Секрет виллы «Серена» - Доменика де Роза

что она незамужняя мать? Но такое ведь уже невозможно в наши дни? Эмили вспоминает, как впервые пошла в церковь с Майклом. Он перекрестился, когда они проходили мимо алтаря, и она подумала, каким далеким он выглядит в этот момент и каким итальянцем и, несмотря на это, все равно очаровательным. Подумать только, этот мужчина, ее парень, был частью этой скрытной, замкнутой религии. Он делил свои загадочные католические гены с Грэмом Грином, и Эвелин Во, и поэтом Гавейном. Она вспоминает, что была сильно впечатлена и почувствовала себя глубоко неполноценной. Ее собственные родители ходили в церковь только на свадьбы и похороны; у них никогда не было чего-то столь романтичного, как сомнения. Грех, таинство, сомнение, спасение – у нее такое чувство, что все это до сих пор ей недоступно.

Сомнения. Дон Анджело много говорил о сомнениях. Странно, наверное, для похоронной мессы. «Я уважал умерших за их уверенность», – сказал он. Уверенность в чем? В существовании загробной жизни? Но, как священник, дон Анджело наверняка ее разделяет. Уверенность, что сражаться с немцами было правильным решением? Но разве не все были в этом уверены? То есть все, кроме фашистов. Она провожает глазами Романо, который проходит мимо семьи Олимпии. Он останавливается и нежно обнимает ее. То же самое делает Анна-Луиза. Голова у Эмили начинает идти кругом.

Еще один гимн, и гробы выносят из церкви. Люди склоняют перед ними головы, и Эмили с удивлением слышит хлопки (Антоннела объясняет потом, что это знак уважения на итальянских похоронах). Эмили выходит с остальной частью прихожан. Она пытается остановиться, чтобы найти Антонеллу, но толпа уносит ее прочь от церкви, к кладбищу.

На улице дует сильный ветер, и пурпурные одежды дона Анджело развеваются позади него, как рекламный баннер. Высокий переносной крест яростно шатается из стороны в сторону. Слова дона Анджело у открытых могил уносит ветер. Но в конце толпы Эмили слышит вздох, похожий на еще один порыв ветра, который проходит по собравшимся людям, когда Олимпия и ее братья бросают землю на гроб своего отца. Итальянские флаги сняли, и один из помощников дона Анджело (Эмили не уверена, как их называют) складывает их и благоговейно передает семьям. Потом все заканчивается, и люди начинают расходиться, уже смеясь, шутя и закуривая сигареты. Заклятие снято.

Когда толпа редеет, Эмили с удивлением замечает Рафаэля, который стоит у могил, непривычно элегантный в длинном черном пальто. Эмили идет ему навстречу, стараясь не смотреть на две новые могилы, где гробовщики уже принялись за работу.

– Я не видела тебя в церкви, – говорит она.

Рафаэль пожимает плечами.

– Я не заходил. Я… Я не очень люблю похороны.

У Эмили на языке крутится ответ, что их никто не любит, но потом она вспоминает. Его жена. Рафаэль похоронил свою жену, когда ей было всего лишь около двадцати. Неудивительно, что он не любит все эти церемонии прощания.

– Я ждал снаружи, – говорит Рафаэль после паузы. – Хотел выразить дань уважения. Ведь я был женат на одной из семьи Белотти.

Ну конечно, жена Рафаэля, Киара, была племянницей Олимпии. Карло Белотти был ее двоюродным дедом.

– Это все так странно, – наконец произносит Эмили.

– Что именно?

– Все. Эти похороны. Эти люди умерли шестьдесят лет назад, но все выглядит таким… свежим, так причиняет боль.

– Шестьдесят лет, – пожимает плечами Рафаэль. – Это ничто.

– Для археолога.

– Не только для археолога. – Он останавливается и показывает на кладбище, где Олимпия и ее братья стоят у могилы своего отца. – Для этих людей. Еще многие живы из тех, кто помнит войну. Они помнят, кто на чьей стороне был, кто кого предал. И когда они умрут, их семьи будут помнить.

– Дон Анджело сказал, мы должны молиться о том, чтобы это забыть.

– Он мудрый человек.

Они уже подошли к ступенькам, что ведут к дороге.

Эмили видит, как Антонелла и Андреа разговаривают с родителями Джанкарло. Антонелла поднимает руку, чтобы позвать Эмили.

– Антонелла ди Лука, – говорит Рафаэль. – Она приятная женщина.

– Да, это правда. – Эмили колеблется, не зная, что еще сказать. Потом произносит: – Пэрис сказала, что ты уезжаешь в Америку.

– Да. Через несколько дней.

– Когда ты приедешь обратно? – Произнеся эти слова, Эмили тут же себя проклинает. Как она могла спросить у него такое? Но Рафаэль только улыбается.

– Я буду дома к Рождеству, – отвечает он.

Глядя, как Рафаэль размашистым шагом уходит, а черное пальто развевается за его спиной, Эмили думает над его словами. «Дома, – сказал он. – Я буду дома к Рождеству». Где у Рафаэля дом? В Монте-Альбано, где половина населения считает его воплощением дьявола? Или на холмах с его этрусскими гробницами? Эмили встряхивает головой, чтобы избавиться от этих мыслей, и медленно идет к Антонелле.

Глава 3

Через три дня наступает семнадцатый день рождения Сиены. Она ведет себя так странно в последнее время, что Эмили совершенно не знает, как им его отпраздновать. В прошлом году у Сиены была вечеринка дома, и Джанкарло разбил драгоценное венецианское зеркало Эмили (она надеется, что за это его будут преследовать семь лет неудач). Но когда Эмили спрашивает, не хочет ли Сиена пригласить друзей, та отказывается, а на вопрос, не хочет ли она поехать куда-нибудь, во Флоренцию или Пизу например, отвечает: «Нет, спасибо». В конце концов Сиена заявляет, что не прочь сходить куда-нибудь поужинать.

– С друзьями? – спрашивает Эмили.

– Нет, – говорит Сиена. – С тобой и Пэрис.

Эмили изумляется. На секунду она пугается, что заплачет. Сиена, которая обычно обращается с ней так, словно Эмили не очень умная сестра какого-нибудь деревенского идиота, правда хочет провести с ней время. Сиена, которая всегда в центре смеющихся, уверенных друзей, на самом деле предпочла бы выйти куда-то с мамой и сестрой (хотя, конечно, не со своим братом). Почти сразу же Эмили начинает переживать. Значит ли это, что Сиена перестала общаться со своими итальянскими друзьями? Значит ли это, что теперь ее затравят в Монте-Альбано за разрыв с Джанкарло? Ей требуются нечеловеческие усилия, чтобы не вылить все это на Сиену.

– Это чудесная идея, милая, – говорит она. – Куда ты хочешь пойти?

Сиена пожимает плечами.

– Мне все равно, – отвечает она обычным равнодушным тоном, который использует в разговорах с мамой. Но Эмили от ее слов становится легче. В Монте-Альбано есть три ресторана. Первый – просторная пиццерия, куда ходит молодежь. На улице стоят столики, а внутри – огромная дровяная печь. Там можно купить кувшин вина за три евро, а пицца – размером с чайный поднос. Это