Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

«Получив на высочайшее утверждение приговор (по делу о дуэли с Барантом), Николай сам выбрал полк – Тенгинский, а на пакете, в котором было прислано решение генерал-аудитора, приписал: „Исполнить сегодня же“. Факт, казалось бы, настолько красноречивый, что даже комментарии не требуются. Однако делать на этом основании из государя злодея было бы все-таки не историчным. Тенгинский пехотный считался самым исправным и славным из кавказских полков, а воспитание посредством настоящей фронтовой службы – верным средством от пагубного легкомыслия и неприличной в „государстве порядку“ ветрености.

Это во-первых. Во-вторых. Выбирая для провинившегося гусара исправительный полк, Николай и мысли не допускал, что операция, в которой эта воинская часть должна стать основной победительной силой (так называемая „убыхская экспедиция“, предполагающая проникновение вглубь гор на территорию черкесского племени убыхов), обречена на провал. …И если господин Лермонтов настолько не дорожит жизнью, что позволил „французишке“ запутать себя в дуэльную мерзопакость, так пусть уж лучше рискует в деле, которому суждено принести славу Отечеству».

Ту же цель, думается, преследует и запрещение покидать полк – пусть поручик повоюет там, где требуется его воинское умение – то самое, которое хотели отметить наградой. Следует сказать также, что в 1837 году к Тенгинскому полку были прикомандированы Монго-Столыпин и Мартынов, отправившиеся на Кавказ совершенно добровольно. Вместе с полком они проделали труднейший поход, в котором десятки раз могли погибнуть. Однако почему-то никто этим не возмущался и слез не проливал!

Таким образом, внимательно и непредвзято рассмотрев известные обстоятельства весны и начала лета 1841-го, мы увидим, что так называемые «ненависть» и «гнев» императора есть не более чем его недовольство нарушениями различных правил поведения, которые он установил для своих подданных. Отсюда и более или менее резкая реакция в каждом из этих случаев. В подтверждение этой мысли сошлемся на мнение А. Марченко: «Читателю, недостаточно отчетливо представляющему себе психологическую и бытовую атмосферу тех лет, подобная реакция может показаться болезненно-маниакальной. Но это, увы, не так: ничего исключительного в поведении Николая нет и на этот раз. Нет даже пресловутого самодурства. Есть лишь маниакальная приверженность уставу и порядку – черта, кстати, характерная для всех сыновей Павла I».

Пренебрежение Порядком – вот что, по мнению императора, главное в поведении поручика Лермонтова, вызвавшее и его гибель.

Эпизод шестой. П. П. Вяземский в своих воспоминаниях передавал такой факт: «Летом во время красносельских маневров приехал из лагеря к Карамзиным флигель-адъютант полковник конногвардейского полка Лужин (впоследствии московский обер-полицмейстер). Он нам привез только что полученное в главной квартире известие о смерти Лермонтова. По его словам, государь сказал: „Собаке – собачья смерть“».

Сколько радости доставляет эта, якобы сказанная императором, фраза врагам самодержавия! Ее на все лады склоняли в XIX веке фрондирующие современники поэта, порою произвольно переиначивая фразу – «Туда ему и дорога». Ее повторял едва ли не каждый, писавший о гибели Лермонтова в XX столетии. Но вот наступил XXI век и, наконец, послышался разумный голос серьезного исследователя Д. А. Алексеева, который рекомендовал обратиться к словарю и узнать истинный смысл французской фразы «Тelle vie, telle fin (mort)», произнесенной Николаем Павловичем: «Если бы эта фраза воспринималась как в дословном цивилизованном переводе с французского „Какова жизнь, такова и кончина“ (Французско-русский словарь, извлеченный из новейших источников В. Эртелем. СПб., 1842. Т. 2. С. 384) – то она, разумеется, не получила бы в тогдашнем обществе столь сильного отклика».

Наверное, лингвистам и фольклористам стоит совместно поискать, когда и почему это французское выражение приобрело у русских столь резкий, даже грубый смысл. Но император, конечно же, произнося его, имел в виду дословный смысл – «как жил, так и окончил (умер)». То есть жил, постоянно нарушая Порядок, и умер не так, как положено человеку этот Порядок соблюдающему, – не на поле брани, не от болезни, а преступив закон, категорически запрещающий дуэли.

Можно углубляться и в другие, менее значительные эпизоды, поднимаемые на щит противниками самодержавия, такие как раздражение царя по поводу стихотворения Лермонтова «1 января», недовольство Николая Павловича и его брата присутствием Лермонтова на балу у графа Воронцова-Дашкова зимой 1841 года и т. п. Но едва ли и там обнаружим весомые причины для ненависти царя и его желания физически уничтожить Лермонтова. А главное (и это не раз повторяли противники версии о причастности самодержавия к гибели поэта), ни император, ни шеф жандармов Бенкендорф, как бы они ни относились к Лермонтову, ни в коей мере не могли – прямо или косвенно – повлиять на преддуэльную интригу. Хотя бы потому, что просто не знали о нахождении Лермонтова в Пятигорске. В Петербурге об этом стало известно уже после дуэли.

Однако их оппоненты не хотят прислушиваться к голосу разума. Пусть это так, говорят они, но в Пятигорске были люди, которые хорошо знали об отношении к Лермонтову императора! И вот они-то, желая угодить царю, погубили поэта. Опровергнуть подобное утверждение уже не так просто. Ведь в козни таких врагов поверить действительно легче, чем в ненависть царя. А проверить эту версию труднее – хотя бы потому, что никто не пытался толком объяснить, кто же они, эти враги. Что ж, придется внимательно посмотреть на жителей и гостей Пятигорска, чтобы найти среди них врагов поэта, если они действительно существовали.

Ищем пятигорских врагов

Имелись ли в Пятигорске люди, желавшие порадовать императора преследованием неугодных ему лиц?

Прежде чем ответить на этот вопрос, спросим, а были ли в Пятигорске лица, неугодные императору? Оказывается, сколько угодно! Причем немалую часть их находим как раз в лермонтовском окружении – практически каждая более или менее заметная личность из друзей и приятелей поэта по той или иной причине вызывала неудовольствие, а то и гнев самодержца. Скажем, Столыпина он не любил за слишком эффектную внешность, делавшую того соперником монарха в дамском обществе. Да еще есть сведения и о том, что Монго вместе с компаний друзей упрятал от его величества некую даму, на которую тот имел виды. Чем не повод для вражды?

Князь Сергей Трубецкой наказывался Николаем Павловичем неоднократно и очень сурово за малейшую «шалость», которая любому другому сошла бы с рук. Значит, была для этого какая-то причина, и она, несомненно, позволила бы императору порадоваться лишнему поводу наказать князя «на всю катушку». Но, как известно, никто, решительно никто не пытался втянуть Трубецкого в дуэльную интригу!