Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков

остаётся вопрос о личности погребённого вместо Дмитрия ребёнка. До сих пор называлось только одно имя — некоего поповского сына Кориона Истомина, но это не более чем предположение, как и всё, что говорилось и ещё будет говориться по этому поводу.

Ясно одно: исчезновение двойника царевича должно было остаться незамеченным, поэтому вряд ли он мог принадлежать к какому-нибудь угличскому семейству. Мне кажется, что наиболее вероятную кандидатуру нужно искать среди путешествующих богомольцев или нищих, стекавшихся в субботний день ко дворцовой церкви в чаянии милостыни. Несчастной жертвой мог оказаться, например, мальчик-поводырь.

Если же заговор по сокрытию Дмитрия подготавливался Нагими заранее, то двойник царевича мог быть подыскан ими более тщательно. Во всяком случае, я нисколько не сомневаюсь, что подменный ребёнок не был найден уже мёртвым среди случайных жертв городской резни 1591 года, а был убит Нагими.

В 1671 году представители рода Отрепьевых подали царю Алексею Михайловичу челобитную с просьбой разрешить им переменить скандальную фамилию. По высочайшему указу им была возвращена их коренная фамилия — Нелидовы.

Плохо скроенная легенда стала историей.

Царствие Бориса

В январе 1598 года на сорок первом году жизни скончался царь Фёдор. С его смертью пресеклась династия Калиты на московском престоле (царевна Федосья, — единственный ребёнок, появившийся от брака Фёдора с Ириной, — умерла вскоре после своего рождения в 1592 году). Бояре присягнули было царице Ирине, но она через девять дней после смерти мужа постриглась в монахини. Тогда собравшийся в феврале Земский собор под председательством патриарха Иова избрал на царство Бориса Годунова.

Хорошо известно, какой политический спектакль был при этом разыгран. Борис удалился к сестре в Новодевичий монастырь, будто бы сторонясь всего мирского. Стрельцы и приставы силой согнали народ под окна царицы-инокини бить ей челом и просить её брата на царство. Народные вопли и рыдания не стихали много дней (слёзы составляли важную часть древнерусского ритуала, поэтому за неимением их некоторые челобитчики мазали луком глаза или просто мочили веки слюной). Когда царица подходила к окну, народ с волчьим воем падал ниц, устилая живым ковром монастырский двор; замешкавшихся приставы пинками в шею гнули к земле. От натужного вопля, говорит очевидец, багровели лица, расседались утробы кричавших, невозможно было находиться рядом с ними, не зажав ушей.

Царица, тронутая зрелищем народной преданности, благословила брата на царство. Патриарх от имени земских людей несколько раз приходил в келью Бориса и упрашивал его принять державу, грозя даже в случае отказа отлучить его от церкви и прекратить отправление богослужения по всей стране. Наконец добились его согласия. С видом великой скорби Борис залился слезами и, подняв глаза к небу, сказал: «Господи боже мой, я твой раб; да будет воля Твоя!»

Венчание на царство состоялось 1 сентября. В церкви Борис громко сказал патриарху поразившие всех слова: «Бог свидетель, отче, в моем царстве не будет нищих и бедных». Затем, дёрнув ворот рубашки, он добавил: «И эту последнюю разделю со всеми!»

И действительно, царствование Бориса открылось невиданными щедротами и милостями. Крестьяне были освобождены на один год от уплаты податей, а инородцы — от ясачного платежа; купцы получили право беспошлинной торговли сроком на два года, служилым людям выдали разом годовое жалованье. Закрылись кабаки, где народ пропивался до исподнего, сидевшие в тюрьмах вышли на свободу, опальные получили прощение, казни прекратились совсем, вдовы, сироты и нищие получили вспоможение. Царь строил новые города — Цивильск, Уржум, Царёво-Кокшайск, Саратов, Царицын, укреплял старые, украшал Москву, «как невесту», по выражению патриарха Иова. Даже недоброжелатели Бориса отмечали, что он «всем любезен бысть» и что в первые два года его царствования Россия цвела всеми благами.

Бескнижный, то есть неграмотный Борис испытывал истинную тягу к просвещению и науке. Своему сыну Фёдору он дал блестящее образование, которое позволило ему, между прочим, составить первую карту Российского государства. Именно Борис, а не Пётр I, направил заграницу первую дюжину русских студентов. Правда, спустя много лет на родину возвратился лишь один школяр. Остальные, вкусив пресловутых плодов свободы и просвещения, предпочли остаться там, куда их так неосмотрительно отпустили.

Кроме того, Борис серьёзно намеревался упрочить свободу и благосостояние крестьянского сословия. Незадолго до смерти он готовил указ, который бы точно определил оброки и повинности крестьян в пользу помещиков. Чтобы вполне оценить революционное значение этой меры, надо помнить, что русское правительство так и не решилось воплотить в жизнь Борисов замысел до самого освобождения крестьян от крепостной неволи в 1861 году.

И вдруг всё изменилось. В 1600 году возобновились опалы. Особое ожесточение Борис проявил по отношению к Бельскому и семье Романовых. Царицу Марфу Нагую, вдову Грозного, которой в последние годы царствования Фёдора было разрешено жить в Москве, отослали в дальний монастырь, вёрст за 600 от столицы. Впрочем, приставам, назначенным следить за ссыльными, было приказано заботиться о безопасности поднадзорных и их безбедном содержании, но в то же время строжайше предписывалось следить, чтобы они не общались ни с одной живой душой и ни с кем не переписывались, словно Борис стремился пресечь тайные сношения бояр с кем-то. Тогда же Годунов распорядился сделать перепись монахов по монастырям.

На этом царь не успокоился. Шпионство и доносы приобрели необыкновенный размах, сопровождаясь пытками, казнями и разорением домов. Стало страшно упоминать само имя Бориса — за одно это царёвы соглядатаи хватали людей и тащили в пыточную. Сам царь спрятался во дворце и почти не появлялся перед народом.

Сначала никто не мог понять причину этих погромов. Было ясно, что Борис кого-то ищет, и этот неведомый кто-то, представляет большую угрозу для царя. Потом распространился слух, что около 1600 года в Литву ушёл некий юноша, и будто бы это не кто иной, как царевич Дмитрий, чудесно спасшийся от убийц, подосланных Годуновым. Это известие, как молния, осветило умы людей, тайная причина гонений стала ясной. Француз Жак Маржерет, служивший тогда в иноземной гвардии Бориса, определённо говорит в своих записках, что пытки и доносы начались из-за «распространившихся в народе слухов о живом Дмитрии».

Напомню два важных момента. Первый из них — стопроцентный факт: этот человек не был Григорием Отрепьевым. Второй