Песочные часы - Ольга Романовская

Карен, перебинтовала руку, напоила вкусным крепким чаем, явно, не для служанок, без лишних расспросов предложила обработать ранки и ушибы. Конечно, зачем спрашивать, если никто, кроме хозяина, так избить не мог.

Оказалось, всё не так страшно, во всяком случае, шрамов не останется.

— Он будто с ума сошёл, чуть не убил двоих хыров. Одному парню руку сломал за то, что был неповоротлив, — сообщила Алоиз, тоже вдруг проникшаяся ко мне сочувствием. — Как зверь. Что случилось-то? Это из-за тебя? Всегда смотрел так ласково, баловал — а тут вдруг…

Рассказывать не хотела — осудят.

Боясь подниматься наверх, весь день провела на кухне, помогая готовить, вытирать и расставлять по полкам в буфетной посуду. Часто присаживалась на табурет, пережидая тупую боль. В конце не выдержала и прилегла в закутке рядом с чуланом. Закрыла глаза и просто лежала, ожидая, что же будет дальше.

Я преступница, преступница по местным законам, нанесла виконту личное оскорбление, он этого не простит. Сейчас вернётся трезвый рассудок, хозяин заедет за солдатами, и завтрашний рассвет я встречу на площади Слёз. Или не встречу. Бросят в камеру с заключёнными и оставят до утра.

Но никто не приходил, только Карен предложила довести меня до комнаты. Я отказалась: боялась туда возвращаться, снова увидеть кинжал, клочки бумаги, осколки стекла, капли крови… Но она настаивала, что необходимо лечь.

Поддавшись на уговоры при условии, что Карен посидит со мной, поплелась к лестнице.

На межэтажной площадке столкнулась с госпожой. Она была в ночной рубашке и пеньюаре, бледная, с тёмными кругами под глазами. Такая худая…

Норина Мирабель ахнула и приказала отвести меня в свою спальню. Там она, на время позабыв о собственной утрате, уложила нерадивую рабыню на кровать, приложила примочку из спитого чая к синякам на лице и отругала Карен за то, что та не удосужилась позвать врача.

— Не нужно, госпожа. Вы так добры ко мне, но хозяин будет недоволен.

— Не будет, — улыбнулась норина Мирабель. — Он сам просил посмотреть, что с тобой. И, как оказалось, не зря.

Я удивлённо округлила глаза. Хозяин просил? Но зачем? Если меня должны повесить, то зачем лечить?

Сознание того, что норн рядом, через пару комнат, в кабинете, заставляло сердце биться так, что перехватывало дыхание. Он велел не попадаться на глаза, зря не предупреждал бы.

Конечно, норн ведь так хотел детей, ещё до женитьбы на норине Мирабель. Детей от меня. В последние годы помешался на этом, а тут ещё болезнь госпожи… Его можно понять, особенно, вспомнив, кто я есть.

Не стоило пить с утра эти капли: могла бы оказаться беременной, и он бы меня не тронул… Но прошлого не вернёшь.

Врач внимательно осмотрел меня, выявил ряд ушибов средней тяжести, не опасных для жизни. Теперь я и сама видела тёмные обширные синяки и припухлости на коже. Некоторые кровоточили.

Хыры осторожно перенесли меня в мою комнату, где уже успели прибраться.

Кинжала тоже не было — ещё бы, такой соблазн! Только я бы всё равно не смогла его вытащить.

Последующие несколько дней были похожи один на другой: лежала, ела, разговаривала с Карен и Фей. Хозяин не появлялся, я даже не слышала его голоса. И к лучшему.

Страх медленно отступал, появилась робкая надежда, что всё закончилось, что каким-то непостижимым образом останусь торхой. По всем правилам я должна была уже валяться на подстилке из соломы в компании крыс. Побои не были настолько сильными, чтобы искупить вину.

На четвёртый день уже вставала, но за пределы комнаты не выходила, боялась встретить хозяина: раненый зверь смертельно опасен. Еду мне носили, работать не принуждали, так что причин покидать убежище не было.

Ещё раз заходил врач, взглянул, как рассасываются синяки, заживают последствия побоев.

А в начале следующей недели управляющий заявил, что я могу работать:

— Только тяжести не таскай и возле спальни хозяина не появляйся. Прислуживать за столом тоже другая будет.

Промелькнула мысль: норн с горя завёл новую торху. Но нет, новых рабынь не прибавилось.

Мне нравилось находиться при госпоже и её дочери. Правда, девочка нередко вызывала слёзы норины Мирабель: напоминала о неродившихся братиках и сестричках. Но госпожа брала её на руки, играла в ладошки и радовалась попыткам произнести что-то осмысленное.

Страх всё ещё жил во мне. Я напряжённо прислушивалась к шагам, боялась, что сейчас войдёт норн, понимая, что ничего не может длиться вечно.

