Соперница королевы - Элизабет Фримантл

мечом наголо, с этой бородой – настоящий мужчина. Весь Лондон будет в восторге; несмотря на благородную кровь, Эссекс легко находит общий язык с чернью. На память приходит жуткая рожа бунтовщика, прижатая к стеклу кареты. От воспоминания все внутри переворачивается.

– Я уже дала указания страже на такой случай, – говорит королева.

Сесил внутренне закипает. Эссекс прикрывает рот ладонью, пряча улыбку.

– Однако, – продолжает она, – мне нужны имена. Ты прав, Пигмей, надо устроить показательную казнь. Ты ведь готов испачкать руки?

Сесил смотрит на отца. Тот решительно кивает.

– Я буду счастлив сделать все необходимое, мадам. – Сесила уязвляет, что королева считает его подход к решению проблемы более грязным. Он чувствует себя побежденным.

– Тебе шах, Эссекс. – Елизавета торжествует.

– От ваших рук, ваше величество, я готов принять и шах, и мат. – Граф хлопает ресницами. Сесил едва сдерживает раздраженный стон.

– Мой милый мальчик, – говорит королева и затем обращается к Берли: – Разве вы не гордитесь, каким он стал?

– Разумеется, – отвечает тот. – Все молодые люди, выросшие под моим кровом…

– Оксфорд оказался не так хорош, скандалы липнут к нему как сырое яйцо.

– Зато Саутгемптон – славный малый, – вставляет Эссекс.

Твой прихвостень. Сесил вовремя прикусывает язык, чтобы не сказать это вслух.

– Саутгемптону еще предстоит себя проявить. Он совсем юн, но его нрав мне по душе. – Елизавета улыбается графу – эта улыбка предназначена только им двоим.

«А я, а как же я?» – хочет сказать Сесил, внутренне упрекая себя за то, что позволяет зависти взять верх. Проклятый Эссекс возвел между ним и королевой непреодолимую стену. Впрочем, Берли не выказывает признаков раздражения. Не силой, а терпением. Я незаменим, говорит себе Сесил, незаменим.

– Я дала разрешение сестре Эссекса на вступление в брак, – произносит королева.

Сесилу сразу представляется Пенелопа, хотя речь, разумеется, идет о Доротее, которая год назад стала вдовой. Это знак благоволения – еще недавно Елизавета не пожелала бы находиться под одной крышей с Доротеей Деверо, а теперь дала высочайшее соизволение на брак.

– Ах, свадьба, какое приятное известие, – произносит Берли, хотя Сесил знает: отец не меньше его озабочен значением подобной милости. – Могу ли я узнать имя счастливого жениха?

– Никаких шансов на спасение. – Эссекс задумчиво помахивает башней над доской. – Любой ход приведет меня к гибели.

– Нортумберленд, – объявляет королева.

– Вот как. – Берли невозмутим. Сесил не сводит глаз с доски, опасаясь ненароком выказать свое крайнее недовольство. Нортумберленд – один из самых могущественных графов в стране. Влияние Эссекса на Елизавету огромно. Нортумберленд и Рэли тесно связаны; Сесил рассчитывал, что в целом они поддержат его линию. Рэли – темная лошадка, но они всегда были полезны друг другу, и оба ненавидят Эссекса. Сесил лихорадочно соображает, можно ли извлечь выгоду из сложившейся ситуации.

– Пигмей, что с твоими туфлями? – интересуется королева. Даже дамы с дальнего конца зала обращают на них любопытные взгляды.

– Мы проходили пороги, чтобы добраться до Тауэрского холма. Я решил как можно скорее сообщить вам новости. Следовало бы переодеться, но я подумал… – Сесил сконфужен. Королева криво улыбается. Кажется, ей приятно его замешательство.

– Ты прошел пороги? Господи помилуй!

Он жалеет, что не придумал другое объяснение. Его бесит, когда к нему проявляют снисходительность, словно к ребенку, впервые севшему на пони.

