Генри VII - Милла Коскинен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лондон, тем временем, пребывал в состоянии крайней нервозности. Мэр города издал 26 августа прокламацию, в которой мудро повелел всем солдатам и «проходимцам, не имеющим причины дожидаться прибытия хозяина» покинуть город в течение 3 часов с момента ознакомления с прокламацией. С 9 вечера до 5 утра улицы Лондона стали патрулироваться. Городские же власти стали готовиться к триумфальному въезду нового короля. Встречать Генри Ричмонда 3 сентября 1485 года были направлены разодетые по-парадному 435 виднейших лондонцев. Процессия вступила через Шордич и проследовала к Сент-Полю, под рёв труб. Любопытные лондонцы глазели на незнакомого им молодого мужчину, который объявил себя их королем, и на телеги, груженые военной добычей. Среди зевак был и слепой поэт Бернард Андрэ, который вскоре примкнет ко двору Генри VII, и которому будет поручено написать биографию нового короля. Андрэ не мог видеть, но мог чувствовать, и общая атмосфера процессии подействовала на него так, что он стал спонтанно (?) декламировать стихи, чем и обратил на себя внимание.
Подойдя к кафедралу, Ричмонд вручил три потрепанных в битве штандарта, чтобы их положили перед алтарем — это был знак, что он отныне имеет божественное право на царствование, право силы. Точно то же сделал, в свое время, и Эдвард IV. После торжественной службы, Ричмонд провел несколько дней во дворце епископа, после чего отправился в Гилфорд, где и оставался до 11 октября. А город праздновал. Не столько от радости, что династия сменилась, сколько от того, что сменилась она без изматывающей и тяжелой гражданской войны.
Что касается ещё не коронованного короля, то он, в основном, входил в курс дел королевства при помощи своей матери, леди Маргарет. В последний раз они виделись в далеком 1470 году, но после этого воссоединения практически не расставались. В королевских покоях всегда был прямой вход в покои матери короля, потому что Генри совершенно точно знал, кому он обязан своим головокружительным возвышением. Собственно, практически первым распоряжением Генри VII было оборудование резиденции в Колдхарбор для леди Маргарет. Именно туда была помещена и привезенная из Шериф Хаттон принцесса Элизабет Йоркская, дочь короля Эдварда. Для этого ему понадобилось выкинуть из дворца Геральдическую палату, которую туда определил его предшественник, но никто и не пикнул.
Вместе с принцессой Элизабет, под надзор леди Маргарет был помещен 10-летний Эдвард Плантагенет, граф Уорвик — или его двойник, по теории профессора Эшдаун-Хилла. В ту же золотую клетку поместили и восьмилетнего наследника герцога Бэкингема, сделав леди Маргарет его официальным опекуном (что приносило ей ежегодно 1000 фунтов). У ребенка, теоретически, тоже были права на корону посильнее, чем у Генри Ричмонда, и леди Маргарет была твердо настроена ничего не пускать на самотек.
Конечно, для того, чтобы войти в курс государственных дел, совсем не обязательно было сидеть в изоляции от столицы больше месяца, но у Генри Ричмонда была веская причина держаться подальше от Лондона. Через несколько недель после встречи нового короля и его войска у Шордича, были мертвы уже два мэра, шесть олдерменов и немало горожан столицы. Все они стали жертвой потовой лихорадки, убивающей свои жертвы в считанные часы. Лондон был в ужасе, и связал страшную болезнь, которая была не менее убийственной и легко распространяющейся чем чума, с военным контингентов французских и бретонских наемников, которые вошли в город вместе со своим хозяином. На самом деле, судя по записям университета в Оксфорде, в их город эпидемия пришла уже в начале августа, в конце июня по Йорку прошла волна какой-то «заразы», да и Томас Стэнли, по его словам, был болен чем-то похожим, когда уезжал в свое поместье от двора короля. Тем не менее, совпадение проявлений эпидемии в столице с появлением Генри Ричмонда в Лондоне было слишком впечатляющим, чтобы эти два события не стали объединять.
Не смотря на здравую осторожность, Ричмонд вовсе не был намерен ждать, пока всё утрясется, потому что полностью утрястись ничто и не могло — болезни приходили и уходили, унося свои жертвы, но жизнь шла своим чередом. Он назначил свою коронацию на 30 октября, и велел разослать 15 сентября вызовы на заседание парламента, которое должно было начаться сразу 7 ноября. А пока, ещё до коронации, новый правитель стал формировать свой административный аппарат, награждая сторонников землей, должностями и годовыми доходами. Из приблизительно 400 человек, составлявших его «двор» в Ванне, перед перемещением во Францию, 74 человека были награждены за то, что присоединились к Ричмоду в изгнании, и ещё 48 — за участие в «победоносном походе» или «за храбрость на поле сражения».
Но больше всего наград досталось тем, без которых Ричмонд никогда не смог бы достичь ничего значительного. Он буквально осыпал манорами и наделами Томаса Стэнли, называя его “right entirely beloved father”[83]. Что, в общем-то, соответствовало действительности: как муж матери Ричмонда, лорд Стэнли имел те же права и обязанности по отношению к пасынку, как если бы тот был его биологическим ребенком. Далее, щедро награжден был сэр Рис ап-Томас, ставший управляющим всего Южного Уэльса — как он сам и ожидал. Тем не менее, Ричмонд был осторожнее своего предшественника, и не сделал Риса ап-Томаса оверлордом, а здорово ограничил его возможное самоуправство, сделав главным судьей Южного Уэльса своего дядюшку Джаспера. Одновременно, Адам ап-Джеван ап-Дженкин стал королевским прокурором в Кардигане и Кармартене, Оуэна Ллойда посадили коннетаблем в Кардиган Кастл. Управляющим Северным Уэльсом Ричмонд сделал родственника Стэнли, Уильяма Гриффита, подсвязав ему руки, поместив самого Уильяма Стэнли под бок Гриффиту в качестве главного судьи Северного Уэльса и коннетабля Карнарвон Кастл.
В следующей группе награжденных оказались самые твердолобые ланкастерианцы. Некий Джон Дентон был назначен хранителем Фрамлингем Кастл за “true and faithful service done unto the king and unto his right dear and most beloved lady and mother”[84]. Никто ничего об этом Джоне Дентоне не знает, зато известна его жена, Элизабет Дентон, благодаря тому, что некоторые дамы, пишущие на исторические темы (Филиппа Джонс и Алисон Вэйр), отдают ей место первой любовницы будущего Генри VIII. На
