Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

апреле 1862 г. была частично раскрыта властями революционная работа, ведшаяся поручиками Иваном (Яном) Арнгольдтом, Василием Каплинским, рядовым Львом Щуром и др. Арнгольдт, Сливицкий, Ростковский 16 июня 1862 г. были расстреляны. Щур, Каплинский (его подлинная роль не была вполне установлена следствием – он являлся одним из главных организаторов дела и был связан с польскими деятелями, с Ярославом Домбровским) были сосланы на каторгу. Расправа вызвала возмущение в передовом офицерстве; многие поплатились за демонстративную панихиду по казненным, отслуженную 24 июня 1862 г. «Смерть Арнгольдта и его товарищей произвела то, – писал Герцен, – что всегда производят мученичества, – удвоенную энергию, удвоенную ненависть; казнь не запугала никого, офицерский кружок крепче сплотился около Потебни»[617].

Круг революционеров среди молодого офицерства стоявших в Польше частей ширился. В списке офицеров[618], так или иначе связанных в 1862 – 1863 гг. с деятельностью русской военно-революционной организации в Польше, значится более 60 имен, и, конечно, этот список не исчерпывает всех связей.

Военная организация готовилась к поддержке польского восстания, к участию в вооруженном отпоре усмирителям восстания. В обращении «Офицерам русских войск от Комитета русских офицеров в Польше», опубликованном в «Колоколе» 1 декабря 1862 г., говорилось: «Мы не хотим быть палачами… Мы заявим, что русский народ воздвигает знамя освобождения, а не порабощения славянских племен. Мы не опозорим русского имени продолжением грехов петербургского императорства; лучше падем жертвою очищения, жертвою искупления»[619]. Но цели организации отнюдь не ограничивались вопросами, относящимися только к польскому движению. Она рассматривала себя как одно из орудий борьбы русского народа за землю и волю. В том же обращении она звала офицеров всех русских войск следовать ее примеру, составлять комитеты, подобные созданному в Польше. «Чтоб спасти Россию, войско должно быть другом народа и слугой его свободы», – подчеркивалось в обращении. «Когда вы составите крепкие кружки или комитеты, единодушно с солдатами, войдемте в сношение и сомкнемтесь духом и делом воедино. От Петербурга и Бессарабии, от Урала и Дона, от Черноморья и Кавказа – пойдемте спокойным строем через всю землю русскую, не допуская ненужного кровопролития, давая народу свободно учреждаться в волости и области и клича клич на Земский собор людей, выбранных ото всей земли русской для общего союза и разумного устройства»[620].

Обстоятельства не дозволили осуществиться широким планам руководителей организации. Развертыванию ее работы в намеченных направлениях между прочим мешала враждебность консервативно-националистических («белых») элементов в польском движении, а также недоброжелательство и недоверие со стороны правого крыла «красных». Но немало русских офицеров и солдат сражалось в рядах польских повстанцев или помогало им. Сам Потебня, по свидетельству Огарева, собрал русский отряд. «Несчастный случай разрушил его…»[621] Потебня был убит в сражении с усмирителями в марте 1863 г. В статье «Надгробное слово», посвященной памяти Потебни, Огарев писал: «Я не встречал юноши преданнее общему делу… такого безусловного в своей постоянной работе – основать общество русских офицеров и солдат для завоевания русскому народу земли и воли».

В связи с польским восстанием и проблемой сотрудничества между польскими патриотами и русскими революционерами заслуживает внимания так называемый Казанский заговор. События, относящиеся к нему, представляются сложными и не до конца выясненными. В литературе под Казанским заговором понимаются разные явления, не всегда и не во всем между собою связанные и совпадающие. Непосредственнее всего под это понятие подходят замыслы польских деятелей (санкционированные если не в Варшаве, то во всяком случае в определенных польских кругах в Вильне) возбудить посредством распространения подложного царского манифеста широкие волнения среди крестьян Казанской и соседних с ней губерний с целью создать дополнительные затруднения для правительства Александра II и отвлечь часть его вооруженных сил из Польши. Главный инициатор плана инженер Кеневич пробовал вступить в переговоры с центром «Земли и воли», но, не встретив сочувствия и поддержки, решил действовать на свой страх и риск, при участии некоторых близких людей. Ближайший помощник Кеневича в этом предприятии офицер Черняк не отказывался, однако, в сношениях с казанскими молодежными революционными кругами от пользования именем «Земли и воли» (выставляя себя представителем более левой части этой организации). Черняк, его единомышленник и родственник офицер Иваницкий, служивший в Казанской губернии, и некоторые другие ставили вопрос о захвате оружия в Ижевске, об овладении Казанью и т.д. Согласно воспоминаниям Слепцова, Казанский комитет «Земли и воли» отклонил предложения прибывшего в Казань Черняка. Но отдельные казанские землевольцы и известная часть студентов из окружения местной организации «Земли и воли» готовы были, насколько можно судить по имеющимся данным, содействовать их осуществлению. Впрочем, главное, что и эту часть молодежи интересовало, – это распространение революционных идей в народе и его революционная подготовка. Попытки вступить в сношения с крестьянами, распространение агитационной литературы в Казанской, Вятской, Пермской губерниях, в частности распространение прокламации местного происхождения, изданной еще в конце 1862 г. и обращенной к народу, – «Долго давили вас, братцы…»[622], – составляют другую сторону казанского дела 1863 г., хотя ее иногда совершенно сливают с планом Кеневича – Черняка – Иваницкого под общим понятием Казанского заговора. К реализации намечавшихся по проекту Кеневича и его помощников открытых действий не удалось приступить: заговор был вскоре раскрыт. Пятеро участников его (в том числе Кеневич, Черняк, Иваницкий) были казнены.

Публикуя подложный манифест[623], напечатанный по заданию Кеневича и др., «Колокол» писал: «Мы уверены, что общество „Земля и воля“… не имеет никакого участия в составлении этого манифеста». Составителей манифеста «Колокол» упрекал в том, что они поддерживают «старую несчастную мысль», будто царь «хочет дать настоящую волю, только ему все кто-то мешает…» «Если, – писал „Колокол“, – этот манифест издан особым кружком, то нельзя не посоветовать ему и всем другим присоединиться к главному обществу и действовать тогда с единством плана»[624].

Известно, что польское восстание потерпело неудачу, было подавлено и разгромлено. Оправдались предсказания руководителей демократического лагеря России, опасавшихся последствий преждевременного, не согласованного с ходом и возможностями русского движения взрыва восстания в Польше (не только для поляков, но и для России, для русской революции), видевших, кроме того, слабые стороны самого польского движения (сопротивление влиятельных дворянских элементов удовлетворению требований и нужд крестьянства, уклончивая постановка вопроса о национальных правах литовцев, белоруссов, украинцев).

Правительство Александра II, подавив польское восстание, значительно упрочило свое положение в стране; революционным силам России косвенно наносился весьма тяжелый удар.