– Пороги – отличная забава, не правда ли? – говорит Эссекс.

– Да, забава, – вторит Сесил, стараясь скрыть тлеющее негодование.

Октябрь 1595,

Лейз, Эссекс

Даже не переодевшись с дороги, Пенелопа решительно входит в детскую. Ее тут же окружают дети – все, кроме старшей, Люси: девочка стоит у окна, скованная робостью, которая приходит с началом взросления. Мистрис Шиллинг держит на коленях крошку Пеа, а ногой качает колыбельку. Пенелопа подхватывает трехлетнюю малышку, шепчет: «Ты моя горошинка», та лепечет: «Мамочка», – и улыбается, показывая ямочки на щеках. Пенелопа прижимает палец к курносому носику и тихо смеется. Возможно, Рич уже заметил, что у крошки Пеа нос как у отца. Она приподнимает льняной чепчик, вдыхает запах дочери, заглядывает в колыбельку, где крепко спит ее последнее дитя.

– Малыш, – крошка Пеа указывает пухлым пальчиком на младенца.

– Ну-ка покажитесь мне. – Пенелопа оглядывает своих отпрысков, одетых в лучшие наряды в честь ее приезда, веселых и взволнованных при виде матери. Ее сердце переполняет любовь. Некоторые дамы жалуются, что при их визите дети не отходят от нянек. Пусть жизненные обстоятельства не позволяют ей жить с детьми, однако она старается, чтобы драгоценное время, проведенное вместе, было полностью посвящено им и их забавам.

Младший сын протягивает матери морскую свинку.

– Я хорошо о нем заботился.

– Вижу, под твоим присмотром он процветает, Генри. Вы очень выросли, молодой человек.

Пенелопа гладит зверька, садится на пол, усаживает крошку Пеа к себе на колени. Дети, за исключением Люси, устраиваются рядом. Пенелопе не дает покоя мысль о том, что она услышала в пути. В соседнем доме укрывался католик; он прятался там четыре дня без воды и пищи. Она вздрагивает и вновь обращает внимание на детей. Остается надеяться, к тому времени, как они вырастут, мир станет безопаснее.

Крошка Пеа обхватывает ручонкой материнское ожерелье, лепечет: «Класивое».

– Вы привезли нам подарки? – спрашивает старший сын.

– Хоби! – укоряет его Эсси. – Как ты приветствуешь матушку?

Пенелопа гладит дочь по молочно-белой щеке.

– Так уж вышло, – обращается она к Хоби, который за месяц стал еще больше похож на своего дядю Эссекса, – у меня кое-что для тебя есть. – Глаза мальчика загораются от восторга. – На улице.

Он вскакивает на ноги:

– Можно посмотреть?

– Но сперва обнять и поцеловать. – Пенелопа раскрывает объятия, притягивает детей к себе, улыбается Люси, которая делает вид, будто смотрит в окно. Девочка улыбается в ответ, однако без теплоты: возможно, чувствует себя слишком взрослой для нежностей, ведь ей уже тринадцать. Пенелопа вспоминает, что в этом возрасте уехала в дом графини, ощущая себя слишком взрослой для детских забав и в то же время втайне желая к ним вернуться.

Генри запечатлевает на ее щеке липкий поцелуй.

– Идите на конюшню, попросите Альфреда показать подарок. Эсси, присмотри за братьями.

Дети выбегают из комнаты. Пенелопа не может выкинуть из головы мысль о священнике; возможно, сейчас его пытают в Тауэре. Какому риску подвергаются безымянные агенты, собирающие ценные сведения в Европе! А из-за бедняги, схваченного за несколько миль отсюда, это место, которое она считала безопасным, теперь кажется ненадежным, словно сделанным из бумаги.

Пенелопа передает крошку Пеа няне.

– Я так благодарна вам за заботу о них.

Ей невольно вспоминается, как мистрис Шиллинг поддержала ее в тот