Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн

тоже хотят есть. Они очень прожорливые.

По разросшейся толпе мы понимаем, что пришли на ночной рынок. Повсюду цветные вывески и огни, дым от жарящихся и парящихся закусок.

Уайпо берет меня за локоть и указывает на прилавок: там мужчина смазывает соусом нечто прямоугольное на деревянной палочке, а затем окунает все это в арахисовую муку.

– Пирожное из свиной крови, – поясняет Фэн, и я по-началу думаю, что неправильно расслышала. – Пробовала?

Я быстро трясу головой.

– Гм, нет, но ничего страшного.

– Hao chi! – говорит Уайпо. Вкуснятина!

Я снова качаю головой.

Фэн слегка улыбается.

– Пойдем туда!

Мы идем через дым и толпы людей, мимо прилавков с жареными яствами, мимо перекрытого для движения машин перекрестка и наконец оказываемся у огромного чана с супом, в котором плавают белоснежные жемчужинки жира.

– Это сладкий рисовый суп на закваске, – говорит Фэн. – С рисовыми шариками.

– На закваске? – Я поднимаю брови.

– Это очень вкусно, поверь мне. – Она делает заказ, и мы садимся у края стола.

Передо мной и бабушкой моментально появляются две миски супа. Среди белых и пастельно-розовых шариков плавают зерна риса и похожие на облачка яичные клочки. Уайпо протягивает мне ложку.

– А ты? – спрашиваю я Фэн.

Она качает головой.

– Я, если честно, не голодна. Просто думала, тебе захочется попробовать что-нибудь подобное.

Я откладываю ложку и глотаю.

– Прости.

Фэн смотрит вниз.

– Мне не надо было тебе все это говорить. Я перегнула палку. Ты не делала ничего плохого, только помогала.

– Все в порядке, – говорит она.

Рядом со мной хлебает свой суп Уайпо, то ли не обращая внимания на напряжение, то ли просто его игнорируя.

– Когда люди скорбят, они часто не могут сдержаться. – Слова Фэн звучат так, будто она знает об этом не понаслышке.

Я жду, скажет ли она что-нибудь еще.

– Я знаю, каково это, – медленно произносит она. – Я… Я тоже потеряла родных.

Нас окутывает дым соседнего ларька. По улице, виляя хвостом, бежит собака без ошейника в надежде, что кто-нибудь уронит кусочек. Женщина за соседним столом ругает своего малыша за опрокинутую миску.

– Я очень тебе сочувствую, – говорю я. – Ничего про это не знала. – Я испытываю неприятное любопытство и пытаюсь представить, что она имеет в виду. Потеряла родных. Всех родных? Она осталась одна из всей семьи? Спрашивать ее кажется неуместным.

– Все нормально, – отвечает она. – Не волнуйся. – По ее выражению трудно понять, что она чувствует.

Тогда я вспоминаю, как она сказала, что уже давно живет вдали от дома. Интересно, связаны ли эти два факта.

– Просто все это напоминает мне о тех немногих вещах, которые объединяют меня с семьей. Меня успокаивает мысль о подношениях в месяц призраков – это помогает почувствовать, будто между нами до сих пор есть какая-то связь. Ну, потому что призраки здесь.

Я понимаю ее.

– Да, кажется, что так проще – когда знаешь, что они все еще часть этого мира.

– Точно. – Фэн грустно улыбается мне. – Давай, пробуй.

Рисовые шарики оказываются липкими; они наполнены кунжутной пастой, которая растекается, как яичный желток. Вкусно! Сам суп сладкий, немного кисловатый, с легким алкогольным привкусом.

– Объедение, да? – немного повеселев, говорит Фэн. – Больше всего мне нравится текстура. Моя сестра всегда говорила, что первым делом надо раскусить один из рисовых шариков и съесть начинку.

Я замираю с ложкой на полпути ко рту.

– У тебя есть сестра?

Фэн моргает.

– Да. Была. – Она отворачивается. – Я обычно о ней не говорю.

В горле царапает, когда я говорю:

– У моей мамы тоже есть сестра, но я не знала об этом. Я только недавно узнала.

Женщина в запачканном фартуке тянется к столу между нами, чтобы забрать грязные миски и ложки, и мы надолго замолкаем.

– Кстати, я хотела спросить об этом Уайпо. Можешь… Можешь перевести? Я просто… Я ничего не знаю о своей тете.

Фэн поворачивается к бабушке и говорит что-то тихим голосом. Глаза Уайпо загораются. Она отодвигает суп в сторону и начинает рассказывать.

– Твоя тетя обожала вкусно поесть, обожала искать новые блюда. Попо говорит, что она никогда не встречала девочку, которая бы столько ела… Это было любимое занятие Цзинлинь. Если она слишком долго была голодна, то становилась злой и упрямой.

Мои губы растягиваются в улыбке.

– Она очень старалась быть хорошей старшей сестрой. Умной, надежной. Старалась быть хорошим учителем. Она хотела поделиться с миром всем, что ей было интересно. Например, американской поэзией. Она была одержима поэтессой по имени Эмили Дикинсон.

Имя отдается у меня в ушах колокольным звоном.

– Эмили Дикинсон?

– Да, – продолжает Фэн. – Она постоянно цитировала то одно стихотворение, то другое. Когда она пыталась рассказать твоей маме про американскую поэзию, то зажигалась, словно огонек, – это была ее самая большая страсть.

У моей матери тоже была страсть. Как она кричала «Да! Здорово!», когда ее ученику хорошо удавался пассаж на фортепиано. Ее лицо наполнялось сиреневой энергией, когда она предлагала мне сесть на банкетку и провести наш первый урок.

– Сестрам очень повезло, – тихо произносит Фэн. – Они семья друг для друга, лучшие друзья. Думаю, даже после смерти каждая из них чувствует присутствие второй.

После смерти… Интересно, а Фэн чувствует присутствие своей сестры?

– Можно тебя кое о чем спросить? – Мой голос звучит нервно и смущенно.

– Конечно, – отвечает Фэн.

– Ты когда-нибудь видела призраков?

– Думаю, люди постоянно их видят, – говорит Фэн. – И мне кажется, призраки хотят, чтобы их видели. Они хотят убедиться, в том, что существуют. Они возвращаются в наш мир, пройдя через врата смерти, которые ведут в другое измерение, и, оказываясь здесь, они неожиданно могут слышать все мысли, говорить на всех языках, понимать то, что не понимали, когда были живы.

Я киваю.

– А ты? – спрашивает Фэн. – Ты видела призраков?

– Не думаю, что именно призраков… Скорее, что-то похожее. Если я тебе скажу… – Я замолкаю, пробуя на вкус слова, прежде чем произнести их.

Ее брови взлетают вверх.

– Что скажешь?

– Ты поверишь мне, если я скажу, что видела свою мать?

Фэн не произносит ни слова, обдумывая мой вопрос. Потом берет салфетку и принимается складывать ее наподобие оригами, сначала четвертинками, потом треугольниками, выравнивая сгибы ногтями.

– Да, – наконец произносит она. – Я тебе поверю.

Я откидываюсь на спинку стула и, кажется, испытываю некоторое облегчение.

Фэн смотрит на меня краем глаза.

– Так где ты ее видела?

– Здесь. И дома, в Америке, тоже пару раз. Она… – Я замолкаю, так как понимаю, что это прозвучит глупо. – Э-э, я вижу ее в форме… В общем, она огромная красная птица.

– Птица, – повторяет Фэн.

Бабушка вдруг