Его я увидела почти через месяц, когда, забравшись на стремянку, мыла окна. Раскрыла их нараспашку, наполняя комнаты шумом летнего большого города.

Напевая популярную народную кеварийскую песенку, наводила чистоту, любуюсь отражением мебели в прозрачном стекле. Настроение, впервые за эти дни, было прекрасным. Вечером собиралась на праздник: после случившегося хотелось отвлечься. Госпожа разрешила, а хозяина я не интересовала. Будто умерла.

Разумеется, отпустили не одну, но с девчонками у меня хорошие отношения, смогу погулять. Может, и к Тьёрну загляну: подумав, поняла, что такими подарками судьбы не разбрасываются.

— Осторожнее, не оступись.

Я едва не упала, услышав этот голос. Спокойный, бесстрастный, такой, как в первый год моего рабства. Осторожно сев и кинув тряпку в таз, испуганно оглянулась, мысленно прикинув, сколько футов отделяют от пола. И сколько от земли.

Хозяин присел на диван, закинув ногу на ногу. Глаза пристально наблюдали за мной.

— Что сжалась? Бить не буду, всё уже, приступ прошёл. И так сильно досталось. Убить бы мог. И право имел. У Мирабель все эти дни сидела? Правильно, умная девочка. Гораздо умнее, чем я думал. И коварнее. Ты хорошая актриса, Зеленоглазка.

Судорожно глотнула, на негнущихся ногах спустилась со стремянки и отвесила ему поклон.

Норн усмехнулся:

— Слышал, на праздник собираешься? Мирабель позволила. Так вот: никуда ты не пойдёшь. Ни сегодня, ни через неделю. Без моего разрешения. А его теперь будет сложно заслужить. Доверие приобретается долго, а теряется за минуту.

Он встал и направился ко мне. Что-то в его движениях свидетельствовало об опасности, заставив подумать о путях к отступлению.

Я ближе к двери, я успею…

— Мечтала сбежать? Все эти пять лет грезила о родине? Так я тебя расстрою: нет больше того Кевара Конечно, княжество существует, но ваш князёк давно убит. Правда, армию оттуда уже вывели: всех, кто сопротивлялся, истребили. Так что Кевар отныне — одна из наших дойных коров, регулярно пополняющая казну за право дышать воздухом свободы.

Нет, не может быть! Хоть что-то, да осталось! Моя родина, мой город, родные… Что бы вы ни говорили, Сашер альг Тиадей, я хочу взглянуть хотя бы на пепелище.

Я знаю кеварийцев, они не выдадут. Просто промолчат, не доложат араргским соглядатаям.

Попытаюсь найти отца, тётю, узнать, где похоронена мама (теперь я пришла к выводу, что её убили), что стало с Иахимом ллор Касана и его семьёй, подругами. Если там действительно пепелище, уеду в другие края. Ещё не все подконтрольны Араргу в долине Старвея, где-то я смогу осесть и начать всё сначала. Надеюсь, не одна.

— И как, всё ещё туда хочешь? — в голосе появились шипящие нотки. Вот она, злость, боль и обида. Изобьёт снова или сообщит «прекрасное» известие?

— Кевар — мой дом, но нет никакой надежды…

— Лжёшь! Как всегда, лжёшь, змея!

Он отвесил мне пощёчину, потом, неожиданно притянув к себе, поцеловал и оттолкнул. На этот раз ударил несильно, просто не сдержался.

— Знала, что я грезил о ребёнке, на всё был готов, — и хладнокровно их травила, — хозяин отошёл к столу, так крепко сжав его край, что побелели костяшки.

— Я не травила, хозяин. Зная, что беременна, я никогда бы не убила малыша.

— Да, ты их любишь… Ангелину любишь… Снова, небось, обзавелась этой дрянью?

— Но я ни разу не была в городе, хозяин.

— Значит, только это тебя остановило? Так вот, если увижу, если узнаю, а я узнаю, то…

Не договорив, он снова сел, жестом приказав подойти и встать напротив. Молчал, просто смотрел на меня, а я, наоборот, старалась избегать его взгляда.

Сейчас кошмар вернётся. Чувства всё ещё сильны в нём, он ничего не забыл. И понял, о чём я мечтала все эти годы. А за мысли о побеге торху по голове не погладят.

— В постели тоже лгала?

Я не ожидала такого вопроса, но честно ответила: «Нет».

— Да неужели? — ехидно переспросил хозяин. — А чего ж так? Нужно быть последовательной. Значит, когда обращался, как с женщиной, нравилось. Что ж, теперь будешь вещью. Мне нужен наследник, и я его получу. Разделась и легла.

— Что? — я испуганно взглянула на него.

Норн встал, грубо ухватил за руку и, пресекая сопротивление, толкнул на диван лицом вниз. Я попыталась вырваться, предчувствуя боль, которую принесёт близость, первую боль за пять лет, но меня надёжно придавили, задрали юбки и стащили нижнее бельё.