Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

Сайман предпочитал работать в тиши своего маленького кабинета, а Джейсон — проводить время с женой; та все больше и больше увлекалась живописью, рисуя пейзажи. Только Фредерика не было с ними, он избегал их общества с тех пор, как ушла Вера, не хотел видеть упреки, не хотел встречаться с женой, которая была всегда с ними — лучше запереться в тесной лаборатории и, как в рассказе Чехова, умереть от болезни. Всем будет лучше: и ему, и его жене, и его друзьям. Фредерик старался не ходить в районе Британского музея, чтобы не встретить свою жену, ему все казалось, что она осуждает его, что не хочет видеть его совсем. Проще бежать от самого себя, нежели искать ответы на вечные вопросы.

— Где Виктор? — Аманда огляделась вокруг, вопросительно смотря на Саймана.

— Ушел с детьми, наверное, — мужчина отложил свою большую тетрадь, где делал заметки и наблюдения. — Оставьте его в покое, ему нужно иногда одиночество, я говорю это как психолог. Понимаешь, есть вещи которые лучше переживать одному. Он грустит по некоторым воспоминанием, — Сайман не договорил, как рядом с ними оказался Виктор. Аманда посмотрела на его ладони, окрашенные в зеленый цвет.

— Что это? — она вздернула одну бровь, чем-то напоминаю ему мисс Анри, которую выгнала его мать из-за интрижки с отцом.

— Вот о чем я и говорил, — вставил Сайман, улыбнулся и больше ничего не сказал; на несколько коротких минут воцарилась мертвая тишина, и лишь трели птиц нарушали эту тишину.

— Так, — начал Виктор после долго молчания, — старая привычка с детства: растирать между пальцев траву, чтобы ощутить ее аромат.

Подъехала машина, это были Артур и Урсула. Артур помог выбраться из машины Чарльзу и Энди. Пятилетний Чарльз подбежал к Виктору, протягивая ему букет васильков. Артур подхватил Энди на руки.

— Всем добрый день, — сказала Урсула, она поцеловала сестру в щеку, Сайман поцеловал баронессе руку. — А где Теа?

— Бегает где-то, — ответила Аманда. Она проводила гостей в дом.

За три года они с Сайманом отремонтировали дом и пристроили еще пару комнат, поэтому их домик мог теперь вместить всех их гостей. Аманда прошла на кухню, выглядывая в окно, которое выходило в сад: там обычно между цветочных клуб, которые она долго обустраивала, часто бегала Теа со своим псом, и ей приходилось ругаться на дочь за мятые цветы.

На улице прислуга накрыла стол, где они смогли собраться все вместе. Подавали овощную похлебку, хлебный пудинг и розы в кляре, что привезла Диана. Аманда посмотрела на сестер, на Каталину и Джейсона и невольно заулыбалась: они с Сайманом стали маленьким центром небольшой компании. Летом и весной их дом всегда был полон гостей, а осенью и зимой — Гарден-Дейлиас. «Жаль, что отец не смог сегодня приехать», — думала Аманда. Они смеялись весь оставшийся день, при этом обсуждая политику и изменения в обществе.

Дети, наспех пообедав, побежали играть. Теа была самой старшей из всех, ей было уже девять, она взрослела, но были еще те детское обаяние и очарование; девчушка походила на Саймана: темно-русые волосы, стальные глаза, обрамленные длинными ресницами, изящный вздернутый носик. Кесси же пока была копией матери.

Чарльзу исполнилось пять, и Артур говорил, что он копия его отца, в отличие от Энди, получившей зеленые глаза и каштановые волосы, у них с Урсулой вообще был похожий цвет волос. Джулия в будущем будет страстной испанкой, а Джордж — похожим на мать, но временами напоминать Виктора. Дети — цветы жизни, дети — ее продолжение.

Ночью Аманда прижалась щекой к Сайману; белые шторы летали и раздувались, как паруса. Она поцеловала его в грудь, томно вздыхая, он обнял ее за талию, приникая к губам. Вместе они уже десять лет, но за это время не разучились узнавать друг друга. Их тела нежно сплелись, а потом Сайман заснул. Аманда села, обхватив колени, ей немного было грустно, грустно, что она становилась старше с каждым годом, что она менялась. Ей исполнилось тридцать, многие считали это восхитительным возрастом, когда женщина рассветает.

