Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон

О растрогавшей её Реем Меркель не забыла. Она дважды приглашала юную беженку в Берлин, где та рассказывала о том, как жила в Ро́стоке последние четыре года и насколько привыкла к этому немецкому городу. «Мои друзья, моя комната, мои доктора — все они здесь», — говорила Реем. Наконец-то ей назначили лечение от церебрального паралича. Эти встречи были трогательными как для девушки, так и для канцлерин. Реем сопереживала Меркель и позже отмечала, что та некогда «была такой же беспомощной, как и мы».

Тем летом из хорошо знакомого Меркель места продолжали поступать ужасающие снимки. На них был изображён будапештский железнодорожный вокзал Ке́лети, где юная Ангела Каснер в студенческие годы, путешествуя по Восточному блоку, видела некогда величественный вход в бывшую Австро-Венгерскую империю. Знакомое место теперь полностью отражало равнодушие Европы к бедственному положению чужаков. Под высокими сводами вокзала сирийские беженцы установили потрёпанные палатки. Временный лагерь беженцев вскоре наполнился тысячами людей, которых загнало в ловушку чужое правительство: оно не желало ни предоставлять им убежища, ни пропускать их дальше. Орбан провозгласил себя защитником европейского христианства от мусульманского «вторжения». Подвластному государству телевидению было запрещено показывать изображения детей-беженцев, чтобы некоторые венгры не начали сомневаться, а правда ли на их территорию пытаются прорваться потенциальные террористы. Осознав, что им так и не дадут сесть на поезд ни до Австрии, ни до Германии, многие беженцы в отчаянии отправились к австрийской границе пешком. В августе того же года семьдесят один беженец задохнулся в запертом грузовике, который бросили на австрийском шоссе торговцы людьми. Даже некоторым из сторонних наблюдателей стало не по себе. И канцлерин перестала быть сторонним наблюдателем.

Меркель фотографии из Венгрии — члена Европейского союза, который некогда сам поощрял учиняемый нацистами геноцид, — потрясли. Система ЕС по работе с беженцами, так называемый Дублинский регламент, в соответствии с которым мигранты должны были регистрироваться, а после получать поддержку в той стране, чью границу они пересекли первой[35], не сработала как из-за огромного числа беженцев (их было больше, чем могли принять государства, обычно выступающие в роли «дверей» — Греция, Италия и так далее), так и из-за нежелания стран-участниц соблюдать правила. Сами беженцы тоже усугубляли и без того непростое положение: они не хотели регистрироваться в Венгрии, поскольку та проявляла к ним открытую враждебность. Чтобы разобраться с происходящим, Орбан решил умыть руки и позволил тысячам мигрантов сесть на поезда, чтобы те наконец покинули пропахший и переполненный вокзал Ке́лети. Однако проблему это не решило: мигрантов просто-напросто в очередной раз выгнали.

И вот в конце августа 2015 года Меркель объявила — без предупреждения — об изменении политики. «Германия не отвернётся от беженцев, — сказала она, забыв о Дублинском регламенте и привычной осторожности. — Если Европа не справится с потоком беженцев, то ей ещё над собой работать и работать, — продолжала она, призвав двадцать шесть оставшихся членов ЕС предоставить убежище ещё большему числу беженцев, конечно, в соответствии со своими возможностями. — Я не хочу участвовать в европейском соревновании на худшее отношение к беженцам», — заявила она. Число людей, которые переплывали Средиземное море на шатких судах или пересекали Балканы в направлении Германии, росло, однако Меркель ясно дала понять: думать, что с этим делать, должны не сами беженцы, которым нужна помощь, а принимающие государства. Ни один другой лидер в Европе и даже в мире не выражал такую чёткую и человечную позицию насчёт ответственности Запада за тех, кто пострадал от их нескончаемых войн.

Меркель обожала историю, а потому, несомненно, знала о событиях другого лета, оставшегося в памяти поколений, — лета 1938 года, когда представители тридцати двух стран, включая Соединённые Штаты, собрались в славном французском курортном городе Эвиан-ле-Бен на Женевском озере, чтобы обсудить, как поступать с немецкими и австрийскими евреями, которые отчаянно пытаются избежать петли, что затягивает на их шее Гитлер. В конце концов все решили ничего не делать — и миллионы евреев погибли от рук нацистов. Меркель была готова на многое, чтобы такое не повторилось.

Сегодня удивляет не то, что Меркель тогда решила высказаться, а то, что она высказалась, судя по всему, не посоветовавшись ни с кем из европейских союзников. Отчасти дело было в лете: ей было трудно связаться даже с некоторыми из немецких министров (те отдыхали). Хотя с большинством канцлерин в конце концов всё-таки поговорила и убедила их в своей правоте. Однако одного из них, насколько нам известно, Меркель всё-таки не предупредила, а именно Хорста Зеехофера, главу партии, близкой её собственной (Христианско-социального союза в Баварии, или ХСС). Зеехофер почему-то не ответил на звонок канцлерин по мобильному, а позже заявлял, что та недостаточно упорно звонила. Зеехофер был не единственным политиком, который не одобрял решение Меркель. Некоторые, более консервативные члены её собственной партии заявляли, будто Меркель действовала под влиянием чувств, а не разума. Мы прекрасно знаем, что Ангела Меркель отнюдь не из тех, кто решает что-то на эмоциях или действует по прихоти. Однако многие, безусловно, считали, что можно было вести политику Германии и ЕС в отношении беженцев как-нибудь иначе.

«Ей нужно было провести переговоры в ЕС, — говорил Генри Киссинджер, как всегда не чуждый коварству. — Если бы с ней никто не согласился, тогда было бы видно: она действует потому, что остальные бездействуют». Другие критиковали канцлера за слишком узколобое мышление. Как справедливо замечал Гельмут Коль, «решения, принятые в одиночку и касающиеся при этом целых государств, какими бы оправданными они ни казались отдельному человеку, должны уйти в прошлое. Народам Европы стоит напоминать о том, что такое целесообразность». Коль, можно сказать, заявил, что женщина, которая открыла границы своей страны для тысяч беженцев, повела себя эгоистично. Киссинджер согласился. «Приютить одного беженца — это проявление человечности, — предостерегал он свою некогда подопечную, — однако впустить миллион чужаков значит поставить под угрозу немецкий народ». На что Меркель ответила: «У меня не было выбора».

Возможно, его и вправду не было. «Она тогда не думала о политических последствиях. Она никогда в жизни с подобным не сталкивалась — ни до, ни после, — отмечала Эллен Убершер, немецкая протестантка и богослов, которая знала канцлера на протяжении десятилетий (и которая училась английскому у матери Ангелы). — Христос всегда на посту. Христианское воспитание не прошло даром. Её поступок достоин Мартина Лютера». Учитывая, что Меркель, придерживающаяся лютеранских ценностей, начинала свой жизненный путь в самые мрачные годы немецкой истории, а недавно причинила страдания грекам, заставив их экономить, можно заключить, что канцлерин и