом, тёмным, усталым, но при этом сверкающим каким-то теплом. Улыбнулась рассеянно и даже устало, потрясая игрушку, что по-детски держала за лапу:
– Мне помощь твоя нужна, пап.
– Что: опять геометрия не получается?
Варя плотно поджала губы и отрицательно мотнула головой, неимоверным усилием воли вглядываясь в папу. Если мама обладала какой-то феерической способностью предчувствовать, то папа умел понимать: он читал окружающий мир и людей, как раскрытую книгу. По его взгляду, вмиг потяжелевшему, по опустившимся уголкам губ, Варя поняла, что путь отрезан. «Отступать некуда – позади Москва», – объятия расцепили они медленно, и в комнате словно стало холоднее. Варя нервно подёргала уши Пса и страдальчески возвела брови, стараясь придать взгляду самое невинно-наивное выражение, на которое только была способна.
– Ну-ну, – хмыкнул папа и кивнул на диван, – садись и вещай, Птица-Говорун.
– Птица-Говорун отличается умом и сообразительностью, – попыталась кисло отшутиться Варя, забираясь на родительский бежевый диван, небрежно накрытый пледом, с ногами и всё ещё не отпуская игрушку.
– Надеюсь, что так.
Папа сел грузно и с силой, так что диван протяжно скрипнул под ним.
Варя почувствовала, что всё не так. Она долго-долго, почти два часа, репетировала этот диалог с папой, но все мысли и красивые фразы, выставляющие её едва ли не героиней, стоически выносящей все невзгоды и терпеливо ждущей угрозы жизни, чтобы прибегнуть к родительской помощи, вдребезги разбивались о похожий на скалы отцовский взгляд. Варя говорила путано, сбивчиво, дыша невпопад и нервно хихикая. И мяла-мяла-мяла несчастного плюшевого пса, страдальчески смотревшего на неё черными глазками-бусинками.
– Ну, вот так, как-то, – подбрасывая на ладошках лапы пса, на последнем издыхании пискнула Варя и завершила невесёлый рассказ о двух сумасшедших днях.
– Птица-Говорун умом и сообразительностью точно не отличается, – саркастично прохрипел папа.
Внутри всё сжалось и задребезжало тонкой гитарной струной. Смотреть на папу было тяжело и страшно, но нужно. Ведь как иначе понять степень неприятностей. Казалось, на папино лицо легла тень. И дело было не во мраке за окном, не в погасшем компьютере и даже не в жутко колыхавшейся от непонятно откуда взявшегося сквозняка шторе.
– Вляпались мы, да?
Собственный голос звучал по-детски жалобно и невинно. Хотелось, чтобы папа смотрел не в погасший монитор компьютера, хмуря тёмные густые брови, а посмотрел на неё улыбнулся и небрежно махнул рукой. «Где наркотики, а где небрежно!» – одёрнула себя Варя. Папа многозначительно крякнул, его большой палец скользнул по подбородку – верная примета, что папа будет думать. Долго, много, сосредоточенно. Крепче сжав руки на мягком пузе игрушки, Варя уткнулась в его голову носом, стараясь не дышать и не напоминать о своём существовании.
Компьютер вдруг блямкнул, уведомляя о сообщении. Варя вздрогнула, а вот папа не шелохнулся, хотя обычно ставил работу на первое место. Сидели в тишине и почти не шевелясь. Варя перебирала короткую шёрстку Пса; папа внимательно смотрел на мигающий сообщением монитор.
А потом вдруг его рука всколыхнула воздух над Вариной головой. Внутри всё сжалось и тут же взорвалось. Варя испуганно подпрыгнула и вытаращилась на папу. Он по-доброму усмехался, но в глазах его отчётливо читалась печаль.
– Варя, – несмотря на шёпот, имя прозвучало раскатом грома в гробовой тишине комнаты. – Вы, похоже, не просто вляпались… Вы… Вы ввязались по самое не хочу в какую-то… – папа многозначительно мотнул головой: – Закрой уши!
– Па-па-а… – хихикнула Варя, стряхивая напряжение. – Чего я там не слышала!
– Такого – не слышала, – выдохнул папа, протерев ладонью лицо. Мрачно усмехнулся: – Ладно, проехали. Лучше рассказывай, где ещё успели набедокурить.
– Да я…
Папа смерил Варю многозначительным взглядом, тяжело вдавливая в диван. Оправдание оборвалось на полуслове. Шмыгнув носом, Варя стыдливо насупилась и поковыряла подсохшие корочки царапин на ладони. Видимо, нужно было рассказать папе всё. Не только про полицию, наркотики и наркомана, но и про банды, и про дерущихся парней, и про версию с Ильёй, провалившуюся с таким оглушительным треском.
Пришлось начинать с самого начала, отгоняя кружившую назойливой мушкой мысль о предательстве парней. Фил позлится-позлится да перестанет: он вообще-то затихает так же тихо, как вспыхивает. А Артём… Какая ему будет разница, если его освободят? Тем более, заметила про себя Варя, они всё-таки покончили с бандами. Значит, это и тайной быть перестало.
– Только Артём не мог, – вставила Варя, закончив объективную часть повествования.
– Ты так говоришь, как будто с ним круглосуточно находишься, – папин голос энтузиазмом не лучился и заставлял Варю нервно ёрзать.
– Ну па-а… – наморщилась Варя. – Ты же знаешь Тёмку. Он же почти на руках у тебя рос. Ты ж ему как отец! Ну, помнишь, тебя крёстным хотели сделать, а ты оказался некрещёным?
На папиных губах на мгновение мелькнула печальная ностальгическая усмешка. А потом он наконец-то повернулся к Варе и многозначительно приподнял брови:
– Я-то помню, а вот ты откуда помнишь? Ты ещё пешком под стол ходила. Тебе года четыре было.
– Мама рассказывала, – протянула Варя.
– Ма-ма… Тогда понятно. – Папа потёр подбородок. – Но уверенным до конца в чём-то не
