Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов

К назначенному часу Гуй Лян и Хуа Шань были доставлены в паланкинах в императорский дворец напротив стрелки, где Великий Канал сливается с рекой Хай Хэ. Тут гвардия в красных мундирах, пушки, каски на солдатах, всадники сикхи с пиками и канонерки на реке. Гуй Лян и Хуа Шань прибыли как в Англию.

Вот и неприступные англичане. Вылезших из паланкинов послов офицеры в красных мундирах провели в зал торжественных приемов. Гуй Лян заметил местами в полу щербатые дыры, проеденные крысами.

Послы оказались в обществе Маркеса, военного переводчика, всегда любезного, бывшего служащего банкирской конторы в Шанхае.

Вошел Брюс, брат посла и его доверенный.

Гуй Лян, в старческом умилении и стараясь сохранить достоинство, и богатырь Хуа Шань приветствовали его. Все уселись.

Брюс сказал, что посол войти не может. Встреча с ним будет при подписании трактата. Для этой церемонии должен быть предоставлен храм Хай Гуань Сы в южном предместье Тяньцзиня.

Имелся в виду тот храм, в котором подписывали договора с Путятиным и с американцем Ридом.

Ответили, что мы принимаем.

Через некоторое время Брюс прочел ультиматум посла. Маркес перевел.

— Вы еще чего-то ожидаете? — спросил он, видя разочарование на лицах послов.

— Да. — ответил Гуй Лян.

— Что еще?

Гуй Лян решил взять с европейцев пример и пошел напролом:

— За отказ от двух неприемлемых для нас статей мы желали бы попытаться выразить вам благодарность.

Брюс — брат Элгина, но не похож на него. У Брюса сытое лицо, одутловатое, он толстоват ему сытно живется за спиной брата, указания которого он точно исполняет. Брат очень умный, поэтому самому думать не приходится: нельзя, и не надо.

Выслушав речь Гуй Ляна, удивленный и озабоченный Брюс сказал, что сам не слышал ничего подобного, что он прочел ультиматум, в котором ни о какой отмене двух статей и речи нет.

Брюс пошел к послу. Его долго не было. Сейчас все решалось. Исторический миг.

Гуй Лян утешал себя мыслью, что подобные важные дела не должны решаться сразу, полагается по этикету затягивать, и что Путятин не мог ошибиться. Хуа Шань злорадствовал, его дурные предположения сейчас сбудутся… Его доказательства окажутся верней, пусть Гуй Лян поймет, хоть он и дядя…

Вошел секретарь посла Лоуренс Олифант с французским полковником, с двумя офицерами — англичанином и французом и с двумя военными переводчиками. Олифант сказал, что посол не выйдет, так как нет причины для личной встречи с уполномоченными императора.

Посол оскорблен и глубоко возмущен. Требует неукоснительно исполнять все условия.

— Откуда вы взяли, что посол Элгин отказывается от двух важнейших статей? Его превосходительство не потерпит уловок. Немедленно принимаются строгие меры. Б наказание за обман посол отдает приказание начинать военные действия. Готов счесть недействительным свое обещание, которое он дал обществу тяньцзиньских купцов не занимать и не грабить город. Никаких уступок! Что за ложь! Мы вызвали вас, чтобы вручить ультиматум. Посол давно возмущен затяжкой переговоров. Он до сих пор проявлял миролюбие. А эта хитрость — ваша выдумка об отмене важных пунктов договора. Мы никогда не откажемся от самых главных своих требований: от плавания по реке Янцзы и по всем другим рекам Китая. И от права держать послов всех европейских держав в Пекине. Его превосходительство передает дело в руки военного командования, как это было в Кантоне. В случае если не получит немедленного согласия уполномоченных на подписание всех пунктов подготовленного договора без всяких изъятий. Город Тяньцзинь до сих пор не тронут и не занят нашими войсками по просьбе коммерческих обществ, и представители Пекина сами нарушают состояние мира, ссылаются на неприемлемость статей, уже утвержденных в проекте договора. Такое положение далее не может быть терпимо. Все статьи, включенные в договор, должны быть приняты. Миролюбие англичан и французов не оценено.

Вошел озабоченный клерк и передал Олифанту записку. Все поняли: что-то срочное от посла.

Лоуренс Олифант, читая ее, нахмурился и глянул на послов Пекина с таким подозрением, словно их обличили еще в одном преступлении.

— Посол извещает, что уже отдал приказание войскам, прибывшим на кораблях, начать выгружаться на берега Хай Хэ, занимать город и предместья. В случае отказа подписать трактат войска выступят по дороге на Пекин. Его превосходительство французский посол барон Гро только что сообщил письмом послу Великобритании о полной поддержке и просил ускорить все действия, также отдал соответствующие приказы по французским вооруженным силам. Всякое сопротивление будет сломлено. Любая попытка принести нам урон, любой выстрел вызовут бомбардировку города, такую же, какая была в Кантоне. Чем скорее мирный договор будет подписан, тем быстрее можно предотвратить войну.

Гуй Лян обмер и едва владел собой.

— На этом наша беседа заканчивается. Наши представители немедленно явятся в вашу резиденцию для обсуждения церемониала подписания договора. Здесь мы не продолжаем переговоры. Пора начинать войну.

Их почти выгоняли. Маркес, провожая послов, пояснил, что отдан приказ о высадке на берег полка морской пехоты. Также бенгальцев, которые по просьбе китайской стороны были в свое время отозваны из города. Орудия кораблей уже наведены на город.

— Вы слышите, слышите?

Доносились свистки дудок, крики в рупор, гудки, лязг и стук железа.

Вунг явился в деревянный особняк послов в северном предместье.

— Ха! Какое нахальство Путятина! — кричал он. — Вот как позорят вас ваши друзья! Нашли утешителей и советчиков.

Путятин переполошился, услыхав грохот и знакомые звуки на реке. С балкона своего дома он увидел выгрузку союзных войск. Немедленно были получены подробности через переводчиков. Французский посол барон Гро прислал письмо Евфимию Васильевичу с изложением причин всего происходящего.

Путятин ужаснулся и схватился за волосы.

Время шло, а войска все выгружались, лебедки грохотали и трубы пели. Евфимий Васильевич поднялся на балкон вместе с Ридом.

— Это же опять война начинается!

Кафаров сказал: все, что было, это лишь игра в уступки со стороны Элгина, повод припугнуть китайцев еще сильнее.

«Вот это называется посадил меня Элгин в калошу». Уж кажется, знает этих островитян Евфимий Васильевич, а вот и его черед пришел: посадили в лужу.

Американец Рид занимал половину второго этажа в особняке, который отведен Путятину. Уступил ему Евфимий Васильевич лучшую часть дома с балконом. Вид на реку оттуда прекрасный. Америка была страной молодой, подающей надежды. Американцы считали глупостью излишние приверженности правилам этикета, принятым в Европе. Всякое дело они делали просто, не гоняясь за престижем и церемониями. Во всем важна суть, а не форма и триумфы. Китайцы пошли на заключение договора с Ридом, предоставили Америке право содержать в Пекине