Секрет виллы «Серена» - Доменика де Роза

Эмили снова смотрит на крестик. Он аккуратно помещается в ее ладони и довольно красивый. У него изогнутые углы, как у коптского креста, но украшений на нем нет. (Она вспоминает английский рассказ о двух девочках, которые сравнивали распятия и недоумевали, почему «то, что с маленьким человечком», дороже.) На этом кресте нет страдающего и умирающего маленького человека. И все равно Эмили кажется, что он заслуживает некоторого уважения. Она кладет его на верхнюю полку, подальше от Чарли и Тотти, рядом с фотографией девочек в Хэмптон-Корт.

Эмили и Чарли успели посмотреть половину «Книги джунглей», когда дверь с грохотом распахивается и в гостиную влетает Тотти, запрыгивая на диван.

– Лежать! – приказывает Эмили, стараясь звучать строго.

Тотти просто глупо скалится. Чарли его обнимает.

– Ему нравится на диване, мам.

– У него есть собственная прекрасная корзинка.

– Ему нравится здесь. – Тотти и Чарли вместе устраиваются смотреть фильм. Через пару минут приходит Пэрис.

– Привет, милая, – говорит Эмили. – Ты кормила Тотти?

Пэрис пристально смотрит на нее.

– Да, – отвечает она.

Эмили отчаянно пытается выглядеть непринужденно.

– А сама что-нибудь ела?

– Да, – говорит Пэрис. – Я поела хлеба.

– Как насчет холодной пиццы? Там осталось немного в холодильнике.

– Я поела хлеба, – спокойно повторяет Пэрис. Эмили решает не давить. За последние несколько недель Пэрис стала есть намного лучше. У Эмили даже появилась надежда, что Пэрис наберет пару килограммов.

– Вы хорошо погуляли? – спрашивает она.

– Да, – отвечает Пэрис, ложась на пол, чтобы посмотреть видео. – Я встретила Рафаэля.

– Да? Чем он занимался?

– Он осматривал место раскопок. Сказал, что хочет еще покопать, прежде чем дожди начнутся, но он уезжает на следующей неделе.

– На следующей неделе? – Эмили не очень понимает, почему так поражена. Она знала, что Рафаэль собирается в Америку, просто не думала, что так скоро. А еще она чувствует себя глубоко оскорбленной тем, что он не поделился с ней своими планами; просто позволил ей узнать об этом из чужих уст – от Пэрис.

– Да. После похорон. Ну, тех похорон известных скелетов.

Сиена и Пэрис заняли полуироничную позицию собственниц по отношению к скелетам, найденным на их земле. Они называют их Луиджи и Марио – в честь двух персонажей с телевидения.

– Я сегодня узнала их настоящие имена, – говорит Эмили и рассказывает Пэрис о статье из газеты.

Пэрис впечатлена.

– Круто. Значит, они были настоящими борцами за свободу.

– Да, полагаю, что так.

– Я бы тоже занималась чем-то таким, если бы родилась в те времена.

Эмили вздыхает.

– А я уверена, что была бы слишком напугана. Мы просто не можем себе представить, каково это, когда твой город захвачен вот так.

– Лондонцы пережили Большой блиц, – отмечает Пэрис. Она изучала Вторую мировую войну, еще когда училась в английской школе.

– Это, должно быть, тоже ужасно. Но страшнее, кажется, знать, что враг живет прямо в твоем городе, и не понимать, кто друг, а кто предатель. Не знать, соглашаться на сотрудничество или сражаться.

– Я бы сражалась.

– Я так и думала. – Эмили боится, что сама она – прирожденная соглашательница.

– Сражаться нехорошо, – вставляет Чарли добродетельным голосом, не отрывая глаз от экрана.

– Да, все правильно, Чарли, – говорит Эмили. – Просто иногда все намного сложнее.

Сиена в церкви. Она не совсем понимает, как так получилось. Знает только, что не хотела идти домой после школы и особенно не хотела идти на пьяццу, где, скорее всего, увидела бы, как Джанкарло пускает слюни на Анджелу. Она думала просто прогуляться, но резко похолодало, а Сиена никогда не была поклонницей активности на свежем воздухе, в отличие от Пэрис. Она хотела пойти в какое-нибудь тихое и теплое место, а потом каким-то образом очутилась на узких ступеньках, что вели от пьяццы к церкви.

Церковь пахнет свечами и цветами. Красный свет мерцает на алтаре, который, как думает Сиена, должен символизировать что-то важное, но она не знает что. Здесь темно и пусто, если не считать пожилого мужчину, стоящего на коленях у перил алтаря. Сиена проскальзывает на скамью. Она не становится на колени; для нее это слишком неловко, хоть здесь боль-ше никого и нет. Она просто садится, закутываясь в свою красную куртку, думает о Джанкарло и о пугающей пустоте в том месте, где раньше были ее чувства к нему.

Кажется, что хуже этого ничего не может быть. Когда Джанкарло не пришел к ней в кафе, она вышла на пьяццу и внезапно, просто так, разлюбила его. Площадь со своими булыжниками, бревенчатыми магазинчиками и плакатами Festa dei Porcini[103] ничуть не изменилась, но она, Сиена, изменилась совершенно. На мгновение она ощутила панику, и ей больше всего на свете захотелось вернуться в кафе и все еще быть влюбленной в Джанкарло. Потому что даже если бы он продолжал динамить ее и плохо с ней обращаться, то, если бы она его любила, она бы знала, кто она такая. Но это невозможно. Сиена стояла там, вокруг носились «веспы» и «фиаты»; и она поняла, что это все. Любовь умерла.

Джанкарло пришел к ней увидеться на следующий день, и извинился, и сказал, что все еще любит ее. Но Сиена была весьма спокойна. «Прости, – ответила она. – Я тебя больше не люблю». Джанкарло даже заплакал, но Сиена выглядела отстраненной, и из ее глаз не выкатилось и слезинки.

Она смотрела на Джанкарло в модных джинсах, свисающих с его тощих бедер, и недоумевала: как она вообще когда-то могла думать о том, чтобы с ним переспать? Единственное, что она могла делать теперь без содрогания, – это просто смотреть на него. И в конце концов Джанкарло это понял.

Пэрис была очень рада. «Молодец, – сказала она с редкой теплотой. – Не знала, что в тебе это есть». Но Сиена не чувствовала торжества. Она все еще кажется себе неудачницей, потому что больше не влюблена. Все-таки жизнь – она именно про это, разве нет? Про любовь. Ей было шестнадцать, и она знала, что она красивая. Она должна быть влюблена. Она должна кататься повсюду на чьем-то мотоцикле, с ветром в волосах и сладким предвкушением в сердце. Но теперь она чувствует себя пустой. Пустой, холодной и постаревшей. Что, если она больше никогда не влюбится? Что, если Джанкарло был ее единственным шансом и она его упустила? Она умрет старой девой, а дети Пэрис и Чарли будут ее жалеть, и она никогда не наденет свадебное платье.

Сиена встает. Все тело затекло после долгого сидения, но ей кажется, что посещение церкви заслуживает более официального жеста. Какого-то символа. «Католики знают толк