Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.

Лиам сдерживает рыдания и качает головой.

— Он спас нас. — Свежие слезы падают с его глаз, и он стискивает зубы, заставляя себя продолжать. — К-Кросби застрелил его.

На этих словах заканчивается мой мир.

Моя родственная душа не может умереть. Наверное, я бы почувствовала сдвиг во Вселенной. Я бы почувствовала обрушившуюся на меня тяжесть, как давление на глубине моря, не так ли? Разве мое сердце и душа просто… не знали бы?

Нет, они ошибаются. Я все еще чувствую его. Он все еще здесь.

Джеймс хмурится и крепко держит меня за руки, беря на себя бремя рассказать мне новость, которую Лиам не может произнести.

— Он был ранен в позвоночник, что мгновенно парализовало его ниже пояса. Каким-то чудом он удержался на ногах и прижал свой свитер к твоему сердцу, чтобы остановить кровотечение. Вы все прибыли сюда живыми. Ваше состояние ухудшалось. Без пересадки сердца ты бы умерла. Он не выдержал. — Джеймс дает волю слезам, когда прочищает горло. — Его последней просьбой было, чтобы ты получила его сердце.

Я родилась с больным сердцем — в прямом и переносном смысле.

Но Лэнстон отдал мне свое сердце, и благодаря ему я буду жить.

Благодаря ему я больше никогда не буду воспринимать свою жизнь как должное.

XLVI

Уинн

Год после пожара

Снег падает за окнами кофейни, как маленькие хлопья ваты, мягко и медленно.

В Бостоне гораздо теплее, чем в Монтане. Я подпираю голову ладонью и наблюдаю, как мимо проходят люди, закутанные в теплую одежду, их дыхание клубится в воздухе, когда они смеются.

Лиам ставит передо мной тарелку, потом два кофе. Перед тем, как сесть напротив меня, он целует меня в щеку.

— С чего ты хочешь начать сегодня?

Он улыбается и протягивает руки через стол к моей.

Я переплетаю наши пальцы и улыбаюсь в ответ.

— Что ж, нам нужно заехать в офис и забрать новые планы этажей, а затем мы практически свободны до завтрашнего рейса.

Он кивает и поднимает бровь с намеком на неприятности.

— О каком количестве свободного времени мы говорим, Уинн?

Я смеюсь.

— Пожалуй, хватит на все, что задумал твой аморальный ум.

Мы идем к новому офису Джеймса вниз по улице.

Это то, что я люблю в городе — можно просто пройти квартал или два и быть там, где тебе нужно, большую часть времени.

Также помогает то, что мой брат хотел переехать, чтобы быть ближе ко мне.

Я беру чертеж мемориала и позволяю слезам беззвучно падать.

Поле лунных цветов станет мемориальным парком, вокруг него проложат дорожку и установят высокие каменные столбы с выгравированными на них именами тех, кого мы потеряли.

Пропавших без вести нашли там, под цветами, и наконец-то похоронили, но Монику мы так и не нашли.

Мы рассматриваем планы нового реабилитационного центра «Приют Невер», который будет построен на месте «Харлоу».

Мне больно смотреть на то, что его заменят новым зданием. Воспоминания людей и исцеление, которое я пережила там, никогда не будут превзойдены, но, возможно, с любовью и временем мы сможем создать новое реабилитационное учреждение, которое станет домом для многих таких, как мы.

Таких, как Лиам, Лэнстон и я. Тех, кто придет после нас.

Я смотрю на Лиама с обожанием. Он с восторгом изучает технические характеристики нового здания и рассказывает Джеймсу, как великолепно оно выглядит. Его голубые глаза поднимаются на меня, даря мне простую улыбку, которая говорит, что он все еще борется с битвами внутри, так же, как, я уверена, и я. Но мы так выросли вместе.

Мы втроем были лекарством. В самые темные часы, в самые темные ночи мы были светом.

Когда мы доезжаем до нашей квартиры, солнце уже садится за горизонт.

Лиам кладет на пол пакеты с продуктами, которые мы купили на вечер, чтобы перекусить во время просмотра фильма.

— Попкорн, моя дорогая? — спрашивает Лиам.

Я не знаю, почему, но он уже ставит пакет в микроволновую печь и знает, что я отвечу «да».

— Я люблю тебя.

Я легкомысленно улыбаюсь, обнимая его широкую грудь.

