Соперница королевы - Элизабет Фримантл

внушают дурные предчувствия. Сесил наблюдал, какой кровожадной становится толпа, увидев на сцене несправедливость: пьеса с неправильно расставленными акцентами способна спровоцировать мятеж. Как раз недавно шла драма о низложении Ричарда Второго. Сесил не может взять в толк, почему Елизавета одобрила спектакль. Особенно оскорбительные сцены были опущены, однако пьеса вполне могла внушить крамольные мысли. Вот что случается, думает он, когда необразованной черни предоставляется доступ к подобным развлечениям.

Навстречу плывет небольшое судно. «Тысячная толпа собралась на Тауэрском холме!» – кричит лодочник.

Сесила охватывает чувство, что хрупкие основы государства рушатся, и не только здесь, в Лондоне. Испанцев не удержать в пределах Европы; когда именно они доберутся до южных берегов Англии – лишь вопрос времени. Но самое тревожное известие – как предсказывал Эссекс, испанцы намереваются объединиться с Тироном в Ирландии. Граф бряцает оружием и грезит о славе, Сесил же опасается, что придется из полупустой казны оплачивать войну на два фронта. Он денно и нощно размышляет, выискивая дипломатическое решение. Нужно найти способ обойтись без кровопролития и разорительных расходов. Если ему удастся этого добиться, его имя будет вписано в скрижали истории.

Вид огромного моста возвращает Сесила к реальности. Новообретенная храбрость понемногу улетучивается. Что на него нашло? Ему и так чудом удалось избежать смерти, а речные пороги не менее опасны, чем разъяренная толпа. Его снова прошибает холодный пот.

Однако возвращаться поздно – судно уже во власти реки. Гребцы поднимают весла, хватаются за борта. Течение затягивает баржу под узкий пролет моста. Мужчины улюлюкают, перекрикивая рев воды. Сесил зажмуривается, задерживает дыхание, сосредоточивается, будто способен усилием воли не дать лодке опрокинуться. От напряжения шея болит все сильнее, но он не осмеливается поднять руку, чтобы растереть сведенные мышцы. Ему представляется, как его смывает в бушующий поток, кружит, переворачивает, тащит на глубину, пока легкие не взрываются от недостатка воздуха.

Баржа ухает вниз, заставляя внутренности болезненно сжаться, потом взмывает вверх и тяжело плюхается обратно. Вода перехлестывает через борт. Сесил ударяется плечом о переборку. «Пригнись!» – кричит один из матросов. Все пригибаются, а лодка несется сама по себе, без управления. Сесил обнаруживает, что оказался по щиколотку в воде, его лучшие туфли из итальянской кожи, сделанные искусным мастером, погибли.

Наконец все позади: гребцы смеются, дразнят друг друга за трусость. Сесил с облегчением вздыхает, возносит благодарственную молитву и принимает невозмутимый вид, пряча дрожащие руки. Нельзя показывать слабость, хотя трудно понять, как можно получать удовольствие от столь ужасного испытания, – только радоваться, что остался жив.

Один из матросов принимается вычерпывать воду. Сесил осматривает мокрые туфли. В сторону Тауэрского холма направляется толпа, все с самодельным оружием в руках. Баржа останавливается перед зубчатыми стенами. Отказавшись от помощи, Сесил поднимается на крышу рубки, чтобы лучше видеть.

На эшафоте стоит человек и что-то кричит толпе, размахивая ружьем. Сесил вспоминает – в последний раз он наблюдал здесь казнь доктора Лопеса. Это было год назад. Внутри набухает неприятная тяжесть – наверное, стыд. Удастся ли ему оправдаться перед Господом, когда наступит время? Он мог бы спасти доктора Лопеса, но в таком случае потерял бы милость королевы. Благодаря гибели невиновного его враг вознесся до небес. Сесилу тошно смотреть, как Эссекс раздувается от самодовольства, однако это меньшее из двух зол, – потеря доверия Елизаветы означала бы конец для всех Сесилов. Порой ему самому противны собственные поступки. Все это ради Англии, говорит он себе, и ради королевы. Остается утешаться мыслью – Эссекс высоко взлетел, зато при падении непременно разобьется вдребезги.

Человек на эшафоте стреляет в воздух. Толпа издает яростный рев. Некоторые кидают камни в окна. Бунтовщики вышибли ворота у портового склада и растаскивают бочки с рыбой. Сесил размышляет, кому из своих агентов поручить выяснить имена зачинщиков. Есть один, который водится с подмастерьями. Публичная казнь поможет утихомирить беспорядки. Тот, кто сейчас стоит на эшафоте, вскоре снова на нем окажется, умоляя Господа о милосердии и в муках наблюдая, как его кишки вываливаются наружу. Надо посоветовать королеве ввести комендантский час. Сесил сам не знает, зачем здесь оказался. С баржи все равно ничего нельзя сделать.

– Отвези меня во дворец, – приказывает он лодочнику.

В Уайтхолле Сесил встречает отца. Тот наблюдает, как Елизавета и Эссекс играют в шахматы. Граф отпустил пышную бороду, блестящую и мужественную, словно львиная грива. Королева смотрит на него, точно он – ее творение, и она довольна работой. В Сесиле вновь закипает старая зависть.

– А, Пигмей! Говорят, ты побывал в гуще битвы. – Он мечтает услышать хоть пару слов похвалы, но понимает: если описывать свои злоключения, все подумают, будто он напрашивается на комплимент.

– Да, я стал свидетелем беспорядков.

– С безопасной баржи. – Эссекс усмехается, словно желая сказать: будь он на месте Сесила, то бросился бы в гущу толпы и одной рукой разметал бы всех в разные стороны.

Сесил опускает взгляд на испорченные туфли; на черных чулках остались белые следы. Проходя через пороги, Эссекс наверняка бы шутил и смеялся. Откуда он узнал про баржу? Сесил мысленно припоминает гребцов, гадая, кому из них нельзя доверять. Впрочем, его могли заметить с другой лодки.

– Эссекс считает… – Королева передвигает коня.

– Я вижу, что у вас на уме, мадам, – игриво замечает граф. – Вы хотите съесть мою башню.

Интересно, что считает Эссекс, думает Сесил, переглянувшись с отцом. Не так давно он установил связь с бывшей любовницей графа, рассчитывая, что та окажется достаточно глупа, чтобы невольно выдать тайны Эссекса, – впрочем, безуспешно. Несмотря на его вспыльчивость, бахвальство и высокомерие, даже брошенная потаскушка продолжает хранить ему верность.

– Может, у меня на уме не твоя башня, а кое-что другое.

– О нет! – Эссекс хлопает себя по лбу. – Вы имеете в виду мою королеву. Как я мог этого не заметить? Ваше мастерство гораздо выше моего. Я повержен.

Елизавета издает довольный смешок. Сесил подозревает, что Эссекс нарочно ей поддался. Если так, он хороший притворщик.

– Эссекс считает, я должна ввести военное положение, а твой отец убежден, что это лишь подогреет беспорядки, не так ли, Берли?

– Совершенно верно, мадам. Полагаю, будет благоразумно применить иные способы, прежде чем прибегнуть к силе. Мы же не хотим, чтобы католики тоже включились в игру, иначе получим настоящее восстание.

– А ты что думаешь, Пигмей?

– Согласен с отцом. Действовать осмотрительно, захватить зачинщиков, публично их казнить… внимательно наблюдать…

– И позволить другим занять их место. Мы должны показать силу, – возражает Эссекс. – Я готов лично с этим разобраться.

Сесил представляет, как граф вскакивает на коня, в сверкающих доспехах, с