Обречённый на любовь - Николай Романецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты?
— А я буду искать того, кто так с нею обошелся.
— Черт бы вас всех, мужиков, побрал! — сказала Вита со слезами в голосе, встала и подошла к рисиверу. — Завтракать будешь?
— Буду. — Калинов встал, приблизился к жене и вдруг шлепнул ее по круглому заду. — Ничего, мать! Прорвемся!
— Я просмотрел результаты контроля джамп-связи за вчерашний вечер и ночь, — сказал Милбери. — Пусто. Никаких следов.
Калинов раздраженно побарабанил пальцами по столу.
— Ее вернули на флаере, — сказал он. — Сегодня ночью, с трех до четырех, прямо в мой сад… — Он покачал головой. — Такой наглости я не ожидал!
Милбери после некоторых размышлений предложил:
— Можно попробовать выйти на этот флаер через компьютеры системы безопасности полетов. Ночью не так много флаеров летает.
— Если только они шли на автопилоте. Впрочем, проверь… Хуже не будет.
— А могу я задействовать агентуру у монистов?
— Теперь можешь, но… Действовать аккуратно, наши агенты ни в коем случае не должны знать сути дела. Пусть все выглядит, скажем, как мероприятие по статистической обработке различных случаев киднапа. Нечто вроде секретного социологического исследования. Подробности проработаешь сам.
Милбери, кивнув, встал, но, словно вспомнив о чем-то, тут же сел. Калинов поднял на него равнодушные усталые глаза.
— А ты не намерен, — проговорил Милбери, — взять под охрану членов семьи?
— Намерен. Но этим я займусь сам!
Милбери ушел.
Калинов связался с О'Коннором. После дежурных приветствий сообщил, что Марину вернули.
— Очень рад, — сказал О'Коннор. — Ты делаешь официальное заявление?
— Нет. Хочу заняться похитителями сам. Твои предварительные проверки принесли какой-нибудь результат?
Кажется, О'Коннор даже обрадовался:
— Практически никакого. Кое-кто из специалистов по киднапу сейчас на Земле, но они лежат в глубоком дрейфе. Личные дела, любовь, отдых, финансовые операции… Все исключительно в рамках закона.
— Они не взяли денег, Джим!
О'Коннор удивленно присвистнул:
— Зачем же они ее похищали?
— Не знаю, — соврал Калинов.
— А тебе не кажется, что все это похоже на глупую шутку?
— Возможно… Ладно, буду разбираться.
В два часа Калинов отправился в клинику. Зуев встретил его в вестибюле.
— Мы ничего ей не сообщили.
— Как ее состояние? — спросил Калинов.
— Обследование уже закончено. Никаких следов волюнтофага в организме ко времени обследования не сохранилось. Все анализы соответствуют самочувствию нормальной женщины, ждущей ребенка. Девочка тоже в полном порядке. Я бы вашу жену хоть сейчас отпустил домой, но пусть полежит до завтра. На всякий случай… Должен сказать, похитители оказались на редкость гуманными людьми. Не ожидал!
— Вы что, встречались раньше с похищениями?
Доктор улыбнулся:
— Нет, конечно… Литература, видео… Там они выглядят несколько иначе.
Теперь улыбнулся Калинов.
— Пойдемте, — сказал Зуев. — Она сейчас на крыше. Нет причин отменять солнечные ванны.
— Послушайте, доктор. — Калинов взял Зуева под руку. — А вы уверены, что волюнтофаг не скажется на ребенке?
Доктор поскреб пальцами подбородок:
— Результаты обследования опасений не подтверждают. У вас будет очень крепкая девчонка… Впрочем, если желаете, мы можем оставить вашу жену в клинике до самых родов.
— Нет-нет! — быстро сказал Калинов. — Вряд ли подобная перспектива ее обрадует. Будем надеяться, вы правы.
— Ее обследовал сам профессор, — сказал Зуев подчеркнуто-равнодушно. — Можете поговорить с ним.
— Извините, доктор… Я полагаю, он скажет мне то же, что и вы.
— Разумеется. — Зуев сразу оттаял. — Если бы он мог сказать что-нибудь другое, он бы с вами уже поговорил… Кстати, вы просили посоветовать вам, как объяснить Марине Васильевне исчезновение из ее памяти вчерашнего дня…
— Да-да, я и сам ломаю над этим голову.
— Не ломайте! Мы перед обследованием усыпили вашу жену, а когда она проснулась, я сказал, что была применена новая методика, требующая длительного времени, и что вашей жене пришлось посвятить сну целые сутки. Я оформил ее поступление вчерашним утром.
— Спасибо, доктор! — Калинов крепко пожал Зуеву руку.
