Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

сосредоточиться. Опасный жар мягко обвил его затылок. Сверху из-за деревьев за ним наблюдала расплывчатая фигура, из ее тусклой, полной боли ауры тянулись сияющие нити. Кто-то там думал о нем, напряженно думал.

Шэд услышал тихий смех. Примерно так Джейк хихикал, прижимаясь губами к девичьей шее.

– Я удивлен, что Торговая палата не устроила в твою честь парад.

– С чего бы?

– В этих краях ты почти герой, знаешь ли.

Ну, разумеется. Только вот никто ни разу его не навестил, а писала ему одна Элфи. Прислала три письма в самом начале срока, а потом им обоим стало слишком тяжко от всего этого.

– Если собираешься набить кому-нибудь морду, – сказал Джейк, – убедись, что перед тобой кусок дерьма вроде Зика Хестера. Тут ты был прав. Преподобный Дадлоу тоже неплохо проповедовал от твоего имени, скандировал у реки – в общем, взялся за дело. Ему нравится, когда народ выбивает дерьмо из негодяев. – Голос Джейка снизился до шепота, но звучал достаточно громко, чтобы слышала Бекка. – Это дает проповеднику надежду, что однажды он отлупит жену и его за это похвалят с кафедры.

Да, ничего не изменилось, только вот Мег умерла. Шэд постоянно напоминал себе об этом, и на миг его захлестывала ярость, заставляя сердце биться чаще. Он готовился к неизбежному.

– Как бы там ни было, не удивляйся, если люди начнут хлопать тебя по спине.

Ничего подобного никогда не произошло бы, но благодаря Джейку это казалось почти возможным. Клеймо ловкача помогло бы ему провести в тюрьме лет десять без единой царапины и убило бы за полчаса до конца срока.

– Все потому, что мой старик рассказал всем эту историю. – Шэду внезапно захотелось поговорить с отцом. – Думаю, он вроде как гордится тем, что в семье теперь есть уголовник. Ему нравится чувствовать себя праведником. В этом он нуждается больше всего на свете.

– Ты с ним еще не виделся?

– Нет.

Джейк кивнул и оглядел толпу, выискивая того, кому было бы в кайф повидать Шэда после стольких месяцев. Возникло едва заметное напряжение. Джейк хотел выразить соболезнования, но не знал, как это лучше сделать и как отреагирует Дженкинс.

«Так же будет со всеми в городе», – понял Шэд.

Джейк остановил взгляд на Элфи, которая стояла по ту сторону горящих бревен и была едва различима сквозь пламя, но ничего не сказал. Шэд ожидал большего, но, возможно, он хотел слишком многого.

– Ты остановишься у отца?

– Нет, – произнес Шэд, – в пансионе миссис Райерсон.

– Господи, она все еще жива? – Джейк снова зашелся свистящим вкрадчивым смехом. Еще немного, и это начнет действовать на нервы. – Я думал, она давно померла. Наверное, ты единственный ее постоялец. А где твоя машина?

– В городе.

– По-прежнему водишь «Мустанг»?

– Да, – ответил Шэд, зная, что Джейк скажет дальше. – Пока меня не было, он стоял в гараже Таба Гаттлинга за старыми запчастями, Таб держал его надраенным, с полным баком.

– Ты ведь у него и купил тачку? После того как в ней разбились те парни?

– Да.

– Наверное, Таб чувствовал себя так, будто к нему вернулся блудный сын. Гаттлинг любит прибрать к рукам машину, которую он сам наладил и выпустил в мир.

– Подозреваю, что ты прав.

Джейк сменил позу: расставил ноги пошире, опустил плечи и подался вперед. Он был готов поделиться секретом. В тюрьме быстро учишься замечать едва уловимый язык тела.

– На перевозке виски все еще можно неплохо заработать, если тебе захочется поднять ставки и встать на ноги. Луппи все время высматривает тех, кто знает проселочные дороги и не побоится перескочить через разрушенный мост.

Шэд глотнул водянистого пива и не смог понять, почему так жаждал его последние два года.

– Я вышел из тюрьмы всего два дня назад, а ты уже хочешь отправить меня обратно?

– Понимаю, ты обычно сторонился самогона, но это на случай, если тебе понадобятся легкие деньги. Есть над чем подумать. Что-то не вижу «Мустанга». Кто тебя сюда подбросил?

– Я пришел пешком.

– Это же почти две мили от Мейн-стрит.

– Нужно было размяться.

В каком-то смысле это была правда. Шэд ненавидел Лощину, но все же хотел вновь стать ее частью.

На секунду самоуверенность сползла с лица Джейка. Он взглянул в глаза Шэду, и то, что там увидел, ему не понравилось. Белозубая улыбка поблекла, а модная прическа осела. Джейк отступил на пару футов, пытаясь вернуть самообладание, и снова заухмылялся.

Желудок Шэда сжался. Ветерок легко касался его шеи, словно нежная девичья рука. Кое-что можно скрывать до поры и выкладывать лишь тогда, когда сам будешь готов. А кое-что гораздо сложнее ухватить и спрятать. Шэд неплохо справлялся с этим в тюрьме, но Лощина уже начала сотрясать его изнутри.

На это понадобилось совсем немного времени. Он наблюдал за толпой, а толпа наблюдала за ним, и становилось ясно: дружеских объятий, на которые рассчитывал Шэд, не будет. Он чувствовал, как мир вокруг меняется. Жизнь перетащила его через границу зрелости точно мальчишку, голос которого едва начал ломаться. Словно он переехал на новое место и как бы сильно ни хотел вернуться, сделать этого уже не мог.

К Джейку отчасти вернулось самообладание. Он не торопился, умел отступать, уловив смену настроения.

– Развлекайся, – сказал он. – Ты это заслужил. Иди наверстывай упущенное.

– Никто так и не подошел.

– Они напуганы.

– Почему? Думал, в этих краях я почти герой.

Услышав свои же слова, брошенные в ответ, Джейк снова ухмыльнулся, глядя под ноги.

– Если здесь кто и попадал в федеральную тюрьму, то лишь из-за самогона. А ты сел за то, что чуть не убил одного из них. Пусть и негодяя вроде Зика Хестера. Они боятся не так к тебе подступиться. Они пьяны. И взвинчены. Думают, что ты собираешься кого-нибудь грохнуть.

– А они этого не хотят?

– Думаю, хотят. Это здорово разнообразит их жизнь. Но какое-то время тебя не будут приглашать на пирог с ежевикой. – Джейк начал отступать. – И все же эти люди – твои друзья, не забывай об этом. Иди и повеселись, я найду тебя позже.

Некоторые тут действительно были его друзьями, хотя и не близкими. Шэд кивнул и сделал еще один глоток, наблюдая, как Джейк пробирается сквозь толпу.

Шэд ждал, что к нему кто-нибудь подойдет, но никто так и не приблизился. Кое-кто из парней, среди которых он провел бо́льшую часть жизни, бросал в его сторону неловкий взгляд и уходил на другое место. Шэд понимал, как им неудобно рядом с ним теперь, когда он стал в некотором роде явлением, диковинкой.

Тюрьма