Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

– Он что-нибудь говорил о Мег?

– Тебе лучше не знать, что он сказал о ней. Я пошел за дробовиком, но, когда вернулся к двери, Зика и след простыл.

Па напоминал полицейского, охранявшего место преступления. Тело убрали, но пол все еще был в крови.

– Он дурак, па. И не стоит даже того, чтобы из-за него злиться.

– И это ты мне советуешь? После того как два года провел на севере штата за то, что начистил ему морду?

– Но я тогда не злился, – заметил Шэд.

– Ты, сынок, лови своих блох, а моими я сам займусь. Так-то.

– Конечно.

В Шэде вновь встрепенулась ярость, но он сдерживался. Это был не гнев. По крайней мере, не обычный гнев. Шэд подавил стон, чувствуя, как сумятица внутри на миг нахлынула, а затем успокоилась. Пес заскулил не сводя с него глаз. Зик Хестер хотел Меган, по-другому не скажешь, но, пока она расцветала, ей всегда удавалось от него ускользнуть. Шэд делал, что мог. Это сводилось к нескольким честным предупреждениям, но Зик был слишком тупым, чтобы к ним прислушаться. А может, просто не понял, куда клонит Шэд.

Так продолжалось пару лет, до той ночи, когда Зик подловил Мег за винокурней Криско Миллера на Суитуотер-Крик. Пока Шэд развлекался с Элфи, Зик все силы бросил на Мег. Довольно крепко избил ее, сломал запястье и вывихнул левое колено, но не получил того, что хотел. Стоило Мег разозлиться, в ней вспыхивало адское пламя. Руки у нее были отцовские – маленькие, но крепкие.

Ей удалось врезать Зику по губам и сломать гнилой передний зуб, который торчал среди прочего коричневого кошмара у него во рту. Боль отшвырнула Зика в сторону, Мег вырвалась, уползла в заросли и спряталась.

Идти к врачу она отказалась и провела в постели лишь одни выходные, а затем вернулась к домашним делам. У Мег была сила воли, которую Шэд так и не приобрел. В те два дня они много разговаривали, но он не мог вспомнить ни слова. Сейчас ему было тяжело даже мысленно представлять ее голос. Пытаясь заглушить воспоминания, он стискивал кулаки и прижимал их к вискам. То, как она на него повлияла, и было ее единственным голосом.

Шэд подкараулил Зика Хестера возле «Пены и помпы» Гриффа и сломал ублюдку челюсть, скулу, нос и левую руку в трех местах.

Правда, он тогда ни капли не злился. Напротив, его отчего-то окутало ледяное спокойствие, такого он раньше не испытывал. К Зику, ползавшему на животе и скулившему от боли, Шэд чувствовал только жалость и тоску.

Когда шериф Инкрис Уинтел спросил, из-за чего все произошло, Шэд отказался объяснять. Некоторые обстоятельства лучше держать в секрете, насколько это возможно. И тогда с молчанием приходит твердость.

Возможно, этот талант он унаследовал от отца. Шэд с готовностью сел на два года и сумел закончить за решеткой три семестра колледжа. В общем, весь тюремный срок он читал по книге в день и лишь один раз видел, как умирает человек.

Отец с минуту изучал шахматную доску, прежде чем передвинул белого слона.

Шэд оглядел поросшую кустарниками местность, пытаясь различить там какое-нибудь движение. Его вновь охватило знакомое ощущение запертой клетки. К маленьким страхам можно быть готовым, но нельзя от них избавиться. Темная земля простиралась до заросших сорняками пастбищ, и, несмотря на конец осени, приторно пахло жимолостью.

– Что произошло, па?

Превосходное самообладание отца дрогнуло, угловатое лицо вытянулось. Старик открыл и снова закрыл рот. Затем, откашлявшись, вернул белого слона на прежнее место.

– Она так и не вернулась домой.

Шэд ждал, но отец больше ничего не добавил.

– Что, черт возьми, это значит?

– Она, как всегда, пошла в школу и просто не вернулась.

Значит, эту историю придется из него вытряхивать. Шэд швырнул банку с пивом через крыльцо, встал и приблизился к отцу.

– Расскажи мне. О том дне.

– Ты ничего не изменишь, сынок.

– Я понимаю. – Его пальцы сжались, словно он тащил слова наружу. – Но мне нужно знать. Сделай это для меня. Как бы больно тебе ни было.

Па медленно взял себя в руки. Закрыл глаза. Его подбородок опустился и застыл. Шэд постучал костяшками пальцев по шахматной доске, стараясь не задеть фигуры. Отец открыл глаза.

– В тот день я старался не волноваться, – сказал он. – Подумал, может, она отправилась куда-то с этой девчонкой Лувеллов. В кафе, на детское родео в Спрингфилде. Так или иначе, они при деле. Ты же знаешь, что твоя сестра была хорошей девочкой, она не делала того, чем занимались другие. Когда наступил вечер, я сел за телефон, но никто ее не видел. В десять часов я позвонил в офис шерифа. Она же всегда предупреждала меня, если уезжала. Этот чертов Уинтел не обратил на меня никакого внимания, но Дейв Фокс тут же отправился на поиски. И нашел ее на следующее утро.

С трудом сохраняя самообладание, Шэд наклонился ближе, но отец снова уперся в невидимую стену.

– И что же с ней произошло?

– Никто точно не знает. Она просто… уснула там, на Евангельской тропе.

– Ты мне не так говорил.

– Именно так, сынок.

– Ты сказал…

– Я знаю, что сказал. Правду – вот что.

Когда отец больше месяца назад позвонил в тюрьму, его голос болезненно срывался. Это был единственный звонок Шэду за весь срок. И, едва коснувшись трубки, тот понял, что вести ужасные. Па произнес ровно одиннадцать слов и повесил трубку раньше, чем Шэд успел ответить.

«Твою сестру убили. Приезжай домой, прежде чем начнешь жить своей жизнью».

Па не видел разницы между тем, что сказал по телефону, и тем, что говорил сейчас. Шэду пришлось принять это.

Он прикусил язык и снова всмотрелся в темноту.

– Там же вообще ничего нет. Ведь Евангельская тропа ведет к эстакаде, верно? Почему Мег оказалась рядом с ущельем?

– У меня нет ответов.

– Но от чего она умерла?

– Этого я тоже не знаю. Они так и не выяснили. Док Боллар – это тебе не судмедэксперт из большого города. Он сказал только, что у нее остановилось сердце. Как этим можно успокоить отца? Вот ведь ублюдок!

Мег только-только исполнилось семнадцать. Шэд вглядывался в лицо отца, пытаясь понять, не скрывает ли старик чего-нибудь, но увидел только разочарование. Всё то же бесконечное разочарование.

– Это дурная дорога, сынок.

Слова прозвучали так, словно в них таился ужасный смысл.

– Почему?

– Я ведь говорил вам, дети, держаться от нее подальше, говорил?

– От дороги?