— Не за что, Александр Петрович. Ради здоровья матери и плода можно пойти и на большие нарушения. Только предупредите тех, кто может заронить в душу Марины Васильевны сомнение в моих словах.
— Не беспокойтесь, доктор!
Они еще раз обменялись рукопожатием, и Зуев проводил Калинова до лифта.
Выйдя на крышу, Калинов чуть не ошалел от такого количества полуобнаженных беременных девиц, собранных в одном месте. Как и большинство мужчин, ничем не прикрытые неестественно круглые животы дозревающих матерей приводили Калинова в некоторую оторопь. Он вспомнил, какое раздражение вызывала у него под конец беременности изменившаяся фигура Виты, его худенькой стройной Виты. И когда родилась Сельма, радость новоиспеченного отца смешивалась с восторгом мужа, получившего назад свою привычную и желанную живую игрушку. Впрочем, с той поры прошло уже восемнадцать лет, и теперь он относился к излишне крупным округлостям по-другому. Что поделаешь — такова природа!..
Он нашел Маринку очень быстро. Никогда не менявшая цвет своих волос, она оказалась здесь единственной брюнеткой. Пока он пробирался к ней между часто стоящими ложами, будущие мамаши бросали на него любопытные взгляды.
Марина лежала на правом боку и жарила спину, держа в руках книгу. Она любила красное, и купальник на ней был, естественно, алым. Грива черных волос рассыпалась по изголовью ложа. Едва тень от Калинова упала на нее, Марина повернула голову.
— Ой, Сашенька! — Карие глаза засветились любовью. — Наконец-то ты пришел!
Она села. Калинов осторожно обнял жену.
— Здравствуй, малышка! Как дела?
— Врач говорит, все в порядке, завтра отпустят. — Она прижалась щекой к его плечу. — Как там Женька?
— Скучает по маме-два. Ждет-не дождется, когда вернешься… Что читаем?
Она протянула ему книгу.
— «Архитектура Петербурга середины XIX века», — прочел Калинов.
— Надо понемножку восстанавливать знания, — пояснила Марина. — За шесть лет все позабыла.
— Ты хочешь вернуться в экскурсоводы?
— Да. Ты же знаешь, я всегда любила водить людей по нашему городу.
— Знаю. Десять лет назад ты хотела устроить экскурсию по Питеру некоему Калинову из Твери.
— А он вместо экскурсии пригласил меня в ресторан. — Она вздохнула.
— И теперь ты жалеешь об этом, — сказал Калинов со смешком.
— Никогда я об этом не жалела.
— Отчего же такой тоскливый вздох?
Она снова положила голову на его плечо.
— Мне почему-то страшно, — прошептала она. — У меня такое ощущение, будто скоро произойдет что-то непоправимое.
— Глупости! — Калинов потрепал секунду по щеке. — Что может с тобой произойти? У тебя не первые роды!
— Нет, не со мной. Я почему-то боюсь за тебя.
— И давно у моей женушки такие страхи? — спокойно спросил Калинов, старательно расслабляя мышцы лица.
— Нет. Мне стало страшно сегодня, после того, как я проснулась. Я даже не могу объяснить, откуда он взялся, этот страх. Просто стало страшно, и все. Не хочется расставаться…
— Но я никуда не улетаю!
— Да? — Лицо ее стало растерянным. — А мне кто-то говорил, что тебе надо во Внеземелье.
Калинов коснулся теплых мягких губ, провел рукой по гладкой обнаженной спине.
— Тебе приснилось, малышка! Черт бы побрал этих врачей, с их новой методикой! Нормальному человеку нельзя столько спать!
— Девочки, время! — На крыше появилась дежурная сестра. — Пожалуйте вниз!
Марина осторожно встала, отобрала у Калинова книгу.
— Я никогда никуда от тебя не улечу! — прошептал Калинов ей в самое ухо, и она счастливо зажмурилась.
— Девочки, прошу вас! — снова подала голос сестра.
Будущие мамаши зашевелились, загомонили, выражая неудовольствие краткостью процедуры.
— Я провожу тебя, — сказал Калинов.
Марина кивнула, одарив мужа таким взглядом, что у того зашлось от нежности сердце.
— Пошли по лестнице, — сказала она. — Не хочу в лифт! Как будто в стену замуровывают…
Когда спустились на ее этаж, Калинов спросил:
— А что еще снилось моей жене?
— Какой-то дурацкий сон был… Вроде бы я где-то долго сидела, чего-то ждала. Какой-то мужчина со мной был…
— Что еще за мужчина? — Калинов шутливо погрозил ей пальцем. Никаких мужчин!
— Незнакомый, бородатый, толстый… Или без бороды… Не помню! Дурацкий сон! Словно меня украли… — Она мотнула головой. — Нет, не помню… Да и Бог с ним!