Он разворачивается и подхватывает меня на руки. Я визжу, когда он несет меня на диван, целует в шею и губы, лишь на мгновение останавливаясь, чтобы прошептать:

— Remedium meum.

Эти слова вызывают слезы на моих глазах каждый раз, когда он их произносит, всегда с такой же теплотой и преданностью, как и в первый раз, когда я их услышала.

Я глубоко целую Лиама. Его язык страстно гладит мой, рука скользит под мои леггинсы и начинает кружить вокруг моего клитора.

Стону и изгибаюсь под ним, пока он дразнит меня. Его член уже натягивает спортивные штаны, и я знаю, что вечер кино превратится в ночной сеанс траха, пока мы будем наблюдать, как люди убегают от призраков и разгадывают тайны.

Микроволновка звенит, и я неохотно отрываюсь от его голодных губ.

— Попкорн остынет, если мы его не достанем, — предупреждаю я его.

Лиам засовывает палец в мою киску и двигает им, заставляя меня запрокинуть голову назад и закричать.

— К черту попкорн, Уинн. Я хочу тебя, — бормочет он, стягивая с меня штаны, припадая губами к моему жаждущему клитору.

Несколько раз лижет меня своим горячим языком, затем смотрит на меня с жаром и уязвимостью в глазах.

Я смотрю на него, хмуря брови, когда он останавливается и поднимает голову.

— Знаешь, чего я еще хочу?

У меня перехватывает дыхание.

— Что, любимый?

Я прижимаю руку к его щеке, и он наклоняется к ней, на мгновение закрыв глаза.

Подносит руки к моему животу и смотрит на меня мрачными, полными надежды глазами.

— Это последняя часть нашего лечения.

На мои глаза наворачиваются слезы, и я кусаю губы, чтобы сдержать крик в груди. Его слезы отправляют меня за край.

Он поднимает меня и крепко обнимает.

— Если ты не…

— Нет. Я хочу. — Рыдаю в его плечо. — Я хочу, чтобы нас снова было трое.

Он прижимает мое лицо к своему и целует теплые слезы, падающие на него. Наши слезы медленно трансформируются — радость за наше будущее и грусть за прошлое.

Лиам проводит пальцем по татуировке на моей руке, в том самом месте, где была татуировка Лэнстона.

III

Эпилог

Лиам

Два года после пожара

«Приют Невер» возвышается в лучах утреннего солнца.

Он прекрасен, здесь есть все, чем был «Харлоу», и даже больше.

Серый кирпич контрастирует со свежевысаженными хризантемами и бархатцами вдоль подъездной дорожки. Некоторые из моих самых темных призраков живут здесь, думаю я, когда глубоко вдыхаю хрустящий аромат осени.

Но некоторые из моих самых заветных моментов также родились здесь.

Уинн прижимается к моей груди, и я прижимаю ее к себе.

Джеймс привез нас сюда перед церемонией перерезания ленточки, чтобы мы могли еще раз постоять там, где все закончилось, перед новым началом. Я замечаю женщину среднего возраста, которая идет по тропинке к мемориалу с лунными цветами в руках, ностальгически прогуливаясь по территории.

Моника, я хотел бы думать. Но я не уверен, что когда-нибудь узнаю.

— Это идеально, — бормочет Уинн, вытирая слезы. — Лэнстону понравилось бы это место. То, что мы сделали. Он бы…

Она замолкает и сжимает челюсти.

— Он бы улыбался от уха до уха. Просил бы нас освежить подъездную дорожку гонками.

Я смеюсь и пытаюсь сдержать слезы.

Уинн смотрит на меня и улыбается, по ее лицу текут слезы, она такая же прекрасная, как и в тот день, когда я впервые увидел ее.

Осторожно кладу руку на ее живот, растущий от нашего ребенка. Ее рука встречается с моей.

Это то, чего я хочу до конца своей жизни. Нас троих.

Моя жена, которая любит меня, несмотря на темноту, злость и жестокость. Мой ребенок, который будет знать истории тех, кого уже нет. Тех, кто был до нее.

И я.

Я научился прощать себя. Научился любить себя.

— Remedium meum, — бормочу я, прижимая длинный, обожающий поцелуй ко лбу Уинн. — Давай позаботимся о том, чтобы оранжерея была заполнена цветами до того, как все приедут. Потом мы навестим Лэнстона и убедимся, что в этом году у него новая кепка.