Генри VII - Милла Коскинен

был Томас Стэнли, и «короновать» пасынка мог только он. Что ж, я согласна — Уильям мог пригнать мародеров в лагерь брата, и, таким образом (или другим), сделать день брату и графу Ричмонду.

Если кому-то интересно почитать дополнительно о поэмах, относящихся к семейству Стэнли, то монументальный труд о них можно найти здесь: [73].

А одна из самых экстравагантных поэтесс начала 1800-х годов, Летиция Лэндон, посвятила Уильяму Стэнли одну из своих работ.

The man was old, his hair was gray —

And I have heard the old man say,

‘Keep thou from royal courts away;’

In proof thereof, he wont to tell

The Stanley’s fatal chronicle.

King Henry sat amid his court, and of the nobles there

Not one with William Stanley for favour could compare;

He was the royal chamberlain, and on his bended knee

Within King Henry’s silver cup the red wine poured he.

There came a knight in presence there, he named my master’s name,

As he stood betting golden coin upon the royal game.

And on Sir Robert Clifford’s word, they took his sword away,

And William Stanley to the Tower was prisoner sent that day.

God only knows the hearts of men, but ’twas a wondrous thing

My noble master should conspire against the crowned king;

For well I know on Bosworth Field it was his red right hand

That placed upon Earl Richmond’s brow King Richard’s royal band.

But ancient service is forgot; and he, the Wiseman, said,

Think thou no evil of the king upon thy lonely bed;

And therefore little will I name of what I then heard told,

That my good lord’s worst treasons were his broad lands and his gold.

I saw him on the scaffold stand, the axe was gleaming bright,

But I will say he faced its shine as best became a knight;

He prayed a prayer—he knelt him down—there smote a sullen sound,

I saw my master’s severed head upon the dark red ground.

No nobles bore the noble’s pall, there was no funeral bell,

But I stood weeping by the grave of him I loved so well.

I know not of the right or wrong, but this much let me say,

Would God my master had been kept from kings and courts away!

Стихи так себе, честно говоря, но в них тоже роль «кингмейкера» отводится Уильяму Стэнли. Впрочем, Генри Ричмонд обошел всех, проведя через свой первый парламент акт о том, что королем он стал за сутки до битвы. Это раз и навсегда решило вопрос с «кингмейкерами» — Стэнли, которые, прямо говоря, не слишком-то выиграли, предав своего более щедрого господина. Но к этому интересному документу мы вернемся позже.

Часть IV

Первые хлопоты

Битва при Босуорте заняла, при всей своей драматичности, всего часа два. Ещё полу-король, Генри Ричмонд отправился оттуда в Лестер, где дал своей армии возможность «освежиться» перед маршем на Лондон. Жители Лестера благоразумно встретили его с подобающими церемониями, выражающими уважение и радость. Власть переменилась в очередной раз, только и всего. Что касается победителя, который собирался стать королем страны, победа в битве была лишь первым этапом большой работы.

Во-первых, нужно было разобраться, сколько людей потеряла каждая сторона, и какого ранга были эти люди. Понятно, что обычные Джоны и Джеки (как и набранные с миру по нитке в ряды Ричмонда Жаны и Жаки) никого не интересовали, кроме их родных. Но вот джентри — это были земли, налоги, сельское хозяйство и, по большому счету, ближайшее будущее страны. Что касается аристократии, то она, на тот момент, обеспечивала само существование страны. Тем более, что на стороне Ричмонда выступил только один представитель значимого дворянства — граф Оксфорд, Джон де Вер.

Кстати, Полидор Виргил очень красиво обошел этот момент, написав в хрониках, что только один аристократ, сражавшийся на стороне графа Ричмонда, погиб в сражении. Ну, Уильям Брэндон действительно был сэром Уильямом, но очень свежим сэром — его отец начинал простым таможенником, сделавшим впоследствии карьеру благодаря тому, что попал в совет при Джоне де Мовбрее, чьим вассалом он был, затем, в войнах Роз, выбрал победившую, в итоге, сторону — йоркистов, и правильно женился на дочери сводной сестры де Мовбрея. В рыцари его произвел король Эдвард IV. В общем, знаменосец графа Ричмонда, убитый в битве лично Ричардом III, к рядам аристократии может быть причислен с большой натяжкой. Не говоря о том, что репутация у него была так себе.

О том, сколько людей погибло в битве, есть свидетельства на любой вкус. Полидор Виргил писал, что со стороны графа Ричмонда погибли сто человек (или около того), и со стороны Ричарда III — около тысячи человек. Жан Молине утверждал, что в целом при Босуорте погибло около 300 человек (но Молине никогда не бывал в Англии, и его источниками были, по всей видимости, испанцы). Логика военных действий говорит за то, что среди погибших большинство сражались именно на стороне Ричарда III — судьба авангарда, под командованием Джона Говарда, герцога Норфолка, это подтверждает. Тело самого Норфолка, после опознания, захоронили в приорате Тетфорда, откуда, во времена роспуска монастырей, перенесли в Фрамлингем. Единственной сохранившейся до наших дней эпитафией остались слова в хрониках Эдварда Халла: “he regarded his oath, his honour and promise made to King Richard; like a gentleman and faithful subject to his prince he absented himself not from his master, but as he faithfully lived under him, so he manfully died with him to his great fame and laud”[74]. На момент гибели ему было 60 лет, и 40 из них он провел в битвах.

На поле боя остались сэр Ричард Рэтклиф, близкий соратник короля Ричарда; сэр Роберт Брэкенбери, комендант Тауэра; сэр Джон Кэндал, секретарь короля Ричарда; сэр Джон Перси, контролер хозяйства короля; сэр Уолтер Деверё, лорд Феррерс. Из командиров региональных отрядов, погибли Томас Страдж и