Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина

стала. Заревновала мальчишку, что тот меня бабушкой называл. Вот, мужики, как бывает на свете… А у меня никого никогда не было, я бы рядышком пожила, помогала бы, так нет – попросила уехать… Позорила, вишь ли, героиню всенародную!.. И фамилия у меня не та, и рылом я не вышла! А она?.. Интеллигенция, завзятая театралка! Да если я захочу, так тоже стану ходить и в кино, и в театры!.. Тьфу! – она смачно сплюнула, но тут же извинилась и вытерла пол подошвой сандалия.

Капитан как-то странно хмыкнул, потом спросил:

– Так уж и ходит в театр? И часто?

– А чего ей не ходить? Только вот часто или нет, не знаю, не следила за ней, за змеёй!

– Обижены на неё? – спросил Зубков.

– Да чего уж теперь!.. Только вот пить-то я стала через неё, эту суку Таську!

– Скажите, а вы когда-нибудь видели у Поляковой посторонних мужчин? – задал главный свой вопрос Авдеев.

– Это ты, гражданин начальник, пошутил так? – Аграфена засмеялась, показывая желтые прокуренные зубы. – Она со своим-то мужиком переспала лишь раз, наверное, чтобы дите родить! И дочку-то не любила за то, что та в восемнадцать лет родила. Лошадь, а не баба! – махнула рукой Крысюк.

– Но кто-то к ней в гости приходил? Или она всегда одна с внуком?

– Ну-у… Я-то ведь у неё не часто бывала, так только, если денег взаймы взять… Но раз видела одну бабу. Так бы и внимания не обратила, да только будто прятала Таська её.

– Рассказать сможете? – спросил Зубков.

– А чё рассказывать-то? Ну, приехала как-то к ней, подхожу к дому, а тут она вышла из калитки и осматривается вокруг. Меня не заметила, я юркнула в кусты, интересным мне показалось то, как она себя повела. Повертелась, значит, и махнула кому-то рукой во двор. Оттуда вышла баба страхолюдная и чуть не бегом на станцию припустила. А я в тот раз не зашла к Таське, противно как-то стало. Встретила одного мужика на вокзале, с ним и выпила, а эта, в очках, в город уехала на электричке. Это я видела.

Мужчины переглянулись.

– Описать её сможете? – опять спросил Зубков.

– А чё описывать-то? Юбка в пол, кофта ситцевая во-от с таким рукавом, – Аграфена чиркнула себя по запястью, – и перчатки кружевные! Ну, не дура ли?

– А когда это было?

– Да уже после войны, а год?.. Да не помню я! С цифрами у меня плохо с детства. А чё это вы Таськой заинтересовались? Случилось чего?

– Всё с ней в порядке! А вы пока отдохнёте в вытрезвителе!

– Это с чего вдруг? Мы так не договаривались!

– Мы с вами никак не договаривались, но отдохнуть придётся!

– Ну, вы даёте мужики! Кто ж мне за этот день заплатит? Мне же в магазин надо, пол мыть! – всё это Крысюк выкрикнула уже в коридоре, когда дежурный повел её в медвытрезвитель.

Глава тридцать восьмая. Ещё один шаг к разгадке

Ещё несколько дней все оперативники работали в архивах, вели допросы свидетелей, приносили подполковнику рапорты и различные справки.

Папка с делом росла, становилась всё объёмнее, но к скрывавшемуся под чужим именем убийце это пока не приблизило.

Наружное наблюдение за Цуриковым тоже пока не давало никаких результатов. Но, по словам Ерохина, тот вел себя очень спокойно, иногда приглашая на «рюмочку» задержавшегося в Доме отдыха гуляку-капитана.

Генерал даже высказал опасение, что завхоз может прервать все связи, но Ерохин успокоил начальство, сказав, что у Цурикова состоялся разговор по телефону, где тот своему собеседнику обещал вместо шкатулки не менее дорогую вещь, лишь просил немного подождать. Оперативникам оставалось лишь набраться терпения и тоже ждать.

Этот разговор подтвердил догадки Дубовика о том, что шкатулку у Кропаня забрал хозяин.

У старухи Поляковой в городской квартире провели негласный обыск, который дал незначительные результаты, но всё же они были.

Дубовик тут же доложил Лопахину, что на кухне в стене под краном, была обнаружена неглубокая ниша, в которую вполне могла поместиться шкатулка. Это ещё раз подтверждало версию о том, что Полякова каким-то образом была причастна ко всем преступлениям последнего времени. Оставался лишь вопрос, как Кропань узнал об этом потайном месте. И почему шкатулка с кулоном хранились у неё на квартире.

– Найди мне, Андрей, неопровержимые доказательства того, что Полякова была завербована. Нам никто не позволит до неё и пальцем дотронуться – героиня областного значения. И ещё кое-какие титулы… Это ж какая головная боль! Я о Поляковой пока не докладываю, а ты ищи, Андрей, ищи! – Лопахин нервно потер подбородок. – Моя помощь нужна?

– Нет. Еду в Москву на один день. В военкомате добыл адрес врача полевого госпиталя, Тарасюк Веры Максимовны, куда доставили Полякову 5 декабря. Медкарта мне ничего не дала. Одни сухие медицинские термины.

– Но ведь и в НКВД её проверяли. Там уж ничего бы не упустили.

– Товарищ генерал, я понимаю ваши переживания, но пока не докопаюсь до истины – не успокоюсь! И с каждым разом всё больше убеждаюсь, что Полякова, вольно или нет, связана с фон Кохом. И только через неё мы сможем выйти на этого человека. И уж если вы дали мне полномочия, то не терзайте своими сомнениями. Я тоже человек, и могу ошибиться. И боюсь не меньше вашего! – Дубовик встал и, твёрдо припечатав ладонями зеленое сукно стола, произнес: – Докладывать буду о каждом своем шаге.

Дверь ему открыла тщедушная женщина в теплом халате и накинутом на плечи пушистом платке.

Увидев удивленный взгляд Дубовика, она тихо проговорила:

– Лёгкие застужены, ещё с войны…

На гостя женщина посмотрела проницательным взглядом, и подполковник понял, что с ней лукавить не стоит и представился, показав удостоверение.

– Я знала, что рано или поздно вы всё-таки придёте… – она тяжело вздохнула, закашлявшись. – Проходите… – женщина отступила от двери, показывая рукой на комнату.

– Вера Максимовна, вы меня несколько огорошили своим заявлением, – Дубовик сел на предложенный стул у круглого стола, застланного льняной скатертью. – У меня, честно признаться, были сомнения по поводу визита к вам, но теперь, вижу, разговор нам предстоит нелегкий…

Тарасюк, отодвинув стул, на который было присела, вдруг предложила:

– Знаете что, давайте выпьем немного водки. Ведь это не допрос? Просто беседа? Мне будет легче, – она с едва уловимой мольбой в глазах посмотрела на Дубовика.

– Что ж, не откажусь, – он понял, что женщине трудно начать разговор, и решил поддержать её.

После одной рюмки Вера Максимовна немного приободрилась, щеки её зарумянились, и она сама спросила: