Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По жадным взглядам Шэд догадывался: они уже представляют, как его два года имел сокамерник или как он с утра до вечера затачивал в мастерской обрезки металла, а потом резал глотки в душевых.
Ничего страшного. С чем угодно можно примириться, пока у тебя остается место, пусть и крошечное, до которого никому не добраться.
Шэд обернулся и увидел Элфи Данфорт, которая двигалась к нему, обходя костер. Ее тень переплеталась с тенями остальных. Люди сплевывали в огонь виски, поскольку у них не осталось ни дров, ни тростника, которые можно было бы сжечь. Заняться было особо нечем, вот они и плевались самогоном Луппи, изображали танцы и гонялись друг за другом. И это не прекратится, пока кто-нибудь не рухнет.
Не то чтобы Элфи одарила Шэда привычной ослепительной улыбкой, но, по крайней мере, не хмурилась. В его груди появилось знакомое жжение. Дыхание стало прерывистым. Шэд потер кончики пальцев, которые покалывало словно от электрических разрядов. Когда-то все это выдавало его привязанность, и он почувствовал, как сердце сжалось от едва сдерживаемой печали.
Взметнулись искры, очерчивая силуэт Элфи, когда та точно просчитанным движением скользнула к нему. Ее бедра покачивались ровно настолько, чтобы заставить Шэда застонать. На девушке был стильный свитер плотной вязки, не скрывавший изгибов тела. Светлые волосы до плеч развевались на ветру.
Лицо Элфи осталось все таким же худым, но это ей шло. Хотелось провести ладонями по ее носу, по острому подбородку. Взгляд Элфи был не то чтобы сердитым, но давал понять, что эти глаза легко могут вспыхнуть гневом, и ты делал все возможное, чтобы такого не произошло. Улыбаясь, она прищуривалась, а если смеялась, то от всей души, держась рукой за живот, словно стараясь удержать хохот внутри. Смех у Элфи был низким и звучным, без следа глупого девчоночьего хихиканья, которое заставляет тебя думать: «Не притворство ли это? Чего она на самом деле добивается?»
В ночь перед арестом Шэда они занимались любовью. Лежали в постели, в трейлере за домом ее родителей, слушали, как по крыше стучат ивы и напряженно звенит металл, не утихая ни на секунду. Мать Элфи монотонно мыла посуду. Тарелки тяжело шлепались в раковину. Столовое серебро звякало о фарфор, когда женщина раз за разом брала вилки, ложки и ножи, споласкивала их, вытирала и совала в ящик.
Сквозь открытое окошко прямо над головой в трейлер проникал густой аромат жареного цыпленка в панировке и хлеба с изюмом. У Шэда урчало в желудке. Элфи медленно водила ладонью по его животу, нежно чесала влажный лобок, погружаясь в пот и размазывая влагу вдоль бедра. Через пять минут Шэда арестовали.
Теперь он с трудом сдерживал желание притянуть Элфи к себе и уткнуться лицом в ее шею.
Она потянулась к его волосам, но остановила руку, словно его недавно появившаяся седина могла быть заразной.
– Привет, Элфи.
И вот она, широкая улыбка. У Шэда перехватило дыхание, он мог лишь молча смотреть на идеальные зубы, на то, как девушка вздернула подбородок, как предстала перед ним в лунном свете. С ужасающей ясностью он понял, что Элфи всегда будет символом этого чувства, слишком сильного, чтобы иметь название.
– Я сомневалась, что когда-нибудь увижу тебя снова, – произнесла она.
– Надеялась увидеть или наоборот?
Легкая усмешка не изменилась, но девушка напряглась, Шэд это заметил. О некоторых вещах не стоило спрашивать, ведь на самом деле он не хотел знать ответ. От стремления понять, что теперь между ними, пробоина внутри лишь расширялась.
– Не знаю.
– Я тебя не виню.
– Но я скучала по тебе.
Во всяком случае, мило, что она так сказала. Хотелось ей верить. Желание медленно нарастало, и Шэд в который раз удивился, насколько слабым в этом смысле сделала его тюрьма.
Элфи взяла его за руку и потащила подальше от толпы, к выступу скалы над рекой. Краем глаза Шэд по-прежнему видел бледную руку, которая указывала на него, и приказал себе не оборачиваться. То ли в блоке «С» он окончательно съехал за край, то ли вернувшись домой. Сильного толчка и не понадобилось.
Элфи провела большим пальцем по его костяшкам – ее ноготь был пыльно-синим от мета – взад и вперед, словно успокаивая ребенка. Точно так же она делала в школе после его драк. Шэд гадал: с кем она встречалась, пока его не было, какие новые увлечения, разочарования и душевные муки пережила? Он обернулся и оглядел парней. Вдруг кто-то из них поглядывает внимательнее остальных – кто-то недовольный, готовый выхватить пистолет двадцать второго калибра и наброситься. Нет, никого.
– У тебя всё в порядке? – спросил он, надеясь, что прозвучит не слишком тупо.
Но, судя по тому, как замкнулась Элфи, у него не вышло. Она удерживалась от вопросов, скрывала непроходящую тревогу. Ее большой палец скользил по его костяшкам, словно пытаясь влезть под кожу. Шэд не знал, каким должен быть правильный ответ.
– Да, у меня все хорошо, – произнесла Элфи.
– Я рад.
Ветер то усиливался, то стихал. Элфи кивнула, ее волосы спутались под подбородком, и она убрала их за уши. Но они всё равно развевались, тянулись к ее горлу. Паранойя может застать тебя где угодно.
– Я работаю в рыболовном магазинчике отца. Занимаюсь его счетами и веду бухгалтерские книги нескольких заведений по соседству: художественной галереи Чаки Иглклоу, музея камней Бардли Серрета, «Умельца и кожи».
Шэд чуть было не сказал: «Ты всегда хорошо разбиралась в цифрах», но вовремя сдержался. То же самое ей обычно говорил отец, который никогда не мог найти нужных слов. Шэд помнил, как Элфи призналась папаше, что беременна, и попросила о помощи. А он прямо так и заявил: «Тебе следует поступить в банковскую школу округа Уошатаб, ты всегда хорошо разбиралась в цифрах».
Элфи начала рассказывать о счетах Чаки, о том, как можно обходить налоговую, но Шэд почти не слушал. Его отвлекала бледная рука Мег.
– Я сохранила твои письма, – сказала Элфи. – Они прекрасны. Ты замечательно пишешь.
– И я твои хранил несколько месяцев.
Это ее охладило.
– Всего несколько
