Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

там отремонтировали и перекрасили в приятный желтый, летний цвет. Я купил ей новый гардероб, и теперь она носит сарафаны, ортопедические чулки и свитера с большими карманами, где прячет остатки еды. Слушает компакт-диски со старыми записями Либераче и очень полюбила DVD-проигрыватель. Я уже купил ей большое собрание фильмов, и теперь она часами сидит перед домашним киноцентром, слушая комментарии и просматривая отрывки и удаленные сцены. Курьеры службы доставки с коробками, где находятся наборы классических комедий 1950-х годов и полноэкранные версии ограниченного выпуска с Джоном Уэйном, могут появиться в любое время дня.

Другие ведьмы нас частенько навещают. Вельма Кутс хорошо освоилась с новыми руками и теперь ловко орудует мелкими предметами. Наши колдуньи раньше проводили вечера за варкой зелья и приготовлением супа из бычьих хвостов, а теперь играют в пинокль и маджонг. Вельма Кутс так прекрасно овладела протезом, что может метать карты по столу не хуже крупье в Лас-Вегасе.

Иногда Лотти Мэй присоединяется к ним, но чаще сидит тихо, и беседа идет своим чередом. Часто Лотти Мэй впивается взглядом в низины у реки, словно что-то там видит. Долго и молча глядит туда, а потом с вежливой улыбкой возвращается к разговору.

Я стараюсь не глядеть на нее с тоской и желанием, но это сложно. Сердце бешено стучит в груди, и тихая печаль окутывает меня, пока мир не начинает крениться набок, а ветер перемен не дергает меня за воротник.

Ожоги исчезли, мои брови опять на месте, но волосы больше не растут. Я теперь все время выгляжу так, словно только что из парикмахерской. Продолжаю посещать святой орден так же часто, как раньше, но пристально смотрю на лицо аббата Эрла, задаваясь вопросом, не он ли наградил Лукрецию Муртин ребенком, а потом отказался брать на себя ответственность. Я пеку по утрам хлеб, катаюсь на осле и размышляю о наших усилиях по раскрытию Божьих замыслов. Сестра Лукреция внимательно наблюдает через белую повязку на пустом глазе, как я прохожу по пустому родильному отделению, думая о ней и новорожденных.

Карнавал собрался и покинул город. Каждую неделю они перемещаются на несколько миль вверх по реке, пока не пересекут границы штата. Они возвращаются каждый год, и мы с Мэгги вновь придем туда, чтобы навестить несчастного, чьи обманутые надежды убили мою мать и его самого загнали в вечно крутящиеся шестеренки собственного великого детища в Кингдом Кам.

Я отпугну от него голодных собак и прогоню болотных жителей. Загляну в его глаза и заплачу семьдесят пять центов – цену пинты самогона, – а потом, когда его синие губы начнут дрожать и раздвигаться, опять оставлю там, в грязной жиже.

Некоторых ответов я так и не нашел, остались вопросы, которые не исчезнут, и к ним я возвращаюсь вновь и вновь. Клянусь найти убийцу бабушки, и неважно, сколько времени на это потребуется. Я узнаю, кто пригвоздил ее к крыше школы серпом, и наконец пойму, что значили слова на стене здания.

Мэгги беременна, у всех нас появляется новый повод для волнений. Дарр бежит и покупает миниатюрный набор снаряжения для фехтования. Клэй приступает к изготовлению люльки, вырезанной полностью из белого дуба.

Парни с фабрики дарят мне подарки, желают всего наилучшего, но в их глазах – тревога. Бригадир Пол пытается ее озвучить, но не очень хорошо справляется. Он хочет меня спросить, не боюсь ли я, что жена родит трехголового монстра, который погрязнет во тьме, спрячется в болоте и…

Я спокойно улыбаюсь и в тот же день штрафую его за пятиминутное опоздание с ланча. Остаток дня он панически расхаживает по цеху с широко раскрытыми глазами, крича на рабочих и поддерживая работу линии, а я любуюсь всем этим из окна своего кабинета.

Я так и не узнал, кто нес факелы и преследовал Бетти Линн по табачным полям, но эти люди еще здесь. Может, они решили, что Бетти действительно носит моего ребенка. В таком случае они могут вернуться, когда беременность Мэгги станет заметна.

Мы будем готовы. Мы всё учли. Я отследил всех детей Драбса в округе. Их четырнадцать – больше, чем я думал. Я помогаю их матерям и завел для детей счета на будущее. Мы приглашаем их в дом и смотрим, как они играют на склонах и раскачиваются на качелях. Смех преподобного Бибблера разносится на ветру, когда он играет со своими внуками, одетый в шорты и рубашку с короткими рукавами. Я установил в зарослях тренажерные снаряды, а во дворе – горки и качели. Клэй мастерит игровую площадку, способную выдержать бурю.

Моя мать мертва, но продолжает видеть сны.

Я вижу ее девочкой со светлыми локонами, рассыпанными по плечам клетчатого платья. Вижу, как она теребит своего отца за рукав. Она убирает все ловушки для крыс. Прощает недостатки, подвисает у потолка и дрейфует в сумеречные углы. Руки у нее цвета слоновой кости, и она нежно берет меня за щеки. В ней есть пылкость, которая никогда не погаснет.

Мама показала мне: мы с Мэгги пойдем по полю бок о бок, неся на руках младенца. На Мэгги будет сарафан и шляпка без полей, мы каким-то образом найдем пшеницу и станем в ней. Младенец беззубо улыбнется и протянет пухлые ручонки, словно весь мир – дарованная ему редкая драгоценность. Моя жена взглянет на меня, озаренная осенним солнцем; волосы выбьются из-под шляпки, и свет будет падать на них так, что ее черты внезапно засияют, такие же естественные и прекрасные, как само время года.

Тайны все еще преследуют меня по длинным тусклым коридорам моей жизни. Может, Драбс заплатил мой долг за меня, а может, его взяли на себя мои братья. Эти стены пропитаны семейными историями и душевной болью.

Ветчина все еще в доме. Иду на чердак и смотрю на сундук, к которому больше нет ключа. Здесь десятки других запертых ящиков, коробов, комодов на резных ножках, шифоньеров, шкафов и прочего старья. Что еще в них спрятал мой отец? А его отцы до него? Все обнаруженные в доме ключи я повесил на одно большое кольцо. Когда-нибудь я все их испробую, но не сейчас.

Мы – семья. Кровные узы. Дом у нас огромный, в нем найдется место для кучи здоровых ребятишек. Призраки всегда будут появляться, как и должно быть. У наших иллюзий есть плоть и смысл. Прошлое возвращается в полночь, в разгар наших сновидений, и дожди с ивами всегда будут напоминать о жертвах, которые мы принесли и которые нам