Соперница королевы - Элизабет Фримантл

далекий день, когда она едва не сходила с ума от горя. Все это было будто вчера, а не четырнадцать лет назад. Сколько же лет мистрис Шиллинг? Если она нянчила Рича, женщине далеко за пятьдесят. Верная няня перечисляет достижения детей, рассказывает, как устроился новый наставник и чему их научил учитель музыки. Пенелопа со страхом думает, что любой из этих людей может оказаться тайным католиком, но упрекает себя за излишнюю мнительность. Она сама с ними беседовала, и рекомендации у них безупречные.

Пенелопа садится рядом с Люси у окна:

– Что читаешь?

– Прошу прощения, я нашла эту книгу в ваших вещах. – Девочка опускает голову.

Пенелопа безошибочно узнает обложку «Астрофила и Стеллы».

– Что это? – Люси достает листок бумаги. «Моя любовь к тебе вечна, как звезды. Ты – моя звезда»: записка Сидни, которой Пенелопа закладывала страницы.

– Позволь объяснить. – Она оглядывается на мистрис Шиллинг. Та тут же все понимает, подхватывает крошку Пеа и выходит из комнаты.

Люси вызывающе смотрит на мать:

– Вы любили сэра Филипа Сидни?

– Да. – Пенелопа не желает путаться в паутине лжи и отговорок; вокруг нее столько неправды, что на две жизни хватит. Увы, ей не облечь в слова те чувства, которые они с Сидни испытывали друг к другу. Возможно, именно разлука подогрела их взаимное влечение. В те дни Пенелопа почти ничего не знала о сердечных делах и о том, как первая любовь формирует личность. Не проходит и дня, чтобы она не вспоминала о Сидни. То услышит фразу, которую он часто говорил, то увидит его во сне, то заметит в отдалении его брата, то вспомнит строку из его стихов.

– А как же отец?

– Твой отец здесь ни при чем.

– Но если вы любили другого, значит, вы ему изменили.

– Наша любовь была совершенно целомудренной.

– Как это понимать?

– В буквальном смысле, моя дорогая. – Пенелопа берет дочь за руку. – Ты еще многого не знаешь о любви.

– Я читала рыцарские романы и знаю, что такое куртуазная любовь. У вас было именно так? – Люси постукивает костяшкой пальца по обложке книги.

– Не совсем. – Пенелопа могла бы успокоить дочь, сказав, что все было именно так, но это неправда: их чувства с Сидни гораздо глубже, чем куртуазная любовь, предполагающая поверхностное обожание на расстоянии. – Однажды ты сама полюбишь. Скорее всего, это будет совсем не тот человек, которого мы с твоим отцом выберем тебе в мужья.

– Я не хочу замуж. – Маска отчужденности наконец спадает. Люси крепко прижимается к матери, совсем как дитя.

– Брак означает рождение детей, а дети – наивысшая радость, которую посылает нам Господь.

– Отец уже говорил со мной о браке.

Пенелопу уязвляет, что Рич с ней не посоветовался.

– Я этого не допущу, Люси. Тебе всего тринадцать, торопиться некуда. – Надо будет объясниться с мужем. В последнее время они редко видятся наедине – в основном при дворе, где им приходится изображать супружескую пару, или в компании ее брата. У Рича есть неприятная привычка появляться в Эссекс-хаусе, когда его никто не ждет.

– Жаль, нельзя навсегда остаться ребенком, – тихо произносит Люси.

Пенелопа с любовью обнимает дочь, вспоминая свое разочарование при ее появлении на свет: не просто обычное недовольство, которое испытывают родители, узнав, что их первенец – девочка, а раздражение от того, что на пути к долгожданной свободе возникло препятствие. Потом вспоминается доктор Лопес, его добрые слова и непривычное сочувствие. Пенелопа ощущает себя опустошенной и одинокой, ее охватывает тревога от мысли, что ей никогда не узнать правды о нем. Она до сих пор отказывается верить в виновность врача, хотя имелись неопровержимые доказательства его сношений с Испанией. Он спас жизнь Люси, и больше она ничего не хочет знать.

– Для меня ты навсегда останешься ребенком. – Пенелопа снимает с дочери чепец, гладит по смоляно-черным волосам.

– Мне страшно, матушка. Позавчера слуги говорили… – Неужели Люси узнала о постельных утехах отца? Девочка слишком любопытна, она подслушивает у дверей, перебирает вещи, читает письма, словно хочет разобраться, как устроен мир, чтобы сделать его безопаснее. Пенелопа до сих пор мучается совестью из-за того, что дочь не уверена в себе, словно отторжение при рождении навеки оставило на ней свой отпечаток.

– О чем, милая?

– Испанцы явятся сюда?

Пенелопа в недоумении:

– Испанцы?

– Я слышала, они сожгли дотла четыре города в Корнуолле.

– Нет причины волноваться. Это лишь один отряд, а не настоящая армия… авантюристы, а не военные… и не города, а мелкие деревушки… все уже позади. Кроме того, Корнуолл очень далеко, на другом конце страны. – Пенелопа ласково покачивает дочь. Люси не одинока в своем страхе: весь юг Англии теперь на взводе. Испанцы преподносят дерзкую вылазку как триумф, первый шаг к вторжению; к тому же им помогали английские католики. В голову приходят непрошеные мысли о французской резне. Когда Жанна рассказывала о тех событиях, в ее глазах плескался неподдельный ужас, а она стала свидетельницей лишь малой части происходящего; значит, там творился настоящий ад.

– Они такое делали с… – Люси замолкает, не в силах говорить. Страшно представить, что дочь могла подслушать из разговоров слуг, наверняка жуткие истории об ожесточенных схватках и сгоревших домах, – …с женщинами, – наконец произносит девочка. – Творили с ними ужасные вещи – чинили насилие, а потом отрубали руки и ноги.

– Это всего лишь байки, и чем дальше их пересказывают, тем большими подробностями они обрастают. – Однако это не байки. Война жестока как к мужчинам, так и к женщинам. Нападение было совершено из Бретани. Испанцы слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.

– Огонь надо выжигать огнем, – сказала Пенелопа Эссексу, когда они обсуждали новости с братьями Бэкон. – Дипломатия Берли не приносит плодов. Отправь войска в Испанию, Робин. Сожги их флот.

– Ты прославишься, – добавил Энтони Бэкон, потирая бедро, чтобы усмирить боль от подагры.

– Осталось только убедить королеву, – заметил Фрэнсис, легонько хмыкнув и жеманно взмахнув рукой. Пенелопа обратила внимание, что он часто сопровождает свои слова такими похмыкиваниями. Возможно, они, как язык тела во время игры в карты, несут в себе некое послание. – Сесилу это не понравится.

– Тем более нужно настоять, – поддакнул Энтони.

– Я осторожно поговорю с королевой, – сказала Пенелопа. – И ты тоже, Робин. Но крайне деликатно. Пусть думает, что это ее решение.

Брат улыбнулся обезоруживающей улыбкой:

– Я справлюсь.

– Но не… – Пенелопа прикусила язык, чтобы не сказать «не зазнавайся».

Расположение Елизаветы дает великую власть, и Эссекс возносится все выше, в то время как остальные фавориты теряют позиции. Пенелопа опасается, что он стал чувствовать себя неуязвимым. Это внушает тревогу: когда