Обречённый на любовь - Николай Романецкий

Калинов проводил ее до палаты, но внутрь заходить не стал. Распрощались у дверей.

— Поцелуй меня! — попросила она, не выпуская из руки его пальцы, и прильнула к нему.

Около лифта он обернулся. Она стояла в дверях, не сводя с него глаз. Словно прощалась навсегда.

Спустившись вниз, он зашел к Зуеву.

— Ее что-то страшит, — сказал он. — И, по-моему, она смутно кое-что помнит… Может, дадите ей успокоительного? Я боюсь, у нее будет шок, если она вспомнит…

— Вряд ли она что-нибудь вспомнит… Но в любом случае, не беспокойтесь, мы примем все меры!

Покинув клинику, Калинов не вернулся сразу в здание Социологической комиссии. Около часа он прогуливался по парку, окружающему клинику, срывал с деревьев листья, валялся на траве, принюхивался к цветам. Но так ничего и не решил.

А когда вернулся в свой кабинет, на принтере его ждало очередное послание: «Напоминаем тебе — первый день прошел!»

Ближе к ночи, когда поужинали и дети дружно улеглись спать, он позвал Виту в кабинет. Достал из сейфа браслет-протектор.

— Надень на левую руку.

— Что это? Часы?

— Протектор. Охранное устройство.

— Ты думаешь, теперь похитят меня? — Вита усмехнулась. Сегодня она выглядела куда более веселой.

— Надень, пожалуйста! — попросил Калинов проникновенно.

Вита взяла протектор, нацепила на левую руку. Чуть слышно щелкнул замок.

— Он выполнен в форме часов, — сказал Калинов. — Чтобы не привлекать внимания. Время, кстати, он тоже показывает.

Вита копалась с замком, пытаясь открыть.

— Бесполезно, — заметил Калинов. — Теперь его можно снять только вместе с рукой.

Вита оставила протектор в покое, с удивлением посмотрела на мужа. Брови ее сошлись над переносицей.

— Ну и зачем он мне?

— Такие штуки используют агенты спецслужб. В случае необходимости он может поставить круговую защиту, непроницаемую даже для лайтинга. Достаточно нажать кнопочку с правой стороны… Одновременно с этим подается сигнал тревоги, и немедленно будет организовано оказание помощи.

Вита заморгала:

— Неужели положение так серьезно?

Калинов подошел к жене, обнял ее, взъерошил рыжие кудри.

— Не думаю. Но на всякий случай… И постарайся в ближайшие дни не исчезать из нашего региона.

Вита взяла в обе руки его подбородок, заглянула прямо в глаза. Смотрела внимательно и долго.

— Мне кажется, ты что-то не договариваешь, — сказала она наконец. — А как же дети? Им ты тоже наденешь такие штуки?

— Нет! — Калинов постарался не отвести взгляд, и это ему удалось. Детям совершенно ничего не грозит.

Вита, судя по всему, поверила, отпустила подбородок мужа.

— Тебе что-то удалось узнать сегодня?

— Ничего особенного, — соврал Калинов. — Просто береженого Бог бережет… Завтра я такой же браслет дам и Маринке.

— Как же ты ей все объяснишь?

— Еще не решил, но придумаю… Кстати, ты говорила с детьми?

— В общем, нет. Сережка все равно ни о чем не догадывается. А Сельма, едва я завела разговор, сказала, что ты сам обещал ей все объяснить, когда придет время. Но я все-таки предупредила ее, просила не задавать маме-два лишних вопросов. Чтобы не повредить…

— Умница, — сказал Калинов. — Пойдем спать.

Вита потерлась носом о его щеку:

— Пойдем. Сегодня и мне хочется.

Она ушла в ванную, а он спустился вниз и вышел в сад. Постоял, послушал, как поет соловей. Воздух был вязок и недвижен, деревья тянулись в небо облитыми лунным светом кронами. Калинов вышел на берег озера, сел на скамеечку. Ладога умиротворенно шепталась с песчаным берегом, на севере подмигивал любопытным глазом маяк. Калинову вдруг показалось, что предстоящая ночь — последняя спокойная ночь, которую он проведет дома.

Наверное, поэтому, когда он пришел к Вите, она, эта ночь, получилась такой радостной, какой давно уже не была.

Утром Милбери ждал его с докладом.

— Шеф, я проверил флаеры.

Было бы слишком удачно, подумал Калинов. И слишком глупо было бы надеяться.

— Увы, порадовать нечем. — Милбери виновато развел руками. — Ни один аппарат в режиме автопилота вблизи твоего дома не пролетал.

— Конечно… Не дураки же они! Ей-богу, иногда начинаешь жалеть, что флаеры — бесшумные аппараты. В былые времена полпоселка бы проснулось.

