Северная и восточная Тартария - Николаас Витсен

называли этих людей самоедами. И этот народ объяснил им, что южнее их живут тартары, которые ездят на лошадях. Он уверял еще, что нашел куски плуга, которые были принесены с гор, когда снег стаял. Эта река, которая очень глубокая, имеет очень высокие берега с обеих сторон.

С востока в эту реку впадает другая река под названием Тингуской, жителей этой страны называют так же, почему я думаю, что она находится недалеко от города Тангута в Катае[1355]. Эти тингусы рассказывают, что имеется еще другая очень большая река, текущая к югу, отделенная от реки Тингуски полосой земли. По ней ходят большие корабли, мало отличные от русских, с многими мачтами и пушками, от выстрела которых дрожит земля. Это, по-видимому, корабли синцев, которые летом приходят туда торговать и возвращаются до наступления зимы. Это подтвердил еще один русский, который был у реки Тингуске, где слышал это от жителей[1356].

ОТЧЕТ

Из путевой книги Перчаса[1357], где говорится о пермяках, тингусах и самоедах

Пермяки и многие сибиряки исповедуют русскую веру. Югорцы одеваются, как пермяки, но так же поклоняются идолам, как и самоеды.

Тингусы — народ, живущий много восточнее, говорят, поклоняется солнцу и луне. Их одежда вся сшита из оленьих шкур, но плотнее облегает тело, чем у самоедов, они и ростом выше.

По ту сторону от тингусов живут булаши, а еще дальше — селахи.

На противоположной стороне реки Енисей живут имбаки и остяки, вид тартар. По той стороне от тингусов находится река Гета. Один русский потратил на этот путь, на восток от Оби, целое лето, и жил там в течение 6 лет.

Онеко, некий русский, первым дал повод подчинить самоедов московской власти во время царствования Федора Ивановича. Послав своего сына в страну самоедов, он знал, что они живут около реки Обь и управляются старшим среди них. Узнал, что у них не было городов и они кочуют большими группами, едят животных, которых ловят, не знают хлеба или злаков; что они хорошо стреляют из лука и делают наконечники для стрел из рыбьих костей и камня, шьют одежду из шкур и т. д. и получают большую прибыль от торговли мехами. Поэтому [Его] русское Величество отправил туда несколько богато одетых посланников, которые легко получили разрешение построить остроги около реки Обь, куда высылали осужденных, и в короткое время превратил ее [область] в маленькое королевство.

Борис, следующий царь, построил Тома, или Томской, в 200 милях вверх по реке, и много других городов и местечек с обеих ее сторон, заселил их самоедами, тартарами и русскими. От Оби через пустыни, до тингусов ю недель пути. Они живут группами. У них на горле толстая, уродливая выпуклость[1358]. Если ехать к востоку, надо переправиться через реку Пясиду и там, как говорят, слышали звук медных колоколов. Если это так, это доказывает, что там живет более нравственный народ, может быть, из Катая или частей, граничащих с ним. Говорят, что народы Катая приходят торговать в Серголт. От устья Печоры до Оби 10 дней под парусами. /W 943/ Обь и Енисей идут к северу и к югу. Самоеды говорят, что по Енисею ходят большие суда, которые тянут канатами.

Самоеды — идолопоклонники и колдуны, у них дьявольские суеверия. Об этом свидетельствует Ричард Джонсон, который 5 января 1557 г. находился среди них, видел это и рассказывает:

«Самоеды, живущие около мелководья и дамб Печоры, подвластны русским. Они, когда собираются переезжать на другое место, совершают жертвоприношение.

Все, кто происходит из одного рода, живут вместе, в одной палатке. Старший среди них — жрец, и сначала он начинает играть на каком-то предмете, похожем на большое решето, с одной стороны обтянутом шкурой, как барабан. Его барабанная палка длиной в пядь, с одной стороны круглая, как шар, покрыта оленьей шкурой. У жреца на голове подобие белого венца. Лицо покрыто куском мужской рубахи, на которой висят маленькие ребра и зубы рыб и диких животных. Затем он ликующе поет, кричит громко, как бы науськивая собак, а присутствующие отвечают, говоря или крича: «Иха, иха, иха», — затем опять слышен голос жреца, и они отвечают ему как и прежде до тех пор, пока он не станет как бешеный, падает замертво, лежит на спине, покрытый рубахой. Я заметил, что он еще дышал, и спросил, почему он так лежит. Они мне ответили: «Теперь ему говорят, что мы должны делать, куда идти». И когда он так немного полежал, они закричали трижды: «Охао, охао, охао!». И когда они так три раза прокричали, он поднял голову, потом опять положил ее, затем встал, и пел, как прежде, с ответом: «Иха, иха, иха». Затем он приказал, чтобы убили 5 крупных животных, и продолжал петь, так же делали и окружающие. Затем он взял саблю длиной в один аршин и одну пядь (это я сам измерил), и воткнул ее себе в живот до половины, иногда бывает на немного меньше. Однако не видно было, чтобы он был ранен, пока они продолжали горланить свои сладкие звуки[1359]. Затем он сунул меч в огонь, накалил и проколол им полу своей рубахи, затем и свое тело, как мне показалось, около пупка, и она вышла около его заднего прохода, и острие сзади прошло сквозь его рубаху. Я положил палец на него. Затем он вытащил его и сел. Когда это было проделано, они поставили на огонь котел с водой, и когда она закипела, жрец начал снова петь, а они отвечали, как прежде, ибо, пока вода нагревалась, они не пели. Затем они поставили какую-то четырехугольную вещь, высотой со стул, спереди плотно закрытую ковром, а задней частью к боку палатки. Их палатки круглые, называются на их языке чум. Пока вода кипела, а четырехугольная вещь была уже приготовлена, жрец снял рубаху, а также то, что наподобие венца было у него на голове, вместе с тем, что закрывало его лицо. На нем были еще штаны из оленьих шкур, доходившие ему до ягодиц. Так он сел на четырехугольное сидение, как портной, и громко закричал. Затем они взяли тонкую веревку, сплетенную из оленьих шкур, длиной в 4 сажени, а жрец завязал ее небольшим узлом вокруг шеи и под левой рукой и передал ее двум мужчинам, стоящим с двух сторон, которые взяли ее за концы. Затем перед ним поставили котел с горячей водой, а четырехугольный предмет вместе с ним покрыли широкой