Генри VII - Милла Коскинен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, обид у Ральфа Невилла накопилось больше, чем Ричард мог себе представить (тем более, что ни чаяния Ральфа Невилла, ни его ожидания наверняка никогда даже не были королю озвучены!), и в результате граф Вестморленд безучастно наблюдал за ходом битвы, не сделав ни жеста. Хотелось бы знать, что он чувствовал, когда король Генри VII связал его бондом гарантии хорошего поведения в 400 фунтов и 400 марок, с выплатой на Рождество 1486 года и на Михайлов день[78] 1487 года. Мало этого, Вестморленду пришлось отдать под опеку новому королю своего единственного сына и наследника.
Что касается остальных, то им было просто все равно. Они встали под знамена Ричарда, потому что чувствовали себя ему обязанными. Но рисковать своими жизнями ради кого-то они были не готовы. Дело было не в правоте Ричарда или Ричмонда, дело было в отношении к самой ситуации: они не желали больше страдать из-за политики. Уильям Беркли, граф Ноттингем, например, послал людей сражаться за Ричарда, но он же послал деньги Ричмонду. Будучи человеком немолодом, он впоследствии открыто признавал, что его позиция была позицией своеобразного нейтралитета, его вполне устраивали в качестве короля и Ричард, и Ричмонд, лишь бы его в покое оставили (он вообще был человеком своеобразным. Женат, например, был трижды, причем с первой женой развелся через год после свадьбы. Все браки были, впрочем, бездетными, и наследовать ему должен был младший брат Морис. Но Мориса он лишил наследства за то, что тот женился на дочери всего лишь олдермена. А чтобы братец точно ничего не получил, сэр Уильям завещал всё… королю Генри VII. Надо сказать, что короля он знал ещё ребёнком, когда тот жил у Гербертов).
Тем не менее, я могу теперь поверить, конечно, что Англия настолько устала от Войн Роз вообще и Плантагенетов в частности, что готова была пожертвовать королем Ричардом ради нового начала под знаменами короля, никак не связанного с травмами последних десятилетий. Нет, в логику это не укладывается, я считаю, но события последних недель явно показали всем, что иногда нация хочет перемен просто ради перемен. Мог ли Мортон предугадать это ещё тогда, когда он стал терпеливо группировать ряды недовольных за никому неизвестным юнцом?
Тем не менее, можно не сомневаться только в одном: пассивность такого количества лордов в решающей битве за корону Англии не могла быть случайной. Им явно разъяснили заранее, что если они не поднимут оружия против графа Ричмонда, тот не станет их преследовать за то, что они встали под знамена Ричарда. Не зря же предупреждали Джона Говарда анонимной запиской: “Jack of Norfolk, be not too bold, For Dickon, thy master, is bought and sold”[79].
В общем и целом, Кроулендские хроники заканчивают эпопею разбора полетов после Босуорта на мажорной ноте: “And since it was not heard nor read nor committed to memory that any others who had withdrawn from the battle had been afterwards cut down by such punishments, but rather that he had shown clemency to all, the new prince began to receive praise from everyone as though he was an angel sent from the kingdom through whom God deigned to visit his people and to free them from the evils which had hitherto afflicted them beyond measure”[80].
Вскоре жителям Англии пришлось убедиться, что скрытный, но быстрый на действия новый король ангелом отнюдь не был, но пока все перевели дух, и с интересом стали наблюдать за его продвижением к Лондону.
Король награждает
Из Лестера Ричмонд со своей армией отправился в Нортхемптон и Сент-Олбанс, которые, разумеется и не подумали противиться его продвижению, а выказали подходящую случаю радость. Интересный момент: когда сравнительно небольшая армия проходила через небольшие городки и деревни, она, на самом деле, проходила мимо них, и чтобы не вызвать у вояк желания эти поселения пограбить, жители обычно выставляли у дороги ряды столов с едой и выпивкой. Ковентри, впрочем, этим не ограничился, а вручил Ричмонду спешно собранные 100 фунтов деньгами и золотую чашу. Сам граф — «почти король» остановился у мэра, его армию развлекали под стенами города горожане, и обошлось это им в немалую по тем временам сумму. Хлеба было съедено 512 штук (42 шиллинга 8 пенсов = стоимость 9 коров), выпито 110 галлонов красного вина (6 фунтов = стоимость 4 лошадей) и 27 бочонков эля, по 4,5 галлона каждый (41 шиллинг 4 пенни = зарплата квалифицированного работника за 64 дня).
Город Йорк незадолго до сражения посылал к королю Ричарду некоего Джона Спонера, для получения распоряжений. Тогда было известно, что Ричард находится где-то в Ноттингеме. Пока этот Спонер без спешки добрался до Ноттингема, битва при Босуорте уже состоялась, и король Ричард уже погиб. Так что Джон Спонер, на этот раз с гораздо большей скоростью, помчался в Йорк, куда прибыл 23 августа, кинулся прямиком в городской совет, и выпалил там то, что слышал в Ноттингеме: “King Richard late mercifully reigning upon us was through great treason of the Duke of Norfolk and many other that turned against him, with many other lords and nobles of this north parts was piteously slain and murdered”[81].
Отцы города, отойдя от шока, не нашли ничего более практичного, чем написать графу Нортумберленду и спросить, что им теперь делать. Все-таки, Перси были на севере силой. По вполне понятной причине, Нортумберленд им ответить никак не мог, но 24 августа в Йорк прибыл сэр Роберт Котон с прокламацией нового короля. Надо сказать, что сэр Роберт наотрез отказался въезжать в город без существенной охраны, и встретился с представителями городского совета в таверне «Вепрь»
