Косарев - Николай Владимирович Трущенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди ты! Да не было такого, Саша! Придумал ты…
— Было, Володя, было…
— А ты?
— Что, я?
— Ты же, Саша, совсем недавно аплодировал стихам «О соловьях и розах». Напомнить?
— Ну, давай…
Все заводы да колхозы, Трактора и вагонетки И ни строчечки — о розах, Ни полслова — о беседке. Да, ни слова! Да, ни звука! Пусть навеки меркнет в прошлом Обывательская скука, Обывательская пошлость. Розы — мимо! Грезы — мимо! Мимо — лирика ночная! Ближе девушки любимой Нам республика родная!— Это кто же сочинил такое?
— Хуторянин Андрей, Саша. И ты ему аплодировал.
— Не может быть! Чушь какая-то…
— Саша, а как насчет девушки? Тебе же четверть века скоро исполнится! Понимаешь — века?!
При этом напоминании Косарев замкнулся, насупился.
Квартировал Саша со своим коллегой Гошей Беспаловым в маленькой и неказистой гостинице «Париж», которая в ту пору называлась 27-м домом Советов. Ее давно уже снесли, и на этом месте громоздится теперь серое здание Госплана СССР. В Сашином номере — рядом с комнатами Николая Чаплина — постоянно была молодежь. Шутки, смех наполняли ее… И не одна девчонка лукаво заглядывала в хитрющие глаза секретаря МК. Но не встретил пока среди них Саша той — единственной, что полонила бы его сердце, накрепко привязала к себе.
В «Париже» жили многие партийные и советские работники — семьями и в одиночку. Это были преимущественно ответработники с периферии, ожидавшие постоянной квартиры в Москве или нового назначения в провинцию.
На вопрос друга Саша промолчал, а чуткий и тактичный Володя Бубекин не стал допытываться до того, что для многих стало «тайной полишинеля».
А Саша? Он давно уже заприметил девушку, живущую на том же этаже, наискосок от его комнаты.
Косарев — смелый и решительный боец, не знающий, что значит спасовать, и с профессионально отработанным подходом к людям, вдруг начисто оробел. Он узнал только, что отец девушки — старый большевик Виктор Иванович Нанейшвили. Теперь он возглавляет Торговую академию, а приехали они в Москву недавно из Перми. Девушку же зовут Маруся, и учится она в Институте народного хозяйства имени Плеханова. Но даже довериться, рассказать друзьям, что нравится ему эта девушка, у Саши не хватало ни смелости, ни сил. «Эх, Бубекин, Бубекин — друг закадычный! Горит твой Сашка Косарев синим пламенем…»
Но как часто бывает в жизни, случай сам приходит на помощь влюбленным. В канун седьмого ноября Маруся позвонила по телефону в номер и спросила Гошу Беспалова. Ей очень хотелось попасть на Красную площадь, на праздничный нарядный парад, а билета не было. Гошу же она хорошо знала по Перми, рассчитывала на его помощь… Но Беспалова в тот момент дома не оказалось.
Поначалу Саша даже оторопел. Голос этой девушки звучал краше самой лучшей музыки. Но Маруся «вернула его на землю»:
— Может, вы поможете?
— Нет проблем!.. — согласился Саша. — Пропуск на Красную площадь у меня имеется, но один. Правда, на два лица, — сконфузился Саша.
Так пришлось им идти на парад вместе.
Это был юбилейный парад. Страна Советов праздновала свое первое десятилетие. Ровным строем, четко печатая шаг, мимо Мавзолея В. И. Ленина и незамысловатых трибун с приглашенными на Красную площадь прошли кремлевские курсанты, потом прогарцевали кавалеристы в буденовках, лихо промчались по брусчатке пулеметные тачанки. Завершили парад артиллеристы и летчики, а потом по площади промчались броневики и танкетки. Временами Саша косился в сторону девушки, и каждый раз она, как будто подстерегала его скрытые движения глаз, обращала свое лицо в его сторону, словно спрашивала: «Вы что-то хотите сказать?»
После военного парада на Красную площадь широким потоком влились колонны трудящихся столицы. Стяги залили его кумачом.
— Пойдем к бауманцам?!
И они, взявшись за руки, пробились через милицейский заслон в яркую, шумную и многоголосую колонну…
— Косарев! Иди к нам! — кричали девчата из колонны Измайловской ткацко-прядильной фабрики.
— Сашка! Девушку крепче держи… — вторили им парни из завода «Манометр», — крепче, не то отобъем!
— Маруся! Ты же — плехановская! Тащи Косарева к нам, студентам…
Оба — довольные и раскрасневшиеся от встречи с друзьями, что кругом их признали, веселые от того, что и знакомство их наконец-то состоялось — вместе с колонной бауманцев уже не шли, бежали вниз: мимо храма Василия Блаженного, Спасской башни — к Москве-реке…
— Хорошо! День-то сегодня какой солнечный! — кричал Саша друзьям. — По-настоящему — праздничный! — И он еще крепче сжимал маленькую, мягкую и теплую ладошку Маруси. — Какой же счастливый сегодня день!
Через два месяца он сказал Марусе тихо, но твердо:
— Давай поженимся!
Они пришли к бабе Саше — матери Косарева. Та ласково глянула на обоих, потрепала голову сына и сказала слова простые, но произнесла их тепло, душевно, проникновенно:
— Вижу, неспроста вдвоем пришли…
8 марта сыграли скромную свадьбу. «Кроме самых близких друзей и родных, никого на ней не было, — вспоминает сейчас Мария Викторовна. — Из «моих» была Лена Джапаридзе (дочь знаменитого бакинского комиссара Алеши Джапаридзе), Ходшашвили… Кто еще? Не помню сейчас всех. Немного было. Дали нам тогда квартирку небольшую в доме 8 по Русаковской. Мой свадебный наряд составляла юнгштурмовка. Саша был в костюме. И, представьте себе, в сорочке… с галстуком! Многие комсомольские вожаки галстук тогда презирали, считали его мещанским пережитком. Наиболее невоздержанные на язык называли галстук «собачьей радостью». Саша же ратовал за то, чтобы парни галстука не стеснялись.
— Косаревы все были певучие, — вспоминала Мария Викторовна на исходе 1987 года. — А Саша, по-моему, пел лучше всех.
