Обречённый на любовь - Николай Романецкий

— Не получен?! — удивился Милбери. — Странно… Может, похитителей что-то напугало?

— Нечего им пугаться! Вчера я вообще никаких активных действий не предпринимал. Да и сегодня, можно считать, тоже.

— Странно…

— Странно, — согласился Калинов. — И потому все происходящее мне очень и очень не нравится.

— Может, задействовать нашу агентуру у монистов?

Калинов встал из-за стола и принялся мерить шагами кабинет. У него опять начали дрожать руки, и он засунул их в карманы брюк. Милбери провожал его глазами и молчал, понимая состояние, в котором находится сейчас начальник.

— Нет, — сказал наконец Калинов. — Никаких активных действий!.. Честно говоря, я попросту боюсь.

Милбери понимающе покивал, и Калинов отпустил его, повторив:

— Никаких активных действий!

Когда Рэн удалился, он решил выяснить, откуда был передан текст послания. Никакой полезной информации выяснение не добавило: работали с уличного терминала Глобального Информационного Банка где-то под Стокгольмом. Служебным номером не пользовались — текст адресовался методом «на деревню дедушке», но это могло быть сделано и специально.

Черт возьми, подумал Калинов, как все-таки просто у нас преступникам! Бросил несколько монеток в кассу терминала, и никакая Служба безопасности тебя никогда не отыщет! Правда, ни одно преступление не ограничивается бросанием монеток в кассу. Потому серьезные преступления всегда и раскрываются. Сядь преступнику на хвост, а дальше государственная машина размотает ниточку до конца. Впрочем, иначе и быть не может, иначе бы наш мир давно рухнул…

Посидев еще немного, он попробовал взяться за работу.

Тейлор ожил в семнадцать часов.

Все послеобеденное время ушло псу под хвост: «взяться за работу» Калинов так и не сумел. В голову постоянно лезли самые идиотские мысли. То Калинову казалось, что Марина сама отправила утреннее послание, решив основательно помотать ему нервы, то он видел ее в своем воображении истерзанной и убитой. Почему-то с отрубленной головой и вспоротым кривой саблей животом…

Пока шипел принтер, он стоял у окна не дыша, словно боялся вспугнуть неведомого корреспондента. А потом, когда прозвучал сигнал об окончании приема, со всех ног бросился к аппарату.

Послание гласило: «Мы не сомневаемся, что ты выполнил наши условия, выдвинутые утром. Однако нам не нужны твои деньги. У нас нет никаких материальных требований, нам нужно только одно: чтобы ты развелся с одной из своих жен. Такой поступок высокопоставленного чиновника подаст пример всем, кто, разочаровавшись в двоеженстве, в силу разного рода субъективных причин не находит в себе решимости изменить свое семейное положение. Ты найдешь жену в целости и сохранности. Мы даем тебе одну неделю. Полагаем, ты отыщешь возможность ускорить бракоразводный процесс. При невыполнении нашего требования твоей секунде будет грозить смертельная опасность. Решимости у нас хватит, не сомневайся!»

Подписи под текстом не было. На этот раз его отправили с уличного терминала ГИБа в Лондоне.

Калинов вздохнул с некоторым облегчением. Теперь ясно, что это все-таки монисты. Впрочем, торопиться с выводами еще рановато: может, истины в этом послании не больше, чем в первом. Чем черт не шутит, пока Бог спит… Странно, правда, что они не требуют отказаться от участия в выборах. Хотя, если он подаст на развод, нынешние выборы для него и так станут недоступны.

Он вызвал Милбери, познакомил его с текстом. Милбери прочел, покачал головой.

— Все же это дело, оказывается, по нашему ведомству.

— Если только не дымовая завеса, — сказал Калинов.

Милбери наморщил лоб:

— Вряд ли… Что можно прикрыть такой дымовой завесой? Денег они так и не взяли?

Калинов повернулся к тейлору, использовал уже ставший привычным за сегодня набор команд. Деньги по-прежнему получены не были. Он вернул их на свой счет и сказал:

— Кажется, материальный выкуп их действительно не интересует.

Милбери усмехнулся:

— Любопытный поворот… Видимо, господа монисты решили перейти в наступление. Твой развод был бы для них прекрасным рекламным трюком… Надо проверить, не было ли где-нибудь еще подобных ситуаций. Я займусь? Он встал.

— Хорошо, но я прошу тебя: без активных действий!

Милбери по-солдатски — через левое плечо — сделал поворот и зашагал к двери.

— Подожди-ка, — сказал вдруг Калинов. — У нас ведь сейчас проводится кодовый контроль джамп-связи?

