Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина

– Тогда что? Отстреливаясь, она могла не рассчитать патроны, такое бывало. Попала в плен и?..

– Думаю, что фон Кох нашел рычаг давления на неё. Чем же он зацепил эту «твердыню»?

– Муж? Дочь? Внук? Уж семью-то она, думаю, свою любила! За внука, сам говоришь, любому глотку перегрызет. Так ведь о ней говорят?

– Это на любую женщину подействует. Но откуда они могли узнать о её семье? Разведка уходит с пустыми карманами, всё проверяется до трусов. И где была её семья в этот момент? Н-да… Это надо отработать…

– Погоди-ка! А с чего ты взял, что она вообще попала в плен? Рассказ её вполне реалистичен.

– Опять не соглашусь. Я запросил Метеослужбу, в те дни под Москвой температура воздуха упала до -30. Самая холодная зима за всю войну.

– А ведь верно! Это-то и сломало фрицев. Поморозило их тогда знатно! Не зря немчура медаль за операцию на Востоке прозвала «Орденом мороженого мяса»! Да, так я отвлёкся! Думаешь, не могла она двое суток пролежать в воронке? Всё-таки елью её прикрыло.

– Ну, не пуховым же одеялом. Кстати, хочу посмотреть, какие у неё были ранения. Запрошу медархив. Женщины, конечно, терпеливее мужиков, но не настолько…

– Время, Андрей, время! Против нас работает! А если сбежит фриц? – Лопахин нервно зачиркал зажигалкой, прикуривая папиросу.

– Мы не сможем его поймать, не зная, где он, кто он теперь. А для этого нам нужно как можно больше сведений и о нем, и о Поляковой. Если её сейчас не тронем – его не вспугнём.

– Рискуем, рискуем, Андрей!

– Ну, без риска нет победы. Тут либо на коне…

– … либо в петле! – выразительным жестом генерал показал, как это произойдёт, и добавил несколько «солёных» фраз. – Ладно, будем рисковать! Заканчивай сбор необходимых данных, и решим, как действовать дальше.

За день до этого.

Заболотный вспомнил, что к Поляковой несколько раз приезжала её дальняя родственница.

– Только Полякова не очень-то её привечала. Та, видно, выпивает много. А старуха этого не любит. Ну, дала раз ей денег, это было при мне. Зачем приезжала во второй раз – не скажу, но как та возвращалась на станцию, я видел.

– А адрес? Адрес её знаете? – Зубков даже соскочил со стула. – Ведь она может много знать!

– Не суетись! Паспорт я, конечно же, проверил. И адресок записал, так, на всякий случай. Это у меня фишка, так сказать, такая. Мало ли, случись с Поляковой чего, всё же женщина в годах, мне искать её родню. Вот, запиши! Недалеко здесь, в городе живет, – Заболотный открыл свой планшет и достал небольшой блокнот. – Крысюк она, эта родственница.

– Весёлая фамилия! Обзавидуешься! – усмехнулся Зубков, переписывая адрес женщины.

Тем же вечером он уехал в город и сразу позвонил Авдееву.

К Крысюк поехали вместе.

Аграфена Тихоновна впервые за много дней была трезвой – сожитель её забрал последние деньги и ушел в магазин ещё вечером, и до сих пор не вернулся. Женщина особо о нем не страдала, жаль было денег. По многолетнему опыту она знала, что если мужик её не пришел ночевать, значит, забрел к очередному собутыльнику, каких много толкалось у пивных ларьков в ожидании дармовой выпивки.

Услышав стук, Аграфена распахнула дверь, приготовив хорошую порцию русского мата. Но увидев на пороге двоих подтянутых, чисто выбритых мужчин, каких не встречала уже давно, поскольку в бараке, где она проживала, обитали лишь женщины, пацаны и двое мужиков, вместе с её сожителем, которые брились лишь от случая к случаю, да и то, как придётся, вытянула удивленно лицо.

– Ну, и… чё надо? – женщина протерла грязноватой ладонью запекшийся от похмелья рот.

– Милиция, – Авдеев показал ей удостоверение.

– Васька, что ль, учудил чего? – она ухватилась за воротник выцветшего халата и сжала его у горла. – Помер, что ль? За сердце хватался! Ой-ё-ёй! Горюшко мне! – женщина закачалась из стороны в сторону. – Помянуть бы надо, да нечем!

– Так, гражданка Крысюк! Заткнулась и слушаешь наш вопрос! – прикрикнул на неё Авдеев. – Полякова Таисия Кондратьевна кем вам приходится?

Взгляд Аграфены потух, она сплюнула и проговорила:

– Так вы насчет этой старой суки? А никем она мне не приходится! Барыня, вишь ты! А я кто? Шмара подзаборная!

– Так! Здесь, я вижу, разговора не получится, – вспылил Авдеев. – Одевайтесь, поедете с нами. Ждем на улице! – он повернулся к Зубкову. – Идём, здесь дышать нечем!

На улице майор сказал:

– Повезем-ка эту дамочку похмельного состояния к нам, там определим в вытрезвитель. Выпускать её нельзя, за бутылку «сольет» нас Поляковой. А ту приказано не тревожить. До неё ни одно слово наше долететь не должно.

Крысюк, выйдя из барака, была удивлена, когда её пригласили сесть в машину. Но ломаться не стала и, торжествующе посматривая на окна соседок, которые выглядывали из-за занавесок, уселась на переднее сиденье, правда, тут же была выдворена на заднее, но это её не смутило, и женщина с ветерком была доставлена в отделение.

Там, немного приведя женщину в чувство горячим чаем, Авдеев с Зубковым попросили рассказать о её отношениях с Поляковой и о самой Таисии Кондратьевне.

– Родственницы мы с ней очень дальние, даже не назову, с какого боку. Таська всегда была баба жесткая, никого не привечала. Муж у неё тоже такой же. Только Ларку-то свою упустили – родила девка в восемнадцать лет. Мужик Таськин всю жизнь проработал в Райисполкоме, должность хорошую занимал, богатством они обросли, как дерево мхом, драгоценностей муж Таське надарил, а Ларку из дому хотел выгнать, когда та забрюхатела. Без ничего! Голой! Но нашли какого-то парнишку, выдали за него девчонку, только та долго не жила с ним, разошлись. Теперь где-то во Владивостоке живет, за другим замужем. – Крысюк покрутилась на стуле: – Дайте, мужики, закурить. Так вот, мальчонку-то Таська себе оставила. Души в нем не чаяла, холила, лелеяла. И сейчас не надышится! За него любому глотку порвет. Только вот, когда началась война, пошла она на фронт, коммунистка же, иначе не могла, а меня с мальчонкой оставила, у себя в квартире, жить. Мужик-то её до войны помер от сердечного приступа. Вот она всю свою любовь на Толика и перенесла. Кого ж ещё ей любить-то? Вот, под немцем мы с Толиком несколько месяцев прожили: в эвакуацию не уехали, поезд наш недалеко от города разбомбили. Четыре года было тогда Толику. Я его сберегла для этой змеи, а она, когда комиссовали её, приехала сюда, стала работать в госпитале, меня попросила вон из квартиры. Не нужна я ей