Клиентки ее шляпного магазина завидовали ей, она знала об этом, но порой не понимала, почему ей так завидуют. Часто она слышала, как некоторые сплетничали о ее муже, перечисляя его любовные похождения (Сайман был безупречен, его было не в чем упрекнуть). Их брак был идеальным, супруг не испытывал чувства неполноценности из-за того, что она не смогла родить сына, он радовался дочерям. «Счастье не в деньгах и не в постели, счастье не в детях, счастье — это когда ты любишь и тебя любят, несмотря на... а, не за что-то», — еще одна мудрая мысль ее матери, которую следуют взять на вооружение.

***

Стащив с верхней полки обувную коробку (это была последняя из просмотренных), Урсула чуть не упала; она решила навести порядок в вещах отца, с годами тот становился все более небрежным. Она открыла пожелтевшую коробку, вытаскивая от туда старые тетради, сверху лежали записи отца, но на дне она нашла то, что повергло ее в смятение.

Она открыла блокнот и прочитала: «Джорджина Грандж. 1912», — это была та тетрадь которую они так и не смогли найти, что она делает здесь? Урсула знала, что мать писала до самой своей смерти, но отец сказал, что они, последние записи, потерялись. Урсула положила блокнот в сумочку, потом убрала коробку на место и поехала домой.

Поцеловав детей, она прошла в спальню, забираясь в кресло. Урсула погрузилась в чтение, забыв о времени. Она оторвалась тогда, когда няня пришла с детьми, чтобы они пожелали спокойной ночи матери. Урсула приласкала детей, а потом снова уткнулась в дневник. Чем больше она читала, тем больше ей хотелось плакать. Как, как могло так получиться? Она плакала так горько, что миссис Эверси постучала в дверь, спрашивая, все ли у нее в порядке.

— Милорд, — Артур приехал как всегда поздно, он вошел в дом и увидел беспокойную экономку, — милорд...

— Что случилось? — спросил он.

— Вы не слышите? — миссис Эверси, приложила палец к губам. — Она плачет уже который час и дверь не открывает, вставила ключ в скважину, я не могу открыть.

— Урсула, открой мне, — он сказал мягко, недоумевая, что случилось с ней такого, что она так горько плакала. Дверь отворилась, Артур смял жену в объятьях, осушая слезы.

— Почему она так поступила с нами, почему? — женщина сильнее прижималась, ощущая поддержку. — Моя мать... — она еще сильнее заплакала. — Почему она это сделала?

— Что? — непонимающе спросил Артур.

— Она сделала аборт, она умерла от него, а не от лихорадки... О... — Урсула села на кровать, старательно стирая слезы.

— Как, от кого ты это узнала? — Артур сам был потрясен не меньше ее, для него теща, хоть и покойная, всегда была идеалом, ей восхищались все, а ее муж был от нее без ума.

— Я нашла сегодня ее дневник, ее последний дневник. Она была беременна и не знала, от кого, считала отца лживым и сделала аборт, видно врач был и... и она умерла, — Артур стиснул зубы, зная не понаслышке, что такое некачественный аборт. — Как она могла оставить нас троих одних, мне было всего двенадцать, а Диане — семь. Ох, если бы не папа, если бы не сильная Аманда, я не знаю, что было бы с нами, — ей показалось, что она пережила это снова, слыша свои всхлипы, судорожные интонации в голосе отца, крики Аманды и лепетание Дианы.

Она смирилась, что мать умерла молодой, но теперь, после того, как узнала правду, Урсула хотела ненавидеть мать. Теперь нужно все рассказать сестрам.

Дождь шел не переставая в это утро, больше не было сил ждать, когда он закончится; Урсула вышла из-под маленького навеса, быстро перебежав Олд-Бромптон-роуд, она зашла в маленькое французское кафе, где ее ждали Аманда и Диана. Они уже пили кофе, при этом бурно что-то обсуждая, Урсула села за столик, заказывая себе кофе со сливками и миндальное пирожное.

Сестры долго молчали. Урсуле было тяжело сказать о том, что она узнала. Она знала, что тот день значил для них. Аманде пришлось вырасти, она стала взрослой ради них, она стала им матерью, несмотря на то, что сама оставалась наивным ребенком. Диана была совсем еще крошкой, ей нужна была мать, возможно поэтому она так тщетно старается быть опорой для мужа. Все это было скверно, но они должны знать правду, ибо от этого знания она сгорит, если только она одна будет его хранить.