Милбери остановился, обернулся:

— Да, мы следим за одним из членов петербургской организации Одиноких. Возможно, через него осуществляется координация действий различных организаций…

— Да, я помню. Ты подозреваешь, что в целях конспирации Одинокие отказались от компьютерной связи?

— Подозреваю.

Калинов вытянул губы куриной гузкой.

— Прокуратура дала разрешение на полгода, — сказал Милбери.

— Прокуратура… — пробормотал Калинов. — Слушай, поставь-ка на контроль мою жену.

— Которую?

— Похищенную конечно же! Сможем выяснить, около какой кабины они ее прятали. Вдруг это наведет на след!..

Милбери состроил кислую гримасу:

— Но разрешение…

— Разумеется, под мою ответственность! — Калинов набросал на листочке группу цифр. — Вот ее генокод. Поставь немедленно.

Милбери забрал листочек и молча вышел.

Что ж, голубчики, подумал Калинов, поглядим, чья возьмет! Я никому не позволю хватать себя за горло!

Как и вчера, Вита встретила его на пороге.

Ничего я ей пока не скажу, решил Калинов и отрицательно помотал головой.

Вита вздохнула — продырявленная надувная игрушка! — отвернулась. Калинов сделал над собой усилие и обнял ее. Вита не отпрянула, но и не прильнула к мужу. Словно простенькая, бесчувственная кукла…

— Вообще-то кое-какие события произошли, — неожиданно для себя проговорил Калинов. — За нее потребовали выкуп.

Они прошли в столовую.

— И что? — спросила Вита с надеждой.

— А ничего! Деньги я перечислил, но они их не взяли.

Вита села на стул, задумалась.

— Может быть, это чья-нибудь шутка? — спросила она после некоторых размышлений.

— Хороша шутка! Хотел бы я посмотреть на человека, который способен так шутить!

— Взгляни в зеркало!

Калинов вытаращил глаза:

— Что ты имеешь в виду?

Вита встала, выпрямилась, вскинула голову.

— Вспомни Дримленд. — Голос ее зазвенел металлом. — Если бы ты остался стариком, это тоже была бы шутка. Только мне было бы совсем не смешно…

— Но ведь так же не случилось! — воскликнул Калинов.

— Не случилось… Только планировать заранее то, что произошло, ты не мог. А значит, с самого начала «шутил»…

Боже, подумал Калинов. Ведь столько лет прошло, а она помнит. Все-таки я, наверное, никогда не научусь понимать их, этих женщин.

— Ты не подумай, — продолжала Вита, — что я собираюсь осыпать тебя упреками. Просто в таких делах возможны самые различные «шутки».

В каких это делах, хотел поинтересоваться Калинов и вдруг вспомнил вопрос, заданный ему Милбери. «Которую?..» Черт возьми, сказал он себе. Неужели она? Хорошенькое дело!..

Он медленно приблизился к жене, взял ее за руку. Рука была холодная. Как у зомби.

— А скажи, — проговорил он, глядя ей прямо в глаза, — ты бы смогла так пошутить?

Вита грустно улыбнулась:

— Лет двадцать назад смогла бы. Теперь уже нет. Возраст не тот… Голос ее дрогнул, она отвернулась.

Но он понял, о чем она не договорила. Спина стала пониже, а чувства пожиже… Он уронил ее руку и опустил голову. Вита тут же ушла на кухню.

Нет, сказал он себе, конечно, это не она. Но лет двадцать назад, точно, смогла бы. Правда, лет двадцать назад мысли о второй жене мне и в голову не приходили…

Он поднялся наверх, переоделся. Потом зашел к Женьке, поиграл с ним в морской бой.

К ужину вернулись из города старшие дети.

Ужинали молча. Вита не поднимала глаз от тарелки. Сельма, взявшая на себя обязанности официантки, время от времени с удивлением поглядывала на мать. Даже Женька, чувствуя настроение взрослых, вел себя за столом на редкость примерно.

Когда приступили к чаю, Сельма спросила:

— Кто-нибудь наведывался к маме-два?

— Я был, — сказал Калинов.

Сельма повернулась к Вите:

— А ты, мама?

Вита наконец подняла голову:

— Я тоже была… Вместе с папой.

— И как она? — спросил Сережка.

— Все хорошо, — сказал Калинов. — Через день-другой ее отпустят домой.

— Да, через день-другой ее отпустят домой, — эхом подтвердила Вита.

Все несколько оживились. Женька было заныл: «Хочу к маме-два-а-а!» но его пристыдили, засомневались, мужчина ли он с этаким нытьем, после чего парень взялся доказывать, что он мужчина, согласившись отвезти на кухню грязную посуду. Чаю он не хотел, хотел мороженого.