— В былые времена они бы ее на флаере не привезли, — заметил Милбери. — А у тебя нет ощущения, что похищение твоей жены — дело рук нечеловеческих?

— У нечеловеков руки отсутствуют.

Милбери фыркнул: похоже, попытка сострить показалась ему не слишком своевременной.

— Конечно, — сказал Калинов. — Я думал об этом. Очень заманчиво ухватиться за такую версию: тогда легко объяснить любые странности.

— Но ведь ты помнишь дело «Нахтигаля»…

Калинов жестом остановил его:

— Рэн, я помню все! Однако, полагаю, что в любых странностях сначала надо искать дела рук человеческих. В противном случае большинство преступлений никогда не будут раскрыты. И потому я прошу тебя подготовить мне список всех, кто брал напрокат флаеры в течение последней недели.

— В каком районе?

— Ну, скажем… — Калинов поднял глаза к потолку. — В пределах полутора сотен километров от моего дома. Думаю, они держали ее не далее, чем в часе полета… Кстати, ты уже задействовал агентуру в монистских организациях?

— Да. Задание выдано вчера.

— Когда должна поступить информация?

— Исходя из имеющейся информации… Я не давал конкретных сроков, но просил сделать побыстрее, если это не будет грозить агентам провалом… Полагаю, дня три им понадобится.

— Дня три… — Калинов покусал губы. — И никакой гарантии успеха!

Милбери только растерянно развел руками.

— Ладно, — сказал Калинов. — Занимайся флаерами.

Милбери ушел. Калинов связался с бюро охраны и поставил на контроль протектор, который нацепил на руку Виты. Потом получил еще один браслет и отправился в клинику.

Марина выглядела молодцом: лицо розовое, глаза живые. Потянулась к нему.

— Сашенька, я так рада, что ты пришел!

Калинов поцеловал ее, поговорили о здоровье, о самочувствии младшего сына.

— Доктор меня сегодня отпускает, — сказала Марина.

— Да, я заходил к нему… За тобой явится Вита. — Калинов посмотрел на часы. — Уже скоро… И я прошу тебя: сегодня из дома ни на шаг.

— Почему? — удивилась Марина. — Я хочу на Ладогу.

— На Ладогу пойдешь через пару дней… Ну я прошу тебя — будь умницей!

Она внимательно посмотрела ему в глаза:

— Но почему? Неужели я не в порядке? Ты что-то от меня скрываешь?

— Глупости! — Калинов не отвел взгляда. Как разведчик на допросе. Ты в полном порядке, иначе бы доктор оставил тебя в клинике.

— Да, я знаю. — Она опустила глаза, заморгала. — Но ты от меня что-то скрываешь… Или эти дурацкие сны во всем виноваты? Мне как-то не по себе. И ты не очень хорошо выглядишь. У тебя усталый вид.

— Неприятности на работе, — сказал Калинов, чертыхаясь про себя, потому что ни о каком протекторе теперь и речи идти не могло: он бы только насторожил Марину. Или того хуже — напугал.

— Бедный Саша! — Она погладила его по голове. — Опять тебя монисты достают?

— Ничего! — Он подмигнул ей. — Не достанут! Историческая перспектива не на их стороне. — Он снова подмигнул и снова откровенно посмотрел на часы.

Она вздохнула:

— Ладно, иди. Я вижу, тебе сейчас не до меня… И не спорь с беременной женщиной!

Спорить с беременной женщиной Калинов не стал: она, как всегда, была права.

Подумав немного, он связался с бюро охраны. Начальник бюро его другом не был, но Калинов не сомневался, что просьба будет удовлетворена. И действительно, когда он описал ситуацию, начальник бюро немедленно отдал приказы. Пришлось, правда, со старшим наряда смотаться к дому, объяснить, где лучше выставить охранников, покумекать на пару, как их замаскировать, чтобы не очень лезли в глаза. Соседи — народ всезнающий и всевидящий… Потом понаблюдал издалека, как прима привела домой секунду. Для наблюдения использовали флаер и оптические спецсредства. Сердце Калинова дрогнуло: Маринка выглядела такой несчастной, что он чуть не прослезился.

Во всяком случае, теперь не требовалось надевать ей на руку протектор, требовалось только проследить, чтобы она не покидала дома. К Сельме и Сережке приставили «скрытую мобильную охрану в пределах города». Конечно, не Бог весть что, но иного выхода не было: иначе детей пришлось бы сажать под замок. Впрочем, охранники были опытные, а дети пользовались джамп-связью лишь по дороге из дома и домой.

Едва Калинов вернулся к себе в кабинет, последовал вызов под индексом «Пресса». С прессой Калинов никогда не конфликтовал